Двадцать один год (СИ)

- Заткнись! Ты соображаешь, что хотел сделать?

(На самом деле Лили вполовину не была так зла, как показывала, просто Поттера следовало проучить, чтобы не повадно ему было в другой раз действовать такими методами).

- Я хотел сделать так, чтобы Черрингтон наконец от нас отвязалась, - тон его голоса выдавал нараставшее раздражение. - А вообще приворотку должен был подлить Питер! Что плохого в том, что у него появилась бы девушка?

- А ты не понимаешь, что это было бы не по-настоящему? Что…

Джеймс с театральным вздохом привлек Лили к себе и зажал рот поцелуем. Больше спорить она не решилась, но уже к вечеру обрушилось новое потрясение. Пенни-Черри попала в Больничное крыло, и там диагностировали, что она беременна.

Мадам Помфри, осмотрев Черрингтон и выслушав её признание, побежала к Макгонагалл, а та вызвала Джеймса к себе в кабинет. Вернулся он оттуда краснее рака. Опустив голову, остановился перед Лили.

- Эванс, я не при чем! Ну честное слово! - он чуть не плакал. Лили вздохнула и обняла: что еще оставалось делать?

- Да мало ли, с кем эта шлюха переспала, - фыркнул сидевший здесь же Блэк. - Я её любовника из-под земли достану. Не дрейфь, Сохатый, она тебя к себе не привяжет.

Джеймс только помотал головой и опустился на диван. Борьба с Пенни-Черри совершенно выжала его.

К решению проблемы подключили девушек. К вечеру удалось узнать, что в воскресение Пенни бегала в Хогсмид, в Сладкое королевство, и через камин отправилась в Косой переулок. Мародеры рискнули: иного выхода не было. Наплевав на проходившие в тот день контрольные по травологии и астрономии, они с утра сбежали в Хогсмид, чтобы оттуда проникнуть в Косой переулок. Лили подозревала, что они разжились поддельным разрешением декана, иначе им не открыли бы ни один камин. Она тихо ужасалась, представляя, какой грандиозный разнос им устроит Макгонагалл и какое наказание им придумает, но их вылазка оправдала себя. Оказалось, что тихоня Черрингтон навещала Лютный переулок, и видели её выходящей из лавки зелий.

- Наверняка она приняла какое-то зелье, имитирующее беременность! - Сириус блестел глазами, как настигающая дичь гончая. - Теперь главное - подождать, пока действие не прекратится. Ведь её же не будут осматривать повторно? Только бы она не приняла новую порцию.

- Ну а это можно устроить… - процедил Джеймс сквозь зубы; он наконец словно пришел в себя.

Следующие дни Лили не находила себе места. Она решительно не понимала, как Джеймс может помешать Пенни принять новую порцию зелья, и кроме того, боялась, что предположения Сириуса и вовсе неверны. Её так трясло, что перо в руках разбрызгивало по пергаменту кляксы. Джеймс, правда, подтянулся, подобрался, был непривычно сосредоточен и молчалив, но и это больше пугало, чем обнадеживало.

Через неделю после известия, чуть не сломавшего Поттеру и Лили жизнь, все неожиданно закончилось. Однажды утром Пенни, до того не выходившая из Больничного крыла, вошла в Большой зал, опустив глазки, и тихо села у краешка хаффлпаффского стола. К концу завтрака зал обежал слух: повторный осмотр не выявил у нее признаков беременности.

Некоторое время Лили не соображала ничего. Счастье оглушило, обложило туманом, и сквозь него, как солнечные лучики, едва просачивались мысли о том, что можно перестать думать о грядущей острой боли, можно снова обсуждать с девочками романы и новости из министерства, спокойно учить уроки… Опасность развеялась, и будущее представлялось безоблачным.

========== Глава 45. Отец и сын ==========

Первые дни после разоблачения Пенни-Черри Джеймс и Лили общались между собой очень мало. Слишком многие следили за ними, слишком несчастной выглядела Черрингтон, бродившая по замку с опущенной головкой – броситься к собственному счастью было неловко. Оба, словно соблюдая правило покаяния, едва здоровались друг с другом.

К удивлению многих, травить Пенни не стали. Может, жалость взыграла, или боязнь, что она отомстит потом со всей жестокостью, на которую способен неумный человек, а может, хаффлпаффцы не давали в обиду своих, какими бы те не были. О позоре Пенни-Черри скоро забыли: всех больше волновало, останется ли при власти прежний министр магии.

Тот, отчаянно борясь за власть, пустился на грязные приемы. В газетах появились статьи, затрагивающие семью Крауча. Ему припомнили и то, что мать его, Чарис, была из Блэков, а значит, могла страдать психическими расстройствами, и то, что кузен его жены был посажен в Азкабан за применение Круциатуса к паре молодых магглов. Крауч соизволил ответить, что не намерен оправдывать недостойные поступки своих родственников, но не понимает, как их преступления могут быть связаны с его деятельностью, направленной на благо общества. Выпусков «Ежедневного пророка» теперь ждали, как самую захватывающую книгу. Как назло, на пасхальные каникулы пришлось уехать: Лили досадовала, что пропустит окончание поединка между Краучем и министром, хотя девочки пообещали сохранить для нее подшивку газет.

И все же Крауч проиграл. Наверное, слишком сыграли против него происхождение матери и огласка семейных тайн жены. Во время ужина после приезда с каникул Лили бросилось в глаза лицо его сына. Мальчишка выглядел, несмотря на неприязнь к отцу, совершено убитым и обозленным на весь свет. «Переживает неудачу отца? – гадала Лили. – Значит, все-таки к нему привязан? Или тот, наоборот, сорвал неудачу на жене и сыне, и мальчик переживает из-за этого?» Если так… Лили не жаловала Барти-младшего, отлично помня его выходки по отношению к магглорожденным, но впервые подумала, что Алиса, может быть, в неприятии Крауча не так уж неправа. К чему может привести общество человек, упустивший собственного сына, отыгрывающийся на жене?

Весну сменило лето, экзамены навалились, и вот уже Лили, глянув на календарь, с удивлением обнаружила: со дня её ссоры с Северусом прошел ровно год. Опять стояло столь же ясное утро, и яркий восход обещал жару. День был выходной, Лили после завтрака спустилась во двор, присела на уже обогретую солнцем скамью.

Отдыхая от изнуряющей подготовки к СОВ, Нелли Гамильтон играла с Джуди Браун во что-то вроде тенниса – впрочем, девочки совершенно исказили правила игры, подчинив их своей прихоти. Длинноносенькая очкастая Сьюзен Смолли с важным видом судействовала. Два первокурсника, гриффиндорец и рейвенкловец, в углу двора устроили дуэль.

На скамейке у фонтана в окружении первокурсников и второкурсников сидела Мэрион Риверс. Маделайн Вэнс жалась к её плечу, а Мэрион, как всегда, читала мрачное – на сей раз «Балладу повешенных» Вийона.

- Мы братья ваши, хоть и палачам

Достались мы, обмануты судьбой.

Но ведь никто - известно это вам? -

Никто из нас не властен над собой!

Мы скоро станем прахом и золой,

Окончена для нас стезя земная,

Нам Бог судья! И к вам, живым, взирая,

Лишь об одном мы просим в этот час:

Не будьте строги, мертвых осуждая,

И помолитесь Господу за нас!

Ребятишки притихли, разинув рты. Лили только покачала головой. Ладно еще самой любить ужасы – хотя тяги Риверс к страшным стихам ей никогда не понять – но зачем пугать детей? С них достаточно новостей в «Ежедневном пророке».

- Жуть какую читает, правда? - с неловкой развязностью сказали рядом, и от одного этого голоса, обволакивающего и глубокого, у Лили, как всегда, пробежали по коже сладкие мурашки. Джеймс уселся на скамейку верхом, оперся ладонями на сидение и поглядел на девушку исподлобья, виновато и лукаво.

- Не сердишься на меня, Эванс?

- За что я должна сердиться?

- Ну, - он дернул плечами. – К примеру, за Пенни-Черри. Ты сердиться можешь, но я, правда, не хотел. И чем дальше дуться, лучше дай мне сразу по морде.

- Я сержусь? – Лили вскинула брови. – Я дуюсь? С чего ты взял? Я не говорю с тобой только потому, что ты со мной не говоришь. Но кое-что мне все-таки не нравится, - ей давно хотелось высказаться об этом.