Путь к Рейхстагу

Илья Кричевский

ПУТЬ

К РЕЙХСТАГУ

Издательство „Изобразительное иснусство", 1990

Литературная запись Л. КРИЧЕВСКОИ

Илья Давидович Кричевский родился 26 июня 1907 года в городе Чернигове.

Любовь к рисованию зародилась у него еще в раннем детстве. В двенадцать

лет он поступил в городскую студию изобразительного искусства, а в

1925 году в Киевский художественный институт на полиграфический

факультет. В 1927 году Кричевский перевелся на третий курс Высшего

художественно-технического института (Вхутеин) в Москву и в 1930 году его

закончил. Его педагогами были Н. Н. Купреянов, Д. С. Моор, занятия по

рисунку вел П. И. Львов. После окончания института И. Д. Кричевский

участвует в выставках, где экспонируются его рисунки и акварели. В эти

же годы появились и первые оформленные им книги, для которых

характерны поиски нового языка, смелое экспериментирование,

опирающееся на отличное знание художником техники полиграфии.

В первые дни Великой Отечественной войны Кричевский добровольцем ушел

на фронт. Он был сначала сапером, а потом художником газеты «Фронтовик»

3-й ударной армии, проделал нелегкий путь от Москвы до Берлина. В

1942 году вступил в ряды КПСС. Награжден двумя орденами Отечественной

войны II степени, Красной Звезды и медалями СССР. В годы войны

Кричевский создал целую галерею портретных образов воинов, в том числе

героев взятия рейхстага, запечатлел руины поверженного Берлина.

В 1946 году после демобилизации капитан Кричевский вернулся в Москву,

был принят в члены Союза художников СССР, работал в станковой и

книжной графике.

Им созданы автолитографии и станковые серии, посвященные Великой

Отечественной войне. Хочется отметить, что к этой теме художник

возвращается постоянно, используя свои фронтовые рисунки как документальный

материал для создания графических композиций. Его работы хранятся в

Государственной Третьяковской галерее, Центральном музее Революции

СССР, Центральном музее Вооруженных Сил СССР и других музеях и

картинных галереях нашей страны. В 1985 году прошла персональная

выставка И. Д. Кричевского, на которой были представлены работы,

созданные мастером на протяжении полувека.

В последнее время художник опубликовал свои воспоминания о годах

Великой Отечественной войны. В настоящем издании читатель сможет

познакомиться с ними и увидеть фронтовые рисунки Ильи Кричевского.

Собранные вместе, они составляют впечатляющую летопись народного

подвига и творческого подвижничества художника.

НАЧАЛО ВОИНЫ

В то воскресное, июньское утро я, как всегда, сидел и работал. За окном на голубом небе светило

солнце, погода была так заманчива, что хотелось все бросить и пойти с женой в ближайший парк.

Когда я поднялся, чтобы отдохнуть от рисунка, то решил включить примитивный радиоприемник

тех лет. Передача оказалась неинтересной, и я уже было протянул руку, желая убрать звук, но меня остановил неожиданно вторгшийся в эфир голос диктора.

Странность этого вмешательства, усиленная троекратным повторением того, что сейчас будет передано правительственное сообщение, настораживала...

Затем, услышав горестную весть о нападении фашистской Германии, я принял решение отправиться на фронт. Позвонив в Бауманский райвоенкомат, я сказал о своем желании. Ночью оттуда сообщили, что к девяти часам утра мне нужно прибыть на сборный пункт. Спать почти не пришлось.

Жена стала меня собирать в дорогу, а я почему-то решил взять с собой альбом для рисования.

Конечно, это был наивный поступок штатского человека, не знавшего обстановки войны, наверное, сработал «условный рефлекс» художника.

Утром мы пришли в назначенное место—Дом пионеров на Спартаковской площади, превращенный в сборный пункт. В комнате, где находились представители военкомата, взамен оставленного там паспорта мне выдали мобилизационное предписание, в котором значилось, что я направляюсь командиром маскировочной роты в город Гродно.

Получив этот документ, я полагал, что скоро буду отправлен к месту будущих боев, но все оказалось по-другому: меня и всех здесь собравшихся продержали в таком неопределенном состоянии несколько дней (отпуская на ночь домой) и только вечером третьего дня отправили пешком к путям Белорусской железной дороги, где в темноте на неведомой платформе посадили в теплушки и отправили на запад.

Лежа на нарах, я вспоминал незабываемые минуты расставания с женой, и сквозь дымку одолевающего сна возникало ее бледное, заплаканное лицо, такое дорогое и любимое.

Так закончился мой последний день пребывания в Москве— двадцать пятое июня 1941 года.

Вот и прошла первая ночь.

Накануне при погрузке в темноте трудно было разглядеть своих попутчиков, поэтому только сейчас происходило знакомство. В вагоне оказалось несколько женщин, что вносило своеобразное оживление в нашу унылую обстановку.

В теплушке раздвинули двери, и к нам ворвался чистый воздух полей, и утреннее солнце приветливо осветило наш более чем скромный приют на колесах. Общее настроение постепенно поднималось, чему способствовала чудесная погода и начинавшая уже чувствоваться товарищеская связь, которая всех объединяла в преддверии грядущих фронтовых событий.

Мы ехали оторванные от них, наподобие какого-то изолированного, движущегося острова.

Правда, до нас иногда на редких полустанках доходили сбивчивые сведения о боевых делах, но казалось, что все это происходило где-то далеко впереди...

К полудню мы подъехали к станции Орша, дальнейший путь к Смоленску был здесь приостановлен. Станция была переполнена задержанными поездами, что говорило о возникшей напряженной обстановке. Кроме того, нам было слышно, как оттуда раздавались надсадные крики начальников эшелонов, требовавших особого преимущества в продвижении вперед.

Как всегда в таких случаях, пошли догадки, пересуды и неутешительные предположения.

Тревожность всего происходящего отрезвляюще подействовала на обитателей нашей теплушки, мы стали уже понимать, что вступаем в полосу, приближающую нас к той самой войне, о которой имели весьма приблизительное представление.

Еще утром мы полагали, что все заранее предусмотрено и запланировано. Вера в разумность принимаемых мер не допускала мысли, что возможны случаи, подобные тому, какой сейчас происходил.

Но вспомнив наши мытарства в Москве, где было зря потеряно драгоценное время (не говоря уже о моральных и других страданиях), мы невольно задавались вопросом, все ли идет как надо?

И вдруг в довершение всего воздух огласился невыносимым ревом паровозных гудков. Эти душераздирающие звуки обрушились подобно снежной лавине и привели всех в растерянность.

Так война оказалась совсем рядом. Это была воздушная тревога...

Оставаться на путях было опасно, тем более что рядом с нашим поездом находился состав с горючим.

Все бросились бежать к близлежащему поселку и видневшемуся

Ничего не оставалось, как, преодолевая сильную боль, заковылять вслед удаляющимся опутчикам.

Воздушные пираты с черными крестами набросились на станцию, дико завыли летящие авиабомбы, и грохот взрывов сотрясал все вокруг. Я не был участником войн, мой опыт ограничивался только военной подготовкой в институте и пребыванием на маневрах во время службы в команде одногодичников.

Невозможно передать, в каком я пребьшал состоянии, но с каждым взрывом росла обида, горькая, как полынь, она растекалась во мне, вызывая негодование.

Попутно вспомнился недавно виденный кинофильм «Если завтра война», где под звуки бравурной музыки наши летчики лихо расправлялись с самолетами врага на его территории. А может, это стратегическая хитрость? Вот-вот появятся наши соколы и разметут фашистских стервятников...