Путь к Рейхстагу

гремящим взрывами и выстрелами улицам Берлина.

Мы завернули в переулок, не отличавшийся от множества других.

Вначале все выглядело обычно, но вскоре мы почувствовали, что попали под обстрел замаскированных огневых точек, и пытались использовать любое укрытие, чтобы продвинуться вперед.

Временами мне казалось, что летящие пули заполнили собой все окружающее пространство, я ощущал их смертельный полет вокруг своего тела.

Помню, что приткнулся к расщелине здания и увидел на другой стороне переулка опередивших меня товарищей, увертывавшихся от губительного огня.

И здесь случилось незабываемое.

Последнее мгновение сознания зафиксировало в моей памяти невероятный грохот, ослепительную вспышку огня и тупой удар в голову...

Я пришел в себя и, открыв с трудом засоренные глаза, пытался понять, что со мной произошло.

Особенно гудела правая часть головы, как будто рядом звонил колокол. Желая подняться, я почувствовал повсеместную боль, было такое ощущение, словно меня провернули в мясорубке.

Шаг за шагом мне пришлось восстанавливать в памяти предыдущее. По-видимому, воздушной волной разорвавшегося вблизи снаряда я был отброшен в расщелину. Я удивился, что не был проткнут находившимися вокруг острыми камнями, и только сейчас понял спасительную роль моей папки для рисования, хранившейся в вещмешке за спиной.

Конечно, тогда я не думал о результатах этого происшествия, оставившего впоследствии предательский след в моем здоровье. В этот момент меня волновали совсем другие вопросы. Мобилизовав все силы, я выполз из каменной норы и, оглядев переулок, заметил, что обстановка в нем изменилась: откуда-то появившиеся пушки уничтожали очаги сопротивления противника.

определить, сколько прошло

времени, не представлялось

возможным. Беспокоила судьба

товарищей. Оставалось только одно:

разыскать штаб полка; таилась

надежда, что там найдутся их следы. При помощи какого-то бойца мне удалось найти нужное место, оказавшееся на соседней улице. Этот отрезок пути я преодолел с большим трудом, ружилась голова, подводили ноги.

При входе в полуразвалившийся дом я нечаянно толкнул одетого в ватник человека. Неизвестный

воин (он был без погон) обругал меня. При ближайшем рассмотрении это оказался знакомый еще по Латвии командир артполка 52-й гвардейской дивизии подполковник Н. И. Биганенко. Покрытый пылью, со ссадинами на лице, я был неузнаваем.

В подвале, где размещался штаб полка, шла напряженная оперативная работа, и о корреспондентах газеты ничего сообщить мне не могли. Санинструктор оказал мне помощь, и после непродолжительного отдыха я воспользовался попутным связным и направился в штаб дивизии.

Только через день, при содействии редактора дивизионной газеты капитана В. Ф. Морозова, мне удалось вернуться в нашу редакцию. Проходя по поселку Ной- Линд енберг, где находился штаб армии, я увидел командующего генерал-полковника В. И. Кузнецова, задумчиво стоявшего у крыльца своего дома с усталым и озабоченным лицом. Еще находясь под впечатлением того, что творилось в Берлине, я подумал, каким мужеством должен был обладать этот небольшого роста человек, чтобы нести такую ответственность...

Мое появление в редакции было неожиданным. Выяснилось, что мои спутники—корреспонденты, оказавшиеся живыми и невредимыми, сообщили о моей гибели.

Редактор майор Маслин, появившийся у нас несколько дней назад, мало еще знал сотрудников газеты и воспринял эту весть как обычное на войне происшествие.

Но, уведомленный о случившемся, начальник политотдела армии полковник Ф. Я. Лисицын очень огорчился и приказал найти мой «труп», на поиски которого выезжал в Берлин наш замечательный шофер Яша Силкин.

В те исторические дни каждый из нас делал, что мог, не время было думать о своих недомоганиях, и через день с неизменной папкой за спиной я опять отправился кочевать по горящим улицам Берлина.

ОСОБОЕ ЗАДАНИЕ

Бои в Берлине приближались к концу. Части нашей армии вплотную подошли к рейхстагу.

Радостное напряжение достигло предела, каждый солдат и командир понимал, что взятие этого последнего оплота фашистов символизирует окончательную победу над гитлеровской Германией.

Но овладеть рейхстагом было не просто. Остатки некогда грозной фашистской армии отчаянно сопротивлялись. Здание было превращено в настоящую крепость. А война уже кончалась, и каждому хотелось дожить до победы.

И вот—свершилось. Весть о победоносном штурме рейхстага молнией облетела всю армию. Все мысли были обращены к тем, кто совершил этот славный подвиг, кто первым ворвался в рейхстаг, кто водрузил над ним победное знамя. Армия хотела знать своих героев.

Нашу газету «Фронтовик» лихорадило. Вечером, в знаменательный день этого двойного праздника (было Первое мая), меня и корреспондента газеты А. Кузнецова вызвали к редактору. Нам было поручено привезти материал из рейхстага. Задание было исключительное по своей важности и необычности.

В рейхстаге еще шли бои. Над ним развевалось Знамя Победы, а внутри уже второй день наши бойцы героически сражались с фашистами. Загнанные в подвалы рейхстага враги упорно не хотели сдаваться: численный перевес был на их стороне.

Ночью я почти не спал. Нет большей радости для художника, чем сознание того, что его работа нужна людям, что и он вносит свой посильный вклад в общее дело. Рисуя воинов, я всегда чувствовал их доброжелательность, заинтересованное отношение, даже в тяжелой обстановке боевых будней, когда мое появление с папкой в руках могло, казалось бы, вызвать лишь недоумение.

Я и прежде рисовал героев. Но это задание было самым желанным и почетным. На рассвете мы отправились в рейхстаг. По пути уже узнали, что сегодня капитулировал берлинский гарнизон.

Было второе мая.

В городе чувствовалось оживление. По разрушенным улицам под конвоем наших бойцов брели группы гитлеровцев. Стали появляться жители. Около нас остановилась легковая машина с белым флажком на радиаторе. На ее заднем сиденье полулежал раненый вражеский генерал. Шофер по- немецки просил нас указать ближайший советский госпиталь.

Чудеса!

Кое-где еще раздавались редкие выстрелы. Но это уже были последние судороги. Война умирала.

И вот мы на Королевской площади (Кенигплац). Впереди было закопченное, побитое здание. Зияли пробоины в замурованных окнах, с крыши клубами валил густой дым. Исклеванный фасад был расцвечен флагами, водруженными при штурме. А на самом верху, на полуразрушенном куполе, борясь с дымом и ветром, гордо реяло Красное Знамя Победы.

Наконец, мы в рейхстаге. Вот они,герои!

К ним все эти дни были прикованы наши сердца. На их усталых, возбужденных лицах читается радость нелегкой победы. А вокруг— перевязанные бойцы, прикрытые трупы, нестерпимый запах гари.

В темном помещении, освещенном лампой, знакомимся с полковником Зинченко (подразделения его полка первыми ворвались в рейхстаг), с капитаном Неустроевым, командиром героического батальона. Капитан — молодой, небольшого роста, подвижный, с решительным лицом и смелым, открытым взглядом. Да, именно таким человеком представлялся мне командир отважных.

Здесь был и замполит Неустроева, лейтенант Берест, человек необыкновенной храбрости. В качестве парламентера он вел переговоры с фашистами, засевшими в подвалах рейхстага. Он же сопровождал Егорова и Кантарию, когда те взбирались к куполу со Знаменем Победы.

С радостью обнял я своего товарища капитана И. У. Матвеева, агитатора политотдела дивизии, участвовавшего также в штурме рейхстага.

Кругом было много замечательных людей. Но согласно редакционному заданию я должен был нарисовать лучшего из лучших солдат и младших командиров.