Искатель, 1996 №5

В этот момент в поле зрения Кори попало чье-то лицо, показавшееся ему знакомым. Это был Вендтланд, появившийся в кафе в сопровождении почтенной дамы средних лет, полной, даже тучной и прямо-таки сверкающей блеском ювелирных украшений. Вендтланд выбрал столик напротив того, за которым сидел Кори. Их взгляды встретились. Кори не понял, узнал ли его Вендтланд.

— Вы хорошо плаваете? — спросил у Кори Мак Наб. — А то здесь, в Праге, есть великолепный бассейн. Обязательно побывайте там. Это на Подели. Раз уж вы свободны, так хоть от нечего делать доставьте себе это удовольствие.

Кори сразу же насторожился. В этих словах, возможно, содержалась какая-то полезная для него информация.

— Да, плаваю я хорошо, — сказал он. — У кого мне просить разрешение?

— Мистер Мак Наб только что сказал вам — просить разрешение ни у кого не надо. Вы можете покидать отель в любое удобное для вас время, — сказал Кучера и взглянул в сторону входа в кафе, за которым он уже некоторое время украдкой наблюдал. — А вот и профессор Васильев! Вы, кажется, уже встречались с ним, доктор, верно?

Радостно улыбаясь, великан пробирался к их столику.

— Очень рад видеть вас здесь, — сказал он, протягивая в знак приветствия свою огромную ручищу.

Мак Наб представился Васильеву, и тот грузно опустился на стул. Кафе с его викторианским дизайном, белыми перилами, которые так часто красили, что краска наслоилась обильно на дереве, и углами, в которых за перегородками сидели кассирши, с официантами в старомодных фраках несло на себе отпечаток прошлого века. Но внешне спокойная, мирная обстановка кафе не избавляла Кори от ощущения опасности. Ему казалось, что за этим спокойствием таится угроза внезапной вспышки коварной жестокости, грубого насилия.

— А где Шепилов? — спросил Васильева Кучера.

— Будет немного попозже, — ответил Васильев, устремляя на Кори взгляд своих маленьких глаз, прищуренных, как у матроса, слишком часто смотревшего на солнце. — Как продвигается ваш эксперимент о инъекцией РНК доктору Мондоро? Для меня это сейчас интересней всего остального.

— Для доктора Мондоро и меня сейчас интереснее всего было бы узнать, как бы нам улететь отсюда.

— Понимаю, — сочувственно сказал Васильев, — вы застряли здесь. Я знаю, это была не ваша идея, не ваш замысел. Мы не хотели бы задерживать вас, но в случае с доктором Мондоро дело обстоит несколько иначе. Видите ли, его память теперь уже не является его исключительной собственностью, она принадлежит отчасти и нам. Скажите, как нам вернуть свою часть — и доктор Мондоро будет так же свободен, как и вы. Можем ли мы сделать это так, как предложил царь Соломон: разделим ребенка на две половины и каждой матери дадим по половине?

— Какой-то сумасшедший дом! — сказал Кори, боясь, что еще немного, и он не сумеет сдержать вскипающую в нем ярость. — Вы не можете удерживать доктора Мондоро против его воли. Да и по какому праву? Какое обвинение предъявите вы ему?

— Легально они не могут задерживать доктора Мондоро, — сказал Мак Наб. — Мы официально предъявим им обвинение в похищении и незаконном содержании под арестом двоих американских граждан.

Сколь ни резок был тон разговора, все четверо так приглушали голоса, что не привлекали к себе внимания туристов, сидевших за соседними столиками.

— Мондоро никто не доставлял в ГДР силой, — сказал Кучера. — Насколько мне известно, он приехал туда по собственной воле, но нашу границу он пересек и въехал в Чехословакию под вымышленным именем и по фальшивому паспорту, который получил от ваших людей. В вашей стране такое расценили бы как преступление и человека посадили бы в тюрьму.

Васильев сделал руками жест, призывающий собеседников не горячиться:

— Дело гораздо сложнее. Этот случай уникален в истории науки, и обычные мерки закона здесь не применимы. Скажите мне, что означает вот это?

Васильев вынул из бумажника маленький листок бумаги и осторожно передал его Кори. Это была фотокопия математической формулы.

— Не знаю, что это значит, — сказал Кори и вернул листок Васильеву, стараясь скрыть свое огорчение.

— Мы нашли это в комнате Мондоро, в корзине для мусора. Это его почерк?

— Допустим. И что из того? — с недоумением спросил Мак Наб.

— Доктор Хаузер работал над проблемой магнетического регулирования силы водородного взрыва. Эта формула отражает его поиски пути решения проблемы, — лоб Васильева — как у датского дога — избороздили морщины. — Эта формула сложнее той, что известна нам. Здесь добавлены новые символы. Мы можем лишь предполагать, что они означают. Мондоро решил задачу, основываясь на незавершенном исследовании Хаузера. Хаузер не опубликовал ни единой строки на эту тему, но Мондоро нашел то, что предвидел Хаузер.

— Я все еще не могу понять, чего вы хотите, — сказал Мак Наб, удивленно переглянувшись с Кори.

— Васильев пытается внушить нам, что память Хаузера продолжает конструктивно воздействовать на Мондоро, но это ошибочный вывод. Мондоро также проявлял интерес к этой области исследований. Нет доказательств, что РНК Хаузера сыграли в этом деле какую-либо роль. Формула является собственностью Мондоро. Он нашел это решение, а не Хаузер.

— Как поступит ваше правительство, если кто-то из наших людей похитит у вас секрет, который можно использовать против вас в случае войны? Есть все основания полагать, что такой человек заплатит за это своей жизнью.

— Что вы намерены делать? — резко спросил Мак Наб. — Вы, конечно, прекрасно понимаете, что ваши инсинуации слишком гипотетичны, чтобы можно было считать их доказательствами.

Васильев улыбнулся:

— Мы были бы рады разрешить доктору Мондоро вернуться с доктором Кори в Америку, если бы нашлась возможность отделить знания Хаузера от знаний доктора Мондоро.

— Что за нелепая мысль! — воскликнул возмущенный Кори.

— Таков ваш ответ? — спросил Васильев. — Что такое человек — тело или разум? Тело доктора Мондоро разумеется, принадлежит ему самому, но его интеллект отныне не только его собственность, но и Хаузера. Вы не имеете права присваивать себе интеллект Хаузера.

— Вздор, словоблудие! — парировал Мак Наб. — Мы настаиваем на том, чтобы вы как можно быстрее отпустили доктора Кори и доктора Мондоро. Мы намерены предоставить им убежище в нашем посольстве до их отправки в Соединенные Штаты. Этот клочок бумаги ничего не доказывает. Мондоро не шпион и он никогда не пересек бы границы вашей страны незаконным образом, если бы не был похищен.

— Мы не задерживаем его, — сказал Васильев. — Его задерживают чехи, но таково их право, после того как доктор Мондоро нарушил законы их страны. Вы дипломаты, вам и решать эту проблему. Я же как руководитель Отдела биохимических исследований рекомендовал бы задержать этого человека. Другого решения для меня быть не может. Полагаю, что и доктор Кори на моем месте принял бы такое же решение.

Кори содрогнулся от страха, какого раньше, кажется, ему еще не доводилось испытывать.

— Вы убили Хаузера, когда он пытался покинуть вашу страну. Вы и доктора Мондоро убьете?

— Я не знаю никаких подробностей о смерти Хаузера, — сказал Васильев. — Может быть, это ваши люди убили его. Зачем вы переправили умирающего человека в Соединенные Штаты? Вам разрешили использовать его мозг для проведения эксперимента? Все процедуры были проведены в соответствии с вашим методом извлечения информации, от предоставления которой вам сам Хаузер мог бы отказаться.

Кори встал.

— Могу я уйти отсюда? С меня довольно этой аргументации. Все это абсолютно лишено смысла. Профессор Васильев, уверен, знает обо всем не хуже меня.

И Кори направился к выходу, успев по дороге обменяться взглядом с Вендтландом, который, весело смеясь, о чем-то беседовал со своей спутницей.

Спустившись по небольшой лестнице, Кори оказался в вестибюле отеля.

Как бы нужен был сейчас метод, с помощью которого удалось бы стереть в сознании Гиллеля память Хаузера, иначе Гиллель никогда не вырвется отсюда. Его увезут в Россию, и там он бесследно исчезнет.