Золотые поля

— Он был одет как на работу?

Дворецкий лишь покачал головой.

— Сказал, куда отправляется?

— В Андерсонпет.

Она вздохнула.

Существовала только одна причина, по которой муж мог отправиться в Андерсонпет. Он решил посетить местную забегаловку, где варили самогон, и напиться там мерзкой араки без цвета и запаха, сгубившей не одного жителя деревни.

Когда Джек наконец вернулся домой, брюки на нем были разорваны, нога кровоточила, а в глазах горел странный огонь, которого Канакаммал никогда прежде не замечала. Она держалась на расстоянии. Из опыта ей было известно, что муж никогда ее не ударит, однако в дурном настроении он мог говорить злые вещи и совершать самые дикие поступки.

— Принести тебе что-нибудь? — спросила Канакаммал, когда Джек сорвал с себя одежду.

Теперь, когда он снял брюки, она увидела, что на ноге у него длинная, глубокая рана.

— Мне надо протрезветь. — Брайант погрозил ей пальцем.

Канакаммал занялась приготовлением кофе и чапати, пресных лепешек. Наевшись, он должен уснуть. Однако Брайант явился к столу с влажными волосами, бритый, хотя и с порезами, и одетый как на работу. Его взгляд блуждал и никак не мог сфокусироваться. С красными кругами вокруг глаз, Джек дышал так тяжело и хрипло, что жена это слышала.

— Я приготовила тебе завтрак, — осторожно произнесла она.

— Только черный кофе. — Он произносил слова слегка неразборчиво.

Огорчение резануло ее, как ножом. Канакаммал налила мужу чашку горячего кофе, тихо опустилась на стул напротив и произнесла что-то на тамильском.

— Ты о чем? — нахмурился он.

— Мне было легче сказать это на родном языке.

— Сказать что?

— Что я тебе сочувствую.

— Мы все умрем, — пожал он плечами.

— Скорбь — это нормально. — Канакаммал поняла, что Джек опять закрылся в броню.

— Отец не хотел бы, чтобы я тратил время, оплакивая его. — Джек говорил медленно, словно сосредоточивался на каждом слове. — Я помню, как умерла наша собака. Мне тогда было семь. Я проплакал ночь напролет, а отец рассердился. Он взял ее щенком и очень любил, но сказал, что ее жизнь закончилась и нет никакого смысла поднимать из-за этого шум. Отец заявил, что когда она была жива, то знала, что ее любят, а теперь ей наши рыдания не помогут.

— Хороший совет, — осторожно произнесла Канакаммал.

— Да, старушка Рози и правда знала, что ее любят. Но известно ли было отцу, что я его обожаю? Я не показывал своих чувств.

— Он знал.

— Откуда ему было знать, черт возьми? — Джек ударил кулаком об стол. — Как?

— То, что ты сейчас так оплакиваешь отца, означает, что ты его любил. Он не мог этого не понимать.

Брайант безнадежно покачал головой.

— Я был никуда не годным сыном. Если на то пошло, настолько негодным, что мать, наверное, уже похоронила отца. Очевидно, она не считала, что стоит дожидаться меня.

— Пей кофе. Наверное, твоя мать сочла за лучшее не заставлять тебя приезжать только на похороны.

Проигнорировав ее слова, он осушил чашку.

Канакаммал налила еще.

— Какие-нибудь новости от Синклеров? От Айрис? — осведомился он.

Она удивилась, что Джек вспомнил.

— Когда появилась миссис Уокер, я ушла.

— Черт возьми Неда с его ревностью. — Внезапно Брайант поднялся, держась за стол, Канакаммал тоже встала. — Не суетись, женщина. Я иду на работу.

— Разумно ли это делать? У тебя горе. Как же Нед?

— Он дурак, а отец мертв. Я не в силах изменить ни то ни другое, — произнес он со свирепой интонацией.

Джек вышел в коридор, потянулся за рабочей фуражкой, нацепил ее, кинул на жену прощальный загнанный взгляд и исчез.

Канакаммал бросилась на веранду, но он уже шагал по дороге. В отдалении, за холмистой землей, на фоне закатного неба вырисовывался одинокий силуэт шахты Топ-Риф с гигантским маховым колесом и скелетом подъемника. Провожая взглядом мужа, она положила руку на живот. Беременность была в самом начале, но Канакаммал могла поклясться, что ребенок плачет. Она чувствовала, что у нее будет мальчик, и теперь рыдала вместе с сыном, прощаясь с его отцом и своим мужем, который их покидал.

44

Это был чрезвычайно просторный кабинет с выстроившимися вдоль стен книжными полками темного дерева, на одной из которых торжественно отмеряли время старинные часы. Прочее их содержание составляли грамоты в рамках, кубки, книги и разнообразные безделушки, а также снимки человека, восседающего в этот момент за громадным письменным столом в самой середине кабинета. Стены украшали фотографии прежних старших инспекторов. Придет время, и он вот так же строго будет взирать на того, кто его сменит.

Однако в данный момент Дрэвид, старший инспектор полиции Индии в Бангалоре, размешивал в чае пальмовый сахар и смотрел на Маргарет Брент. Чай еще слегка пенился. Помощник налил его с некоторой высоты, чтобы слегка остудить.

— По-индийски, — объяснил старший инспектор.

— Как необычно, — отозвалась миссис Брент, несколько, как ему показалось, язвительно, хотя, с другой стороны, именно такого тона и следовало ожидать от женщины с белыми тонкими губами и странным мертвым взглядом.

Оглядывая офис, она всем своим видом выражала неодобрение. Несмотря на то что старший инспектор при ее появлении любезно увеличил скорость вращения потолочного вентилятора, дама беспрестанно обмахивалась веером.

— Как вы можете тут дышать? — ворчливо осведомилась она. — Здесь же нет кислорода.

— Я привык, — спокойно отозвался он, продолжая помешивать чай.

Дрэвид знал, что это ее раздражает. Англичанка ему не нравилась. Она явилась из Рангуна, чтобы дискредитировать его работников. Смерть доктора Брента была необычной, но скорее странной, чем подозрительной. Насколько он составил себе представление, она наступила от несчастного случая.

Старший инспектор беседовал с ней уже дважды. Во время первого разговора — телефонного — он чрезвычайно вежливо осведомился, зачем она добивается возобновления следствия. Она коротко ответила, что желает установить истину, но Дрэвид без особого труда догадался, что настоящая причина ее настойчивости заключается в том, что гибель Брента стала, по сути дела, смертным приговором приюту и комфортному существованию его жены в Рангуне.

В ходе второй беседы, уже в Бангалоре, всплыли подробности очень краткого пребывания Эдварда Синклера в приюте.

— Вы изучили этот вопрос полностью, как я настаивала, инспектор? — не унималась Маргарет Брент.

— Старший инспектор, мадам, — вежливо поправил он. — Да, мистер Синклер рассказал нам об этом, но между ними состоялся только один короткий разговор в доме Уокеров, а не в клубе.

— Его обнаружил друг мистера Синклера. Вам не кажется это странным, старший инспектор?

— Нет, миссис Брент. Нашему офицеру полиции этот факт показался совпадением, чем он и являлся. Это отражено в его отчете. Знаю, вы неоднократно просили нас найти мотив, миссис Брент, но я могу лишь в очередной раз заверить вас, что не было обнаружено никаких следов насильственного вторжения или борьбы, необъяснимых отпечатков пальцев или характерных признаков убийства, таких как оружие, кровь или подозреваемый.

Даму снабдили полным докладом, и старший инспектор надеялся, что этого будет достаточно. Однако нет, она опять сидит здесь, на этот раз вооруженная показаниями доселе неизвестного свидетеля.

«Причем весьма ненадежного, — подумал Дрэвид. — Никто не поверит его слову против слова англичанина».

Испустив долгий вздох, страж порядка согласился на третий и, как он надеялся, последний разговор с этой особой. Он хотел объяснить ей, почему лучше всего оставить это дело в покое… а тайны похоронить.

Нед, пребывающий в угрюмом настроении, предпринял это путешествие под предлогом, что оно необходимо компании, но истина заключалась в том, что ему просто надо было отвлечься. Вид Айрис в объятиях Джека Брайанта сначала вызвал у него отвращение, но вскоре это чувство уступило место мрачной, холодной ярости.