Дочь колдуньи

Я не сразу поняла, кого она имеет в виду, поскольку знала, что у нее только одна сестра — моя мать. Трудно было представить себе, что послушная швея, о которой рассказывала тетя, и женщина, способная видеть боковым зрением мои проказы за двести шагов, один и тот же человек.

Без всякой задней мысли я спросила:

— Тетя, почему вы никогда к нам не приезжаете?

Улыбка застыла на ее лице, а Маргарет предупреждающе наступила мне на ногу. Тетя позвала Генри, чтобы тот подошел и надел починенную рубашку. Парень сидел у очага, укутавшись в одеяло, и дрожал от холода. Помогая ему надеть рубашку, тетя тихо сказала:

— Могу только сказать, что разногласия возникли не между мной и твоей матерью. Я ее люблю и хотела бы видеться с ней чаще.

Когда наступили сумерки, я пошла вслед за Генри в амбар и спросила его, что произошло между нашими семьями. Он сложил руки на груди и презрительно хмыкнул:

— Твой отец считает, что мой отец обманом лишил его какой-то земли. Но это ложь, и я готов вышибить мозги любому, кто скажет, что это так.

Несмотря на то что мой отец был замкнут, суров и холоден, я не допускала и мысли, что он может говорить неправду. В словах Генри прозвучал вызов моему отцу, которому суждено было остаться без ответа долгие месяцы. Я покачала головой и спросила:

— А при чем тут твоя мама и моя?

— Муж и жена — одна сатана, — раздраженно ответил Генри. Он сказал это с большой важностью, но было видно, что он повторяет чужие слова. — Моя мама во всем слушается отца, а твоя нет. Потому что она заносчивая и распущенная.

Он не ожидал, что я толкну его изо всех сил и он полетит прямо в стойло. Генри не был крепким, но был выше меня на голову и гибким. Одно дело, когда я не очень хорошо думала о своих домашних, и совсем другое, когда о них плохо говорил кузен. Я ушла, а он остался с открытым от удивления ртом. Мне вслед понеслись ругательства. Потом, когда он пришел на ужин, я незаметно подбросила ему в тушеное мясо куриного помета.

Мы с Маргарет любили рассказывать друг другу скандальные истории. Всякий раз, когда тетя заставала нас за этим занятием, она мягко напоминала, что сплетничать — это грех. Поэтому мы соблюдали осторожность. Поскольку Маргарет была старше меня на два года и более опытной, ее секреты были интереснее моих. Оказывается, она знала много предосудительного о своих соседях, но самым интересным для меня было ее знакомство с невидимым миром. Она умела отличить ведьму по отметинам на теле. Родинки или бородавки — это не что иное, как «ведьмины сосцы», посредством которых ведьмы кормят демонов. Ведьма не может произнести «Отче наш» без запинки. Если ведьму бросить в воду, она не утонет, а будет держаться на поверхности, так как вода не потерпит столь ужасного загрязнения своей чистой природы. И поскольку сама я пошла бы ко дну как топор, если бы меня бросили в воду, то я не сомневалась в правоте кузины. Когда я ее спросила, как она обо всем этом узнала, она сказала, что отец, как человек ученый, просветил ее на этот счет, ибо если есть на свете женщины, то, значит, есть и ведьмы.

— Кроме того, — сказала она, и ее глаза потемнели, — я чувствую, как они летают над крышей дома в полнолуние, когда растет цветок ястребинка.

Я удивилась, неужели в Биллерике до сих пор есть ведьмы. Она наклонилась ко мне и сказала:

— Даже не сомневайся.

Я в свою очередь рассказывала ей то немногое, что слышала на рынке или на улице, и если я чуть-чуть преувеличивала, то только чтобы добавить остроты своим рассказам. Так гвоздику добавляют к мясу. Мне не хотелось, чтобы кузина считала меня несведущим ребенком. Впервые в жизни я делилась секретами с другой девочкой, и впервые кто-то доверял свои секреты мне. Пройдет много лет, прежде чем я узнаю, что женщины проявляют свою истинную сущность совсем по-другому.

Когда женщины делятся секретами, они связывают себя друг с другом, так как это свидетельствует о соучастии и доверии. Хранить тайну — значит быть надежной подругой и даже в определенном смысле противопоставлять себя другим. Женщине свойственно прятать секреты в глубине своего сердца, пока не настанет черед их выдать. Не так ли устроено и женское тело? У женщины внутри есть укромное место, темное и загадочное, где в безопасности растет ребенок, пока ему не придет время появиться на свет. Секреты во многом схожи с рождением человека. Одни появляются на свет легко, другие приходится вырывать силой, если тело сопротивляется.

В конце января снегопад прекратился, и казалось, даже сам воздух застыл вокруг нас. Сугробы превратились в ледяные крепости, а ручей промерз насквозь так, что нам приходилось вырубать куски льда и использовать талую воду для умывания и приготовления пищи. Скот держали взаперти из-за опасения причинить ему увечья, и животные стали беспокойными. Однажды рано утром мы с Маргарет пришли кормить вола и корову, и они чуть нас не затоптали копытами. Буцефал раскачивался из стороны в сторону в своем стойле, тряс головой и закатывал глаза. Чтобы его успокоить, я принесла яблоко из погреба и, подойдя ближе, увидела, что в соломе, съежившись от холода, сидит человек.

Я стояла какое-то время молча, а мужчина, закутанный в плащи и шали, смотрел на меня с испугом. Это был молодой человек с красным от холода лицом. Кожа под глазами казалась обожженной, а в глазах стояли слезы, как при лихорадке. Мне вспомнилось покрасневшее лицо брата, когда тот заболел. Кожа у него под глазами тоже выглядела тогда серой и нездоровой. Мужчина поднял руку, то ли моля о помощи, то ли предостерегая. Тут пришла Маргарет и встала у меня за спиной, прерывисто дыша мне в затылок. Человек открыл рот, пытаясь что-то сказать, но губы его не слушались, а язык будто распух. Наконец он с трудом вымолвил:

— Сжальтесь надо мной, друзья. Дайте мне поесть и попить, иначе я умру. — Он стонал и трясся в ознобе под соломой. Мы попятились, а он протянул к нам руки, как утопающий. — Я не причиню вам вреда. Поем, отдохну немного и уйду.

Маргарет приблизилась к мужчине и сказала с осуждением:

— Вы квакер. — (Тот опустил голову, часто и тяжело дыша, но ничего не сказал.) — Если мой отец вас здесь найдет, то сдаст констеблю.

Мужчина попытался встать на ноги, хватаясь за доски стойла, но рухнул обратно. Я потянула кузину за подол и прошептала:

— Давай принесем ему еды. Он едва жив.

Маргарет потащила меня в сторонку, чтобы мы могли переговорить наедине.

— Папа говорит, что квакеры — еретики и что их следует остерегаться. К тому же у этого может быть оспа.

— Да что ты! — вымолвила я, понятия не имея, кто такой еретик. При взгляде на мужчину меня охватила жалость.

Вдруг Маргарет сжала мои руки и прошептала на ухо:

— Мы ему поможем. Это будет наш секрет. А маме с папой ничего не скажем, иначе нам влетит по первое число. — (Я улыбнулась и кивнула. Мысль о том, что нас с кузиной будет связывать такой опасный секрет, грела мне сердце даже больше, чем помощь незнакомцу.) — Придется схитрить. Мама строго следит за кладовкой.

После обеда Маргарет объявила, что забыла задать корм скотине, и меня поразило, как легко ей далась эта ложь. Нам удалось незаметно пронести в амбар хлеб, мясо и еще кружку сидра, но мы старались не подходить близко к больному. Он был так голоден, что глотал, не жуя. Выпив сидр, человек рухнул на солому как мертвый. Мы стояли и смотрели на спящего, прислушиваясь к его тяжелому дыханию.

Маргарет спросила:

— Ну разве он не красавчик?

Я согласилась, хотя, по мне, в нем не было ничего особенного. Мы оставили его лежать в стойле, пообещав шепотом, что снова принесем еды на следующее утро. Он спал и нас не слышал.

Ночью мы с Маргарет лежали в ее постели, тесно прижавшись друг к другу и глядя, как догорает огарок выданной нам свечи. Наши руки и ноги переплелись, как угри в холодной воде. Тетя так привязалась к Ханне, что брала ее к себе в постель каждую ночь. Кузина обнимала куклу, которую сшила тетя. У нее были черные волосы из веревки и ярко-красная юбка. Ткань на ощупь была мягкая и шелковистая вроде шкуры только что постриженного ягненка. Ее привез из Бостона дядя.