Кому светит Большая Медведица (СИ)

Но твои родители, наверное, волнуются?

Я не хочу говорить о своих родителях, - Стеша с безразличным видом отвернулась к окну, давая понять, что разговор на эту тему закончен.

Дима не стал настаивать, тем более они уже въезжали в пригород. Такси высадило их возле кованых двухстворчатых ворот. Старчески заскрипев, они распахнулись внутрь огромного двора Екатерининского дворца. Весёлый калейдоскоп легковушек с прицепами, облепленными по бортам эмблемами воздушных соревнований, разбежался по зелёному лугу перед сине-золотым творением Варфоломея Растрелли. Атланты и кариатиды, подпирающие его стены, с недоумением взирали на небывалое на их памяти зрелище.

Начинался парад монгольфьеров.

Шустрые люди в комбинезонах вытаскивали из прицепов ивовые корзины и мягкие тюки в нейлоновых чехлах – Дима сказал, что в них хранились оболочки воздушных шаров. Шустрые люди хватали верёвки, торчащие из чехлов, и то тут, то там быстро раскатывали по траве нейлоновое или капроновое полотнище шара. По всей его поверхности были нашиты и наклеены разноцветные рисунки и рекламные надписи. Кто-то уже прицепил к стропам шара корзину, установил на ней по углам стойки и водрузил на них газовую горелку. Рядом он поставил «ветродуй» - Дима объяснил, что это большой вентилятор – и направил поток воздуха в горловину шара. Она приоткрылась, слегка надулась, и тут мужчина, опрокинув корзину на бок, включил горелку.

Стеша, Олег и Дима стояли и смотрели, как почти невидимое на солнце пламя ударило в сторону горловины и погнало горячий воздух в шар. Когда он наполнился и начал подниматься над землёй, пилот поставил корзину на дно. Олег и Стеша заворожено наблюдали, как шары разной формы вздувались на глазах, меняя очертания и полыхая всеми цветами радуги.

Как будто гигантские цветы распускаются на заколдованном лугу, - тихо заметила девушка.

Из этой сказки вернул её на землю звучный голос, раздавшийся откуда-то сверху из динамиков – буквально с неба. Голос рассказывал о нынешнем празднике-параде воздушных шаров, и элегически вспоминал воздухоплавателей прошлого:

Как известно, тепловые воздушные шары стали называться монгольфьерами с той поры, когда братья Жозеф и Этьен Монгольфье поднялись в 1783 году на надутом парусиновом шаре с корзиной и приспособлением для подогрева воздуха, продержавшись минут десять на двухкилометровой высоте. Для них это было волнующим приключением, как для смельчаков из романа Жюля Верна «Пять недель на воздушном шаре». Другие мечтали на монгольфьерах делать научные открытия. Именно поэтому летом 1804 года учёный-химик Яков Захаров вместе с физиком Робертсоном совершили исследовательский рейс, чтобы узнать с большей точностью о физическом состоянии атмосферы и о составляющих её частях в разных возвышениях. Иван Крузенштерн во время своего знаменитого плавания использовал воздушный шар для определения направления ветра, а Дмитрий Менделеев, несмотря на свою славу создателя периодической системы элементов, решился на мальчишеский, в глазах обывателей, поступок, и поднялся на шаре для наблюдения за солнечным затмением.

Было бы здорово взлететь в небо на шаре! – мечтательно вздохнул Олег.

Дима положил ему руку на плечо и сказал:

Полетать – вряд ли, а вот посидеть в корзине – это я вам могу устроить. Я познакомлю вас с Робертом Кинсилфилдом.

Они выбрались из толпы и подошли к следующему шару. На зелёном поле разворачивались последние приготовления: в одних корзинах экипажи дружно подпрыгивали, выравнивая надутые шары, другие уже выжидали момент для отлёта – их шары рвались вверх, еле удерживаемые с земли верёвочными «вожжами», и Стеша с Олегом беспокойно взглянули на Диму. Успеют ли они до отлёта?

Он уже видел шар своего давнего американского друга. Его ребята в белых костюмах суетились вокруг трепещущего гиганта с матрёшками, и Стеша с Олегом с удовольствием попрыгали вместе с ними, помогая выровнять шар и обозревая окружающее пространство с чувством превосходства. У них было на это право – в эти минуты они ощущали себя членами экипажа.

Возьмите меня с собой! – вдруг невольно вырвалось у Олега.

Мужчины недоумённо переглянулись, Роберт сделал строгое лицо, а Дима смутился. Он, как никто другой, понимал желание мальчика. Это чувство, когда внизу живая жизнь, а ты тихо скользишь над ней, оторванный от неё, как цветок от почвы, а вокруг безветрие и лучи солнца в абсолютной тишине, как в вакууме, лишь изредка прерываемой «пыханьем» горелки. Свобода, полная свобода. И как же ему, будущему лётчику, не испытать этого единения земли и неба!

Дима отвёл Роберта в сторону и что-то недолго, но убедительно объяснял ему.

Я не могу, - возразил американец, - вес корзины рассчитан на определённое количество человек. И потом, кто будет нести ответственность за мальчика?

Это же не соревнования, а парад, - продолжал настаивать Дима, - вспомни себя: разве ты принял бы все те доводы, что приводишь мне, если бы ты был мальчишкой? Он парень самостоятельный, до дома сможет добраться, если вы высадите его недалеко от города. Он же будущий лётчик, Роберт!

Он ещё что-то добавил, и американец сдался. Олег вмиг стал серьёзным и покорным. Он сделает всё, что его попросят, лишь бы позволили полететь вместе с ними! Стеша немного завидовала ему, но сама ни за что бы не полетела. Это в характере Маняши, но ей даже не стоит рассказывать об этом, иначе сестрёнка изведёт вопросами. Желание принять участие в полёте было настолько выражено во взгляде Олега, что Стеша не испытывала грусти от предстоящего расставания. Он подержал её ладони в своих и улыбнулся:

Стеша, никому ничего не говори.

Она кивнула, поблагодарила экипаж и, не совсем удачно спустившись с корзины, попала в крепкие руки Димы. Олег перегнулся через борт и спросил его:

Как тебе удалось уговорить их взять меня?

Я ему сказал, что когда-то знаменитый французский авиатор Ведрин взял с собой в небо двенадцатилетнего Антуана де Сент-Экзюпери. Что из этого вышло, мы уже знаем.

Олег ответил с сомнением:

Вряд ли я когда-нибудь напишу «Маленького принца»…

А человечество не ждёт от тебя этого, - весело ответил Дима, - просто полюби небо, как Сент-Экзюпери, и будь героем своей страны, но только в мирное время. Это гораздо труднее.

Шар стал медленно набирать высоту. Совсем перед лицом Олега проплыли морды собак, нарисованные на одном из шаров, и вот они уже перевалили Екатерининский дворец. Под ногами отчётливо виднелись статуи на крыше, и рукой можно было дотянуться до позолоченных куполов дворцовой церкви. Мужчины улыбнулись, увидев, как Олег судорожно вцепился в обтянутый замшей борт корзины. Но он был настолько поглощён открывающейся сверху картиной, что не замечал их взглядов.

Позади остался Екатерининский парк, внизу суетливые, не очень чистые улочки бывшего Царского Села, где когда-то прогуливались Ахматова с Гумилёвым. И было безветрие и лучи солнца в абсолютной тишине, и жизнь внизу казалась цветком, оторванным от почвы. Свобода, полная свобода.

Дима и Стеша до боли в глазах всматривались в точку, которая всего лишь несколько минут назад была ещё шаром, и даже на этом расстоянии волнение Олега непостижимым образом передавалось им.

Я знаю, что сейчас испытывает наш герой, - сказал Дима, - у новичков одинаковые чувства.

Стеша с уважением посмотрела на него.

- Вы тоже летали на воздушном шаре? Олег говорил мне, что Вы лётчик-испытатель.

- Да, но я, в основном, испытываю вертолёты, - засмеялся Дима, - это не так уж сложно. Взлёт, набор максимально возможной высоты и скорости, посадка. Взлёт, полёт на одном двигателе, посадка. Взлёт, максимально продолжительный полёт – наблюдение за работой топливной системы, посадка. Отчёт, ещё отчёт. Новая модель, отработка конструкции винта… Это моя работа.

- И Вам не бывает страшно?

- У любого испытателя должно быть развито особое чувство – способность ощутить границу дозволенного, ту черту, за которой риск ведёт к катастрофе. Если не дано ощущать эти «микроны», испытатель из тебя не получится. А страшно бывает всем. Но, может, мы лучше зайдём в кафе и продолжим нашу беседу за чашкой кофе и порцией мороженого? Ты, наверное, проголодалась, - Дима взял её руку в свою и Стеша послушно последовала за ним. Во-первых, она действительно была голодна. Во-вторых, этот человек внушал ей доверие, хотя их знакомство состоялось не самым лучшим образом. Он уверенно шагал, не замечая её пытливого взгляда, направленного в его сторону, чувствовал в своей руке её ладонь и знал, что ему предстоят ещё несколько радостных минут в компании с дочерью. Одного он так и не сказал ей: что его рабочее время – жизнь в экстремальных условиях, и при том в такую погоду, при которой уже никто не летает.