Кому светит Большая Медведица (СИ)

Они выбрали столик в нише у окна, и Дима заказал полный обед, а на десерт взял клубничное мороженое. Стеша с аппетитом уплетала первое, а затем второе, и не замечала, что сам Дима чуть притронулся к еде. Она всё ещё была под властью впечатлений, но её алчное воображение требовало большего, и Дима неторопливо начал рассказывать ей о том, как сложилась его судьба.

После восьмого класса я пошёл работать. Уроки учить больше не требовалось, а энергии у меня было тогда хоть отбавляй, и я не знал, то ли использовать её в мирных целях, то ли стёкла бить. - Он улыбнулся. – Однажды увидел объявление – набор в планерную школу, и решил, почему бы не полетать? Полетал. Отсюда и знаю, какое у Олежки сейчас состояние: у новичков чувства одинаковые. – Он замолчал, скомкал салфетку и положил её себе на колени. – Закончил после этого вечернюю школу и подал заявление в Харьковское высшее военное авиационное училище. Уже тогда я решил стать истребителем. Однако приехал поздновато, набор заканчивался, а конкурс – огромный… Начали нас «резать» на медкомиссии и на экзаменах. Жизнь для меня тогда поломанной казалась, когда узнал, что не прошёл. И всё же решил возрождаться, нашёл аэроклуб, но на самолёт Л-29 набор уже был закончен, предложили на Ми-1. И в классе я увидел разобранный по частям вертолёт. - Дима снова улыбнулся, на этот раз своим воспоминаниям. – После аэроклуба поступил в Кременчугское вертолётное училище. Освоил Ми-4. Перед распределением подумал: чтобы больше налетать, надо ехать на Север. Год летал в Нижневартовске, потом в Тюмени. Исполнилось мне двадцать два года. К тому времени моё тайное желание добиться высшей квалификации – стать истребителем – в полный голос заявило о себе и я решил: «Пора!» Начал я пробиваться: то в одном городе попытаю счастья, то в другом. Везде меня встречали без особой радости: «Молодой ещё, неопытный, мало налетал…» Вернулся на Север, стал летать командиром Ми-2. Но уже скоро пришёл в КБ имени Миля и поинтересовался: «Люди нужны?» А документы мои уже лежали в Министерстве гражданской авиации, я только время от времени посылал туда справку по налёту. Но, пока я им не требовался, жизнь на мне пословицу очередной раз проверяла: «Не было бы счастья, да несчастье помогло».

Летели мы как-то над тайгой, и вдруг загорелся один из двигателей. В кабине – дым, грохот. Вертолёт бросило вниз. Из двигателя в разные стороны со свистом и скрежетом полетели шестерёнки. Выровнял я машину, и об одном молю, чтобы какая-нибудь железяка в меня или во второй двигатель не угодила. Включил противопожарную систему – пожар удалось ликвидировать. Ну, думаю, ничего, ещё полетаем, - Дима остановился перевести дух и с волнением вглядывался в глаза девушки – искренний интерес и эмоции, отражавшиеся в них, доставляли ему огромное удовольствие. Суп остыл, но Дима уже не помнил о нём, он лишь ясно осознавал, что сейчас судьба расположена к нему более, чем тогда в вертолёте. Мог ли он мечтать о том, что когда-нибудь он будет сидеть рядом с дочерью и разговаривать с ней, как два близких человека! – До аэродрома не дотянул километров сто, выбрал мало-мальски подходящую площадку, сел. Люди выбирались из машины с нескрываемой радостью, не было у них, похоже, большего счастья в жизни. Оловянными глазами смотрели они то на небо, то на закопчённый вертолёт, и повторяли одно только слово: «Да-а!» – Дима до того комично изобразил этих людей и их «Да-а!», что Стеша рассмеялась.

Но неужели Вы сами не испугались? – спросила она с весёлыми искринками в глазах, постепенно сменяющимися восхищением.

Пугаюсь я обычно после того, как что-то произойдёт, - признался Дима, - уже на твёрдой земле, оглядев машину, почувствовал, как волосы на затылке шевелятся…Наградили меня за тот случай именными часами, - он с гордостью продемонстрировал Стеше блестящий циферблат, - а вскоре в Министерство приехал, и мне говорят, что раз уж я горел как следует, - он махнул рукой, - и записали в очередь. Через год вызвали на медкомиссию. Волновался страшно, но, как ни странно, оказался полностью здоровым. «Раз уж ты так домогаешься, что от тебя отбиться невозможно, - сказали в министерстве, - возьмём». И взяли. Год – школа испытателей, потом началась работа.

Теперь я понимаю, почему Олег так дорожит дружбой с Вами, - задумчиво посмотрела на него Стеша, - и почему он выбрал именно эту дорогу. Пример такого мужественного, отважного и упорного человека, как Вы, заразит любого! – сказала Стеша и покраснела – эта фраза показалась слишком банальной, чтобы произносить её вслух.

Я знаю, ты не льстишь, - улыбнулся в ответ Дима, чувствуя, что и его щёки начинают краснеть, - и ты ведь жаждешь летать, просто пока ещё боишься.

Меня привлекают полёты иного плана, - мечтательно возразила Стеша, - мне бы хотелось взмыть в небо, только чтобы вместо рук у меня были крылья. Когда я наблюдаю за птицами и вижу, как уверенно они чувствуют себя и на воде, и в воздухе, и на земле, я часто думаю, почему человек лишён этой привилегии? Моя младшая сестра Маняша однажды, знаете, до чего додумалась? Она несколько месяцев собирала голубиные перья, потом сделала форму и залила в ней перья воском. Получились очень лёгкие, огромные крылья. Мы все почему-то верили, что с ними можно взлететь, только родителям не говорили – знали, что не разрешат.

И что же Маняша? – спросил Дима. Наташа писала ему об этом происшествии, но ему хотелось услышать историю из уст дочери. – Она испытала своё изобретение?

Да, потом в больнице лежала с переломами ноги и рёбер, - вздохнула Стеша, - мама и папа тогда еле живы были.

Из старинных настенных часов выскочила кукушка и пять раз напомнила Диме о его обещании Наташе. Он принялся за еду уже под весёлое щебетанье Стеши. Ей хотелось говорить, и она вспоминала разные истории, приключившиеся с ней или с её братьями и сёстрами, перескакивала с одной темы на другую и мечтала, чтобы этот день не кончался. Рядом с Димой было уютно и спокойно, его присутствие прибавляло Стеше уверенности, что с Олегом всё будет в порядке. И в самом деле, когда они закончили ужин, Дима позвонил Олегу и Стеша первой поговорила с ним. Она никогда раньше не слышала его голос таким взволнованным, и подумала, что ему очень идёт это состояние души.

Слушайся Диму, - напоследок сказал Олег, - ведь он несёт за тебя ответственность.

Когда Дима поймал такси, Стеша не стала возражать. Но, приехав домой, она никак не хотела отпускать его. Неужели он откажется от чашки чая?

Твоим родителям сейчас не до меня, - стал серьёзным Дима, - они наверняка обеспокоены твоим долгим отсутствием. Иди, Стеша, я обязательно зайду, но как-нибудь в другой раз. Только, - он задержал её ладонь в своей руке, - не рассказывай обо мне матери и отцу, хорошо?

Стеша кивнула, но в душе продолжала сопротивляться разлуке. Как же хорошо было ей с ним, и каким неприятным виделся предстоящий разговор с отцом!

Она даже не успела придумать, что ей отвечать, и стояла молча, когда её окружили домашние. Наташа коснулась её лба и нашла, что у дочери жар – Стеша была согласна на любой диагноз, лишь бы избежать расспросов. Руслан не сказал ни одного слова упрёка, и самолюбию девушки польстил его встревоженный вид. Возвращение оказалось не таким уж страшным.

«Спасибо Вам, Дима!» – прошептала она, уже закрывая глаза и безмятежно засыпая в своей тёплой и уютной постели.

Руслан зашёл минутой позже. Он долго стоял возле кровати дочери, не решаясь приблизиться к ней, наконец, переборол себя и, протянув руку, коснулся её щеки. «Если бы с тобой что-нибудь случилось, - подумал он, - я бы умер. И какие бы ни были между нами отношения, какую бы войну ты ни вела со мной, я знаю, что ты мне дорога, потому что ты не только Его дочь, но дочь Наташи. Боже мой, научусь ли я когда-нибудь с этим жить?»

Глава 19.

«Эмилия»

Эмилия хорошо помнила тот день, когда родители впервые привели её во Дворец спорта. Ей было тогда пять лет. Незнакомая и строгая женщина отобрала её из десятка девочек того же возраста, а потом начались долгие изнурительные тренировки. Старшего брата, Владислава, тоже отдали на фигурное катание, но он попал к другому тренеру, и поначалу Эмилии было скучно и страшно одной, без его поддержки. Сотни падений, неудачных прыжков, неловких пируэтов преследовали её в годы обучения, но девушка всей душой полюбила фигурное катание, а позже – и танцы на льду. Этот вид спорта являлся младшим дитя фигурного катания. Сейчас каждый может наслаждаться красивыми и отточенными выступлениями, а когда только начиналось становление танцев, понадобилось довольно много времени, чтобы сформировался их будущий характер. Надо сказать, Эмилия так и не полюбила обязательную программу. Тренировка обязательных танцев процесс очень монотонный, однообразный. Здесь нет эмоциональных всплесков, присущих произвольной программе и делающей работу над ними более живой, интересной. Десятки раз вместе со своим партнёром Эмилия проходила обязательные серии: одни и те же, одни и те же. Лишь крохотные, незаметные детали отличали их – настолько общий характер носили движения, порождая безликость. Подлинный талант Эмилии раскрылся в произвольной программе. С прежним партнёром и тренером у неё сложились очень близкие и тёплые отношения: рисунок танца, музыку к нему они искали все вместе. Это было незабываемое творческое трио. И золотые медали, трижды завоёванные на чемпионате Европы, и дважды – на чемпионате мира, по праву принадлежали им троим. Наташа и Руслан гордились своей дочерью – Эмилии доставляло радость сознание того, что она является предметом восхищения. Конечно, существовал ещё и брат, но он выступал в парном катании и не мог быть соперником. Вместе они делили сначала горечь поражений, позже – радость побед, и не имело значения, что Владик выступал за другую страну. До определённого возраста Эмилия не понимала этого, но потом к ней самой пришло осознание того, что для настоящего искусства нет границ. Тем более для искусства спортивного. Правда, в последнее время её не тянуло к нему, как прежде. Виной тому стала музыка. Придумывая композиции к выступлениям, Эмилия много часов проводила, подбирая песню, которая бы соответствовала характеру и настроению танца. Музыка гипнотизировала её, доставляла наслаждение, и Эмилия сама не могла точно сказать, когда в ней появилось желание петь. Она не стала говорить об этом никому, понимая, что подобные известия воспринимаются, в лучшем случае, как неприятный сюрприз. Не только родители будут огорчены, танцы на льду тоже понесут ощутимую потерю. Но скрывать своё желание становилось всё труднее, и тут сама судьба помогла девушке. Да так, что Эмилия приобрела твёрдую убеждённость в том, что ей предназначено поменять своё ремесло. На одной из тренировок она получила травму бедра, и врачи на несколько месяцев запретили ей выходить на лёд. Эмилия была рада возможности заняться открывшимися перед ней перспективами, и Руслан всячески способствовал развитию нового увлечения дочери, надеясь, что любимое дело поможет ей быстрее вернуться в большой спорт. Он и не подозревал, что своими руками хоронил надежды семьи Девушкиных, связанные с продолжением блестящей карьеры Эмилии. К тому времени её музыкальное образование ограничивалось умением играть на фортепиано и гитаре, и освободившиеся несколько месяцев девушка решила посвятить работе над постановкой голоса.