School game (СИ)

Милкович приложил все усилия, чтобы привстать и взять с тумбочки недопитую бутылку водки. Если Микки начинал бухать, его было сложно остановить. Его вообще было сложно остановить. Еще не нашелся такой человек, который мог бы им управлять, как игрушкой. Милкович если что-то начинал, то старался закончить. Будь то всего-лишь одна бутылка, или один удар — без разницы. Все вечно превращалось в хаос. Микки был хаосом.

— Боже, это не нормально, — Мэнди зашла в комнату, положив руки на талию. Она была в своей униформе, в которой ходит в закусочную недалеко от дома.

— Можно просто Микки, — пошутил брат, и продолжил большими глотками опустошать бутылку, периодически кривляясь от горького привкуса.

Мэнди только вскинула брови вверх, изображая сильное удивление. На часах было около восьми, а её брат уже во всю бухал, он вообще собирается останавливаться?

— Тебе в школу нужно. Прекращай пить, — оповестила сестра, будто Микки сам этого не знал, но привести себя в норму было сложновато.

— Не знаешь, как там он? — слишком резко спросил Микки, ставя в ступор не только себя от этого вопроса, а и сестру тоже.

Она остановилась в дверном проеме, опуская глаза в пол, закусывая нижнюю губу. И отрицательно помотала головой, быстро покидая комнату.

Милкович правда всеми силами пытался забыть тот день, когда чуть ли не убил своего отца, но это было сложно, все это будто на повторе стояло в его голове. Вспоминая всхлипы сестры и кровь на своих руках. Это воспоминание до сих пор сложно ему давалось.

Скорая приехала вместе с полицией, паркуясь прямо возле нужного дома. Врач сразу забежал в дом, крича по пути, чтобы носилки были сейчас же. Микки неподвижно наблюдал, как его отца выносят на носилках, а медики кричат что-то не разборчивое, пытаясь вернуть его в сознание. Примерно двое копов зашли внутрь дома, изучая все на месте преступления. Именно в тот момент, его скрутили, надевая наручники говоря о какой-то херне: «Вы имеете право хранить молчание. Всё, что вы скажете, может, и будет использовано против вас в суде…» и остальные слова Микки и не старался слушать, пока его садили на заднее сидение полицейской машины. Мэнди кричала, чтобы его отпустили, что он не виноват, что он даже не совершеннолетний, но коп только крепко хлопнул дверью.

Непонятно сколько времени прошло, но Милкович так и не покинул кровать. Голова шумела, а пьяный рассудок думал о не совсем продуманных вещах. Он точно решил, что навсегда попытается забыть о этом всем, что это — глупая ошибка, и главное то, что он сейчас на свободе. Главное то, что его не привели к серьезной ответственности, а дали условное осуждение. Потому что в этом нет его вины, что его отец, блять, гребанный мудак, который набухался и чуть ли не изнасиловал его сестру. Ярость, гнев, страх и отчаянье повисло на его плечах, когда он не слишком вовремя пришел, а Тэрри даже не испугался, потому что знал, что сын не сможет этого сделать. Но он смог. И с того момента все изменилось. Несмотря на то, что теперь Милкович должен доказать свое изменение, при этом его контролируют специальные органы, с ним все еще проводят воспитательные беседы, считая что он — потерянный мальчик. Даже если он потерянный, ему не нужна помощь. Микки сам в состоянии вытащить себя из этого дерьма, в котором скоро утонет.

Так как звонок в их доме не работал уже слишком давно, обычно в их дверь стучали. Но сейчас Микки был не особо рад такому громкому стуку, который разносился по всей голове такими же сильными ударами. Непонятно было одно, кто так серьезно был настроен и что он хотел? Стуки не унимались уже более десяти минут, и, казалось, что человек на том конце двери уже сбил костяшки в кровь. Оторвать свое вялое тело от кровати было все так же тяжело, ноги чуть-чуть подкашивались от того, что на завтрак Микки допил бутылку, и его слегка водило в сторону в коридоре, но дверь он все-таки открыл, умоляя себя не врезать этому человеку.

— Привет, — сказал рыжий, и слабо улыбнулся.

Милкович прямо сейчас хотел захлопнуть дверь, чтобы не видеть его лица.

— Ты что делаешь у меня, блять, дома? — спросил он, пытаясь твердо держать речь, но язык заплетался в словах.

— Классуха попросила тебя проведать. Думает, если мы сидим за одной партой, то друзья, — еще сильнее улыбнулся Йен, самоуверенно продвигаясь внутрь и прикрывая дверь.

Микки чуть-чуть пошатнулся, но не отменял его действия.

— Ну, и как называется твоя болезнь? — спросил Галлагер, снимая ветровку. — Алкоголизм? — не унимался рыжий и старался шутить.

Он выглядел довольно-таки бодрым, хотя на той вечеринке он выворачивался от боли в животе. Что с ним вообще не так? Милкович выпил больше, но по сравнению с ним выглядел намного лучше. А сейчас в день отходняка, когда люди должны скулить от боли в голове и все еще опустошать бутылки из-под алкоголя, Йен выглядел так, словно он был в прекраснейшем отпуске.

— Галлагер, свали нахуй, — слишком грубо начал Милкович диалог, но выгонять гостя не стал.

— Чувак, ты обещал остаться до конца, но свалил, — напомнил Галлагер.

Микки прямо сейчас хотел сказать все, что он думает про эту ебанную во все дыры вечеринку, от которой не стало нихрена легче, а только в несколько раз хуже. Странно, как этот рыжий парень всего лишь своим присутствием мог сделать все так, будто он совсем не виноват. И винить его особо не хотелось.

Йен не обратил внимание на слишком грубого утреннего Милковича, от которого за километр несло выпивкой, и продвинулся в гостиную, плюхаясь на потрепанный диван, Микки сделал тоже самое, только намного медленнее. Неуверенно в своих действиях он сел рядом, вскидывая брови вверх, будто ожидая слов. Зелёные глаза уставились прямо на Микки, смотря твердо и настойчиво. Брюнет словил себя на мысли, что в его глазах даже в лютый холод видится весна, но отбросил свои слишком сопливые и пьяные мысли в сторону.

— Если ты хочешь спросить, почему тот блондин не подал на тебя в ментовку, то спрашивай, — рыжий еще удобнее устроился на диване. Он чувствовал себя в безопасности, хотя тот Микки, которого он видел пугал его.

Он не понимал, откуда в человеке может быть столько злости и гнева. Но наверняка знал, что сможет это остановить, не зря же он усиленно следит за своей физической подготовкой, чтобы в силах удержать такого неуравновешенного парня. Просто он склонял все к тому, что на пати он был пьян, слишком, чтобы хоть как-то оттащить Милковича.

— Совсем срать на то, сколько раз тебе пришлось брать в рот, — Микки тоже сидел на диване, и он все сваливал на свой тупой опьяневший мозг, который был не в силах взять ублюдка за шиворот и вытолкнуть за дверь.

Йен показал что ему все равно на его слова, но внутри злился. Злился, что Милкович думал, что он все может решить только так. Хотя он сам понимал, что такой образ «шлюшки» он сам себе составил, так что в этом его вина присутствовала тоже.

— Почему ты такой долбаеб? — не выдержал Йен, и вскочил с дивана, собираясь уходить. — Я всегда вытаскиваю тебя из задницы, а ты не можешь сказать простого: “спасибо”, — не выдерживал парень и кричал на весь дом.

Хотя Галлагер точно даже для себя не мог сказать, зачем он это делает. Чтобы втереться к нему в доверие? Чтобы показать себя героем? Чтобы реально ему помочь? Это все еще был план - да. План по соблазнению , но так как Микки был не самой простой персоной, это был единственный выход. Наверное, ему не хотелось, чтобы тот оказался в данный момент в тюрьме.

Милкович попытался встать на ноги, чтобы тоже что-то ответить, но в силу алкоголя в крови не смог. Водка на голодный желудок давала о себе знать.

— Да не психуй ты так, — еле выдавил из себя брюнет, смотря, насколько сильно краснеет Йен.

В один момент он хотел взять его и выкинуть на улицу, а в другой посадить на диван и смотреть в его глаза. Когда смотришь в глаза Галлагеру становится теплее, и сразу хочется выпить травяного чая, чувствуется, будто ты — дома. А когда он злится глаза темнеют, и ты будто попадаешь в омут, становится страшно и хочется остановить его. Микки готов был поклясться, что ненавидит и обожает одновременно чувство, когда он пьяный.