Кому светит Большая Медведица (СИ)

В таком состоянии Кира ни за что бы не решилась напомнить ей, что послезавтра – четырнадцатое февраля. Ей было очень жаль, что в День всех влюблённых её близкая подруга, кажется, оставалась одна.

Глава 52.

«Блаженная Ксения».

Одна из величайших тайн христианства – юродивые. Ради служения Господу Богу они добровольно низвели себя, по обычным представлениям, на самую низшую ступень человеческого существования. Ради чего? В чём смысл и тайна их великого подвига?

Наталья Сухинина.

Было серенькое зимнее утро. Всё ещё зимнее, хотя иногда можно было уже почувствовать слабое весеннее дыхание. Межсезонье наступило четырнадцатого февраля, подарив людям вдобавок к праздничному настроению праздничную погоду. До конца февраля оставалось ещё две недели, но многие спешили перейти на демисезонную одежду – в шубах было слишком тяжело и хотелось поскорее освободиться от мехового гнёта. Утром в День Святого Валентина было необычайно тепло, и солнце, видимо, посчитало, что этого достаточно, потому что после полудня исчезло с небосвода. Но как нуждалась в нём Стеша! Ей казалось, что лучик солнца привнесёт в её грусть улыбку. Всеми силами старалась она забыть о том, какой сегодня день, но нарядные «валентинки» в форме сердечек, снабжённые соответствующими признаниями и пожеланиями, поступали к ней с самого утра. Первая пришла от одноклассника Ильи Дракулы, вторая была от Милослава, чему Стеша очень удивилась: она не замечала с его стороны каких-либо особых знаков внимания, пока он жил в их доме. Были ещё «валентинки» от малознакомых и вовсе неизвестных поклонников. Тексты и поздравления, которые они содержали, отдавали плагиатом и казались скучными по той простой причине, что не были Его посланием. Да, приходила Стеша к безжалостному выводу, Ярослав в этот день принадлежал Кате, девочке, которую она не любила, но и не испытывала к которой ненависти – это Ярослав сделал свой выбор, а на месте Кати могла быть любая другая девчонка. Всё дело в Ярославе. Стеша вздохнула и прогнала с глаз непослушные слёзы. Надо заняться делом, решила она. Было бы неплохо закончить вышивку, начатую ещё осенью, но как только Стеша прикоснулась к ткани и взяла в руки иголку, её охватило такое отвращение к рукоделию, что, скомкав, она сунула его в дальний ящик стола и тут же забыла. Разыскав Парнаса, она попыталась увлечься игрой с ним, но и это не принесло ей удовлетворения. Стеша поймала себя на мысли, что всё время поглядывает на часы, а ухо чутко прислушивается к телефону. Дело кончилось тем, что Парнас поцарапал её и Стеша долго обрабатывала рану на локте, ругая свою рассеянность – как можно было забыть о том, что Парнас уже не домашний кот, а леопард, достигший, к тому же, внушительных размеров с момента своего пребывания в их доме! Нет, в отчаянии подумала Стеша, ей нельзя больше здесь оставаться, иначе она сама превратится в зверя, «завоет, залает и кого-нибудь съест». Ей вдруг захотелось на Васильевскую стрелку – она там никогда не была, но слышала много отзывов о том, как чудесно гулять в этом местечке. Может быть, прогулка подарит новые впечатления и избавит девушку от навязчивых мыслей самой звонить Ярославу.

Торопливо одевшись, Стеша вышла из дома и спустилась в метро. В вагоне электрички было полно народу, и, протискиваясь к выходу, Стеша нечаянно толкнула уже не молодую, покрытую тёмным платком, женщину. Мелкие розовые гвоздики в её руках задрожали, и до девушки донёсся их слабый аромат.

- Извините, - смущённо пробормотала она.

- Ничего, доченька, - женщина в платке ласково взглянула на неё, - к Ксении едешь?

Стеша озадаченно уставилась на неё.

- Вы тоже к ней? – повернулась рядом стоявшая девушка и радостно посмотрела мимо Стеши. Руку с букетом она держала над головой – не помять бы. – Вы знаете, я первый раз еду, продолжала щебетать она, - мы с моим другом, - она поправилась и вытащила вперёд за рукав смущённо улыбающегося юношу, - мы лишь приблизительно знаем, где находится часовня. Вы разрешите нам следовать за Вами?

Стеша робко напомнила о себе:

- А кто такая Ксения?

- Как?! Ты ничего не слышала о Блаженной Ксении?! – девушка с букетом округлила глаза, но женщина мягко и терпеливо остановила её, устремив на Стешу взгляд всё понимающих глаз.

- Пойдём, девочка, с нами, я расскажу тебе. Твоей душе полегчает.

Завороженная её проницательностью, Стеша шагнула следом из вагона, невольно оттеснив парочку, которая, впрочем, была слишком занята собой. Молодые люди чуть отстали, продолжая держать женщину в поле зрения.

Серый в подтёках асфальт удивительно живо оттенял жаркие гвоздики в её руках, и Стеша увидела вдруг, что такие же мерцающие огоньки несли с собой прохожие.

- Они тоже все к ней? – с замирающим сердцем спросила она.

Женщина улыбнулась и начала свой рассказ.

- В восемнадцатом веке это было... Она похоронила мужа, эта простая питерская женщина. Умер он внезапно, без христианского приготовления, оставив потрясённой двадцатишестилетнюю вдову. А вдова надевает на себя мужнин кафтан, картуз и штаны, и идёт в похоронной процессии на кладбище хоронить... себя. «Умерла моя Ксюшенька, - объясняла она людям, - остался я один, бедный вдовец». «Безумную» вдову жалели. А она своё: «Ксеньюшка моя скончалась и мирно почивает на кладбище, аз же грешный весь тут». С той поры принимает Ксения имя мужа своего Андрея Феодоровича, постоянно носит его костюм и на своё имя не откликается. Началось её подвижническое странствие. Она отказывается от имущества, от дома, который имел её муж. Бросились вразумлять её родственники и знакомые, а она в ответ: «Ничего мне теперь не нужно, жену свою я схоронил». Вот тогда-то родственники мужа стали просить власти не позволять безумной Ксении раздавать имущество. Было назначено медицинское обследование, вывод которого потряс всех: Ксения совершенно здорова и вольна распоряжаться своим наследством. И она распорядилась – дом подарила знакомой с условием: «Только ты бедных даром жить пускай», вещи раздала, деньги отнесла в церковь. Потянулись годы подвига духовной и телесной нищеты. Она бродила по рыночной площади, закоулкам Васильевского острова, собирала подаяния и тут же раздавала его нищим.

Она была верующей, и самое страшное, что могло произойти в её жизни, произошло: смерть мужа без христианского приготовления. Страх за неприкаянную душу любимого человека продиктовал великую жертву Господу. И она приносит на алтарь самое ценное, что есть у человека – разум. Только бы умолить создателя о помиловании супруга. Она отказывается от богатства, звания, всех благ мира. Да что там, от себя отказывается, по сути своей, от имени своего, похоронив себя в день его похорон. Не память о супруге сохранила, а его – вместо себя, - заметив в глазах девушки изумление и сомнение, она добавила, - не безумие, а мужество и мудрость. Юродство – одно из самых трудных и великих подвигов христианского благочестия. Господь призывает к нему только особых избранников, сильных телом и духом. Они отказывались добровольно не только от всех удобств и благ земной жизни, от выгод, от родства самого близкого и кровного, но даже отрекались от самого главного отличия человека от других земных существ – от разума. Они добровольно принимали на себя вид безумного. Эти подвижники, подобно древним пророкам, не стеснялись говорить резкую правду в глаза сильных мира сего. Чтобы решиться на юродство, как решилась на него Ксения, требуется величайшее мужество. Мир, не понимая юродивых, глумится над ними, и не поймёт он, какая великая скорбь переполняет сердца этих великих подвижников. Они лучше, чем кто-либо, понимают: кроме как в Боге утешения нет, и смеются над обольщением людского счастья. Богатство, знатность, учёность – всё это они топчут, потому что во всём этом ложь, ложь и ложь, - женщина внезапно замолчала и устремила свои глаза, полные скорби, в невидимую даль. Стеша тоже молчала, с трепетом ожидая продолжения рассказа. – И вот Ксения. Взвалив на себя тяжёлый крест самоотречения, пошла по новой для себя жизни блаженная Ксения. Пошла в стоптанных опорках, мужнином камзоле, пошла Андреем Феодоровичем Петровым, певчим придворного хора в звании полковника. Любовь к почившему мужу стала предтечей любви к тем, кого она встречала в петербургских переулках, кто звал её на постой, давая кусок хлеба или копейку «с царём на коне». И даже к тем, кто тыкал в неё пальцем и смеялся вслед, кто бросал каменья и обидно дразнился. Всё сносила со смирением. «Безумная» ведь, что с неё взять. Только вот тянулась рука её к светловолосому мальчишке, и он, долго изводивший мать истошным плачем, затихал и улыбался. Лёгкими своими пальцами она отводила от малышей простуду, грыжу, наговор. И за счастье почитали матери Петербурга встретить Ксению и поставить перед ней под благословение любимое своё чадо... – женщина снова умолкла, на этот раз надолго. Стеша шла рядом, бросая на неё нетерпеливые взгляды, но заговорить не решалась. – Сорок пять лет подвизалась Ксения в подвиге юродства. Дожила до глубокой старости и к Господу отошла в самом начале девятнадцатого века.