Как нож любит сердце (СИ)

Ганнибал наблюдает за ним сейчас: на лицо Уилла падает тонкая полоса света, проникающая между плотными шторами. Выпирающие позвонки и едва заметные синяки над бёдрами. Тусклый свет делает тени на лопатках глубже, превращая Уилла в подобие призрака, лежащего в постели Ганнибала. Ганнибал придвигается ближе, прижимает Уилла к своей груди и натягивает одеяла выше. Он видит, как свет становится ярче, от бледно-голубого к мягкому жёлтому. Уилл дышит неглубоко и спокойно, а Ганнибал начинает возбуждаться, не совсем понимая, почему. Он полагает, из-за физической близости. Ганнибал прикасается губами к плечу Уилла и прикусывает, достаточно сильно, чтобы оставить след, но не слишком сильно, чтобы стало больно. Он забавляется, кусая и посасывая это место, и к тому времени, как Уилл просыпается, на его плече виднеется засос, цветом и размером напоминающий спелую сливу.

— Что вы делаете? — спрашивает Уилл, его голос звучит хрипло из-за недавнего сна.

— Бужу вас, — отвечает Ганнибал, обводя большим пальцем оставленный след. Не совсем «собственность Г.Л.», но со временем появится и это.

Уилл поворачивает голову, пытаясь рассмотреть метку, но она оказывается за пределами его видимости.

— Который час?

— Где-то шесть. Я не был уверен, нужно ли вам идти куда-нибудь утром.

Уилл закрывает глаза и кивает.

— У меня лекция в девять.

— Значит, у нас ещё есть время, — Ганнибал наклоняется, прикасается к шее Уилла и обхватывает его ноги своими, не позволяя выбраться. Уилл сонно смеётся, и Ганнибал раздумывает над тем, чтобы воздвигнуть памятник на этом безупречном фундаменте.

Позже, ближе к семи часам, после того, как они разделили душ, который занял заметно больше времени, чем обычно требуется, Ганнибал делает Уиллу кофе и быстрый завтрак из омлета с мясом. Он наблюдает, как Уилл поглощает пищу, пока сам пьёт свой кофе и наслаждается странным трепетанием собственного сердца. Ганнибал думает, стоит ли назвать это пресловутыми бабочками, или же он настолько хорошо притворяется, что может обмануть даже самого себя.

Ганнибал следит, как Уилл отъезжает от дома, и продолжает смотреть ему вслед около пяти минут. Он бы куда охотнее посадил его на цепь, чтобы иметь возможность затащить Уилла обратно. Но ему нужно начинать день, готовить себе завтрак, его ждут пациенты. В действительности Ганнибал хочет лишь взять карандаши и холст и зарисовать картину, которая по-прежнему стоит перед глазами. Обнажённый Уилл, изящно лежащий среди белых простыней, со взъерошенными волосами и руками, заведёнными за голову. Ганнибал не уверен, что Уилл оценит, если он, к примеру, вставит подобный рисунок в рамку и повесит её на стену в своём кабинете, но ему определённо хочется изобразить свои мысли на бумаге. К тому же, это столь изысканное зрелище.

Во время ланча Ганнибал выделяет немного времени для того, чтобы сделать набросок, но возможности продолжить его пока нет. Его день расписан поминутно, да и гость становится неожиданностью. Ганнибал как раз заканчивает сеанс с высокопоставленной особой средних лет, страдающей от обсессивно-компульсивного расстройства. Он провожает её из своего кабинета, когда вдруг замечает сидящего в приёмной Уилла. Он выглядит подавлено. У него откуда-то взялись синяки под глазами, хотя с утра их не было, его плечи понурены, а на лице отражается пугающая пустота. Что-то случилось, и Ганнибал чувствует укол ревности и желание превратить человека, виновного в этом, в аппетитный стейк. С морковью и красным вином.

— Уилл?

Уилл поднимает взгляд, будучи вырванным из какой-то глубокой холодной ямы, созданной собственным сознанием, немедленно встаёт и заходит в кабинет без приглашения. Он садится на кушетку, сжимает голову руками и вздыхает.

— Расскажите, что произошло, — говорит Ганнибал, возвращаясь за стол, и ждёт.

— Убийство, — отвечает Уилл. — Ужасное. Я не… моя реакция на это… — он умолкает и потирает ладонями лицо, поднимая взгляд. — Снова Чесапикский Потрошитель.

Несмотря на то, что диссоциация и потеря во времени могут быть сексуально спровоцированными заболеваниями, Ганнибал сомневается в том, что убийство было совершено Потрошителем. Он никого не убивал со вторника, в конце концов.

— Вы уверены?

— Это его почерк. Жертва поставлена в определённую позу и выставлена напоказ. Ужасающие пытки. Органы перемешаны, — он закрывает глаза и невольно вздрагивает. — Это ребёнок.

— Что? — Ганнибал чувствует яркую вспышку гнева. Ребёнок? Как они могли связать подобное с ним? Он никогда не причинял вреда детям. У него всё же есть принципы.

— Мальчик тринадцати лет. Убийца оставил его на детской площадке, подвешенным к турнику. Группа детей и воспитатель нашли его этим утром, это было… — Уилл теряется, и Ганнибал видит, как слова ускользают от него. Он сидит, открывая и закрывая рот, словно пытается их поймать.

— Он был ещё жив, когда убийца… это наверняка было невыносимо больно. Я видел… Я чувствовал. Господи, — Уилл дрожит.

Ганнибал размышляет, стоит ли ему продолжить и предложить помощь, каким-либо физическим образом утешить Уилла, но вспоминает, что тот здесь в качестве пациента, а не любовника, и нужно вести себя соответствующе.

— Вы уверены, что это Потрошитель?

— Я не уверен. Никогда до этого его жертвами не становились дети. Джек хочет, чтобы я взялся за это дело, — он закрывает глаза. — Я просто не знаю, что думать о мире, в котором кто-то решил использовать методы Чесапикского Потрошителя, чтобы убить ребёнка.

— Подражающий убийца оказался монстром куда более страшным, чем оригинал. Ясно.

Уилл кивает и грустно улыбается.

— Это, несомненно, трудно принять.

— Вы отрешились от произошедшего?

— Я хотел бы, чтобы так случилось. У меня был приступ паники. Я испортил несколько улик и сбежал с места преступления.

— И пришли ко мне.

— Да. Я не… Простите. Я не знал, куда ещё можно пойти.

— Не извиняйтесь. Я всегда к вашим услугам.

— Я знаю. Просто… я знаю.

Ганнибал сдается. Его лицензия психиатра наверняка ругает его последними словами. Беделия, если бы он рассказал об этом, наверняка огрела бы его по голове чем-нибудь тяжёлым и дорогим, но он делает шаг к Уиллу, притягивая его к себе. Уилл упирается лбом ему в живот и издаёт звук, схожий со вздохом облегчения, и Ганнибал ощущает неуместную гордость. Он гладит Уилла по волосам, заставляя вздыхать.

— Вам будет слишком сложно справиться с этим делом, Уилл. Вы должны попросить Джека избавить вас от этого.

— Нет. Я должен поймать убийцу. Это действительно необходимо. Мне просто нужно суметь найти в себе силы не паниковать на местах его преступлений, мне нужно… Мне нужно работать.

— Вы не можете ожидать результата, просто заставляя себя работать.

— Могу. Он собирается убивать снова. Никто не станет совершать подобное лишь однажды. Будет больше жертв, и если это… — он глотает слово. — Дети. Я обязан поймать его. Обязан.

Ганнибал кивает. Он понимает доводы Уилла, действительно понимает, но среди всего, от чего Ганнибал хотел оградить его, на первом месте — это неуёмное чувство ответственности. Он снова думает о маленькой позолоченной клетке, в которой мог бы спрятать Уилла, как слабую безголосую птичку. Крылья из ножей, руки подняты вверх в мольбе за отпущение грехов. Ганнибал сглатывает и концентрируется на ладонях Уилла, которые сейчас лежат на его пояснице.

— Я могу научить вас справляться с приступами паники, — спокойно произносит он, невольно накручивая на палец прядь волос Уилла. — Дыхательные техники, сенсорное отвлечение. Но это требует значительной концентрации и не поможет, если вы будете загонять себя на работе.

— Сенсорное отвлечение?

— Держите что-нибудь в кармане и прикасайтесь, когда чувствуете приближение приступа паники. Это поможет вам вернуться в реальность.

— Вы помогаете мне.

— Боюсь, я не влезу в ваш карман.

Уткнувшись в ткань жилетки Ганнибала, Уилл издаёт неясный звук, то ли смешок, то ли что-то ещё. Ганнибал отступает на шаг и тоскливо смотрит на него. Уилл выглядит измученным, а на его несчастном лице глаза кажутся ещё больше. Он медленно опускает руки на колени, будучи не до конца уверенным, что ему позволяют отстраниться. Ганнибал хочет коснуться губами кончика каждого его пальца, потом взять карандаш и зарисовать отпечатки, чтобы они совпали с его собственными.