Четкие линии (СИ)

Причина, по которой я не боялся за свою жизнь. Что все равно не отменяло осторожности.

— Салазар….

Подошел к раме и привычно уже влил силу в руны. Гриффин оказался интересным, разносторонне развитым человеком, начитанным, образованным, приятным в общении. С ним можно было обсудить прочитанные книги, и он не смеялся, когда я упомянул, что люблю фэнтези. Признался, что сам в восторге от Толкиена и его продуманной вселенной, со своим языком, традициями, песнями.

Но сердце все равно тянулось к одному невыносимому и прекрасному в своей одухотворенной язвительности портрету. Не раз и не два задавал себе вопрос, каким Слизерин был человеком, ведь картина — всего лишь слепок, она не может передать всех граней. Наверное, дьявольски обаятельным.

Крепкие руки обхватили меня, стиснули, выбивая воздух из груди. Дождь мелких, сухих поцелуев осыпал лицо. Салазар как будто пытался убедиться, что я здесь, рядом, не покину его в отведенное нам моим резервом время.

Пусть такие отношения неполноценные, пусть от безысходности щемит сердце и больно ноет грудь, я ни на что не променяю возможность коротких встреч и жарких поцелуев с Салазаром, ни на какую реальность. Сумасшествие? Возможно. Но я личность творческая, нам по статусу полагается.

— Как он выглядел? Этот Эрик Гриффин? — несмотря на всю гениальность и строгость, Кандида все же оставалась женщиной. Весьма тактичной женщиной — она дождалась, когда я вернусь в кресло и отдышусь.

— Сейчас, — еще летом сделал портрет своего нового издателя. Типаж чисто мужской привлекательности, лев со спрятанными в подушечках кинжальными когтями.

На стол лег рисунок альбомного формата, лицо моего нового редактора вблизи. И мне очень не понравилось, как переглянулись портреты.

— Как ты говоришь, его зовут? — нахмурилась Кандида.

— Эрик Огастес Гриффин.

Еще одно переглядывание.

— Та-ак, чего я не знаю? — прищурился. Этих двоих обычными угрозами не проймешь, но вот Комната настроение почувствовала, воздух завибрировал, словно забавная девчушка уперла руки в бока.

Мы с ней можем позволить себе вольность говорить с Основателями в подобном тоне. Хотя бы потому, что входим в круг близких им людей… и созданий. А вообще, компания у нас подобралась странная. Два артефакта, одно помещение и человек.

И я не воспринимаю их как картины. Многие, да что там многие, большинство волшебников не считает картины живыми в полном смысле этого слова. И не относится как к живым существам. Однако Кандида и Салазар выделяются из общего ряда, они отличаются от обычных волшебных портретов. Они — нечто большее, чем просто тень или отголосок, они часть личности. Не крестраж, не обрубок души, а именно слепок, полноценный и живой. Способный беспокоиться, любить, радоваться и переживать, способный не просто помогать, но советовать и по-своему жить.

Основатели снова переглянулись, на мраморном лбу Когтевран пролегла между бровей глубокая морщинка.

— Тот, кого ты нарисовал… — она покусала губы. — Мы уже видели этого человека. Общались с ним и даже дружили.

— Ты нарисовал портрет основателя львиного факультета, — прервал осторожную речь подруги Салазар, резкий и напряженный. — Годрика Гриффиндора.

Словно пыльным мешком по голове. Перевел взгляд на рыжеватого мужчину с короткой бородкой. Да, широкоплечий, массивный, как средневековый рыцарь, но в то же время вполне современный.

— Этого просто не может быть! — от неожиданности перешел на родной японский. Поймал непонимающие взгляды портретов, встряхнулся. — Как такое возможно? И возможно ли вообще?

— Теоретически возможно все, — поджала губы Когтевран.

— Практически — нет, — подхватил Салазар.

В такие минуты становилось отлично видно, что Основатели являлись не просто коллегами, но друзьями, которые понимали друг друга с полуслова.

— Может, это его потомок, — предположил, отойдя от первого шока. А что, было бы необычно пообщаться с потомком Гриффиндора. — Какой-нибудь пра-пра-пра?..

— Невозможно, — качнула головой Кандида. — У Годрика не осталось потомков. Через два поколения после его смерти, болезнь унесла всю семью. Мы даже подумывали о проклятии, но маги того времени ничего не обнаружили. Погиб весь род Гриффиндора.

— А бастардов Годрик не оставлял, он боготворил жену, по тем временам, удивительное качество души, поразительная верность и преданность.

— Те качества, которых он ждал от учеников своего факультета, — печальная улыбка тронула губы женщины. — У них вообще не могло быть бастардов, так как дар Годрика — могущественный, огненный. Женщины могли передать его ребенку только в полном магическом браке при поддержке источника и хорошего целителя.

— Не знал об этом, — задумчиво протянул Слизерин.

Да ладно? Чтобы наш змей — и чего-то не знал?

Кандида взглядом выразила то же сомнение.

— Пенни принимала роды у жены Годрика, в Хогвартсе, тогда мы только-только закончили строительство. Ты снова уехал к драконам, поэтому не помнишь. Роды были тяжелыми, но мальчик получился крепеньким, славным, — воспоминания вызвали улыбку. — И тогда же рассказала Годрику об особенностях дара, Пенни являлась лучшим целителем, она долгое время изучала не только родовые чары и семейное искусство, но и ездила по стране, путешествовала на материк.

— Значит, это не потомок Гриффиндора, — даже немного обидно.

— Меня настораживает другое, — продолжил, словно не замечая, Салазар. — Его имя. Эрик Огастес Гриффин.

— Что в нем не так? Да, немного необычное, для мага, думаю, в самый раз.

— Не в этом дело. Нашего друга звали Годрик Аугустус Гриффиндор, — Кандида соединила кончики пальцев. — Гриффин с латыни переводится, как "грифон", зверь с герба рода Годрика. В молодости он даже приобрел маленького грифончика, вырастил его. И увековечил. Эмблема факультета не лев, как считают сейчас, а тот самый грифон.

— И друзьям он позволял называть себя Рик, понимая, что в поединке или битве не всегда можно выговорить полное имя, — кивнул Слизерин.

— Особенно твое, — не преминула ехидно заметить Когтевран.

Салазар одарил ее взглядом, который явно позаимствовал у своего василиска.

Но какие тайны открываются, просто голова кругом! Грифоны, Гриффины…. Теперь мне вдвойне подозрителен этот самый издатель. Хорошо, что мы долго еще не увидимся, до самого лета. А переписка…. Кандида и Салазар научили меня проверяющим чарам, уверен, подучат еще, особенно в свете последних событий.

Однако что это за таинственные переглядки? Они что, снова что-то утаивают?

Поднял бровь, состроил скептическую мину. Покраснеть и смутиться не додумался никто. Действительно, кого я пытаюсь пробить? Темного мага с многовековым опытом, без стыда и совести? Или женщину, что долгое время с этим самым магом общалась? Как говорится, с кем поведешься….

— Однажды школу взяли в осаду, — начал рассказ Слизерин. — Тогда многие пытались попробовать Хогвартс на стойкость и зуб. Один из крупнейших источников, сила четырех родов, потраченных на возведение и укрепление стен, труды по магии, артефакты, редкие ингредиенты — все это являлось желанной добычей. Нам удавалось удачно противостоять, но в ту весну в школе разразилась эпидемия лихорадки, многие ученики и преподаватели лежали в Больничном покое. Пенни не отходила от них, я целыми днями варил зелья, и потому защита легла на плечи Кандиды и Годрика. С остатками здоровых учеников они раз за разом отбрасывали атаки нападающих, Кандида укрепляла стены, Годрик проводил хитроумные атаки и подпитывал защитные амулеты. Но так не могло продолжаться вечно. Ученики начали выздоравливать, но были еще слабы, чтобы сражаться, многие были ослаблены не только болезнью, но и спонтанными магическими выбросами, которые провоцировал борющийся с заразой организм. Нам необходимо было вывести их из школы, чтобы очистить ее от болезни, убрать хворь из воздуха. И тогда Кандида придумала заклинание иллюзии. Наработки у нее имелись и раньше, однако она довела их до ума в тот период.