Мои миры, твое отчаяние. Танец 2 (СИ)

— В следующий раз я постараюсь быть более убедительным.

Гилберт выразительно приподнял брови.

— А он будет?

— Пока не знаю, жизнь долгая, — широко улыбнулся Гарри.

— Что ты хотел узнать? Скорее всего, что именно я знаю о Гласе Дурмстранга, не так ли?

— Да, меня интересует именно это.

Готт раздраженно провел по волосам и ослабил ворот своего мундира.

— Я уже дал тебе практически конкретный ответ. Если ты не желаешь думать, то какой спрос с меня?

— А почему нельзя дать точную информацию, если ты ею владеешь?

Раздражение Гилберта стало еще сильнее.

— Во–первых, не поверишь, во–вторых, это будет слишком просто, а так нельзя. Ты должен сделать что–то сам, чтобы добраться до истины, иначе не усвоишь из произошедшего никаких уроков. Анализируй, заставляй свой ум работать, старайся! Раньше ты подходил ко всему серьезней, а сейчас будто бы играешь.

До превращения назад оставалось десять минут.

— Но зачем все настолько усложнять?

Гилберт ответил ему грустной улыбкой.

— Потому что в будущем никто не будет ничего упрощать для тебя. Воспринимай это как ценный опыт. Кстати, думаю, тебе следует поспешить к своим друзьям, остаться посреди коридора, по которому в любой момент могут пройти люди, в форме, в несколько раз большей по размеру и с чужими погонами, не есть хорошо. Не так ли?

Гарри согласно кивнул и, попрощавшись, ушел. Первая из запланированных операций закончилась провалом.

Глава 25. Братья

Гарри внимательно рассматривал ряд из пузырьков, выставленных перед ним на столе лаборатории. Заклятия были наделены страшной силой, но зелья обладали еще большей чудовищной мощью. Всего три капли из одного флакона — и вся правда о жизни другого человека, вся его оголенная душа, лежит перед тобой. Бери, вытягивай оттуда, что захочешь, ведь у твоей жертвы нет ни малейшей возможности что–то скрыть.

Бокал другого зелья и чья–нибудь частица и, пожалуйста, на час ты совершенно другой человек. Можешь вести себя как пожелаешь, ничуть не опасаясь, что скажут люди о тебе потом. Ты будешь каждый день чинно изображать из себя праведника, но иногда, допустим в выходные, сможешь стать, пусть и ненадолго тем, кто не ограничен никакими рамками. И никаких условностей или правил.

В третьем флаконе свобода от правды, которой можно добиться всего тремя маленькими каплями бесцветной жидкости из первого сосуда.

В четвертом — закупорен тихий и спокойный сон, что не несет в себе тревог и печалей. Всего чайная ложка отвара с привкусом мяты за несколько часов беззаботности и хорошего отдыха.

В пятом — то, что поможет восстановиться после кровопотери. Очень легко получить жизненно важную жидкость, активно задействовав все механизмы организма, заставив поделиться ранее накопленными ресурсами… Главное не перегнуть палку и правильно рассчитать дозу, иначе такой сложный механизм просто даст сбой и… раз и все… вместо здорового организма получаем еще теплый труп.

В шестом — обычные витамины, без которых иммунитет никогда не будет достаточно высоким, чтобы противостоять различным инфекциям и заболеваниям. Казалось бы, ничего сложного и нет, но из подобных мелочей человеческая жизнь и складывается. Маленькие кирпичики огромного здания. Начнется дефицит витаминов, и человек начнет понемногу разрушаться. Сколько же всяких нюансов стоит учитывать каждый день…

Гарри апатично переставлял пузыречки на столе. Мальчика не покидало какое–то странное ощущение чего–то неизбежного. Возможно, все дело в том, что он прекрасно осознавал, что поступки, которые собирается совершить, не совсем правильны, и в некотором роде даже противоречат его собственным представлениям о морали и нормах.

Предновогодний бал, несмотря на всю суету, все–таки внес в обычную размеренную школьную жизнь Дурмстранга чуть больше светлых красок. Было смешно наблюдать за метаниями Эдвина от одной девушки к другой, чтобы пригласить их на бал. Но неизменно получал отказ потому, что приглашал он только старшекурсниц.

После долгих метаний Эрстед все–таки смог найти себе пару для бала. Этой несчастной стала его одноклассница Антонеску Анна — Мария, бледная девочка болезненного вида, но обладающая гордой осанкой и решительным взглядом. Поттер хорошо ее запомнил потому, что именно она была первой, кто приносил клятву школе на их церемонии зачисления.

Альберт не стал утруждать себя поисками и сразу предложил Офелии составить ему компанию на празднике. Цыганка тут же согласилась.

Гарри же пригласил на бал Мирославу, которая, выдержав паузу, которую требовал этикет и давно забытые правила приличия, ответила, что не против пойти с ним.

Дориан же, посетовав на то, что в их отряде только две девушки, отправился на поиски партнерши, тщательно почистив клыки. Его логика была очень проста: когда он мило и доброжелательно улыбается, сбежать от него становится проблематичным, так же как и дать отрицательный ответ. Таким способом Стан нашел себе пару за пять минут. Лана Ковач, их однокурсница, имевшая неосторожность проходить по коридору в момент, стала добычей полувампира.

Но Дориан не учел одного: к ней в придачу прилагались сестра–близнец, которая совершенно не была похожа с ней, и старший брат, который почему–то решил, что приглашение на бал его сестру имело под собой какую–то романтическую подоплеку, а не отчаянное желание не выделяться своим одиночеством в толпе друзей. Лука несколько дней как приклеенный таскался за Станом и давал различные советы, рекомендации и наставления. Ковач запрещал Дориану целоваться с его сестрой и тут же рассказывал о специальном заклинании, которое на двадцать минут делало дыхание более свежим. Так же полувампиру строго–настрого запрещалось кусаться или пить кровь при дамах. Еще от Стана требовалось быть чутким, нежным, внимательным, ласковым, улыбчивым, позитивным, остроумным, приличным и добрым. Как минимум половина из данного списка являлось невыполнимым для него.

Во время бала он постоянно дергался. Ему казалось, что Лука где–то притаился и теперь наблюдает за ним. Лана заметно нервничала, дергала себя за нелепую косичку, которая совершенно не смотрелась с ее пышным платьем. От них двоих вяло такой напряженностью, что даже Альберт побоялся пытаться их растормошить.

Гарри же почему–то хотелось постоянно широко улыбаться рядом со своей партнершей. Мирослава была грациозна, собрана и вела себя безупречно. Поттер старался соответствовать ей. Она, не делая ничего, мотивировала его на то, чтобы он соответствовал ей.

Мальчик тайно был горд потому, что рядом с ним на балу находилась именно Мирослава. Она симпатизировала ему своей правильностью, осторожностью и тактичностью. Беливук умела тонко подбирать слова, стремясь убедить своего оппонента в чем–то, и в тот же момент могла с легкостью принять на себя обязанности руководителя и действовать более жестко.

Девушка была обманчиво хрупкой и беззащитной, скрывая в своем миниатюрном теле колоссальную силу и опасность. Дикость и стремлении к свободе у Офелии были слишком выраженными и проявлялись в ее буйном темпераменты и горячем нраве. У Беливук же свобода выражалась в ее стремлении к единению с природой, к наслаждению движением в своей звериной ипостаси. Она была противоречивой, необычной и загадочной, как неизвестное зелье.

Альберт несколько раз потанцевал с Офелией, а потом принялся меланхолично скармливать ей припасенные ранее сладости, пытаясь хоть таким образом чуть снизить ее чрезмерную активность. Эдвин наоборот целый вечер был в движении: с кем–то общался, вальсировал и подшучивал над знакомыми. Эта его странная оживленность была совсем не присуща ему. Эрстеду нравилось разговаривать, но только с близкими людьми. За остальными он обычно наблюдал, правда, мог пристать к кому–то, если замечал какую–нибудь необычную яркую в его глазах деталь.

Ситуация с Готтом не выходила из головы. Гарри внимательно изучил в библиотеке все записи о Сыворотке правды и пришел к выводу, что нет способа избежать ее воздействия, кроме как постоянно пить антидот к ней. Но он действовал всего два часа. Во–первых, это было равносильно жизни по часам, а во–вторых, после двух лет употребления антидота, к нему начиналось привыкание, и он переставал действовать, а в-третьих, это зелье здорово сажало печень. Вряд ли Гилберт пошел на это, а значит, он нашел еще какой–то способ.