Выученные уроки (СИ)

— Хорошо, — быстро выдыхаю я.

А потом притягиваю его к себе для еще одного поцелуя.

Во что я вляпалась?

========== Глава 30. Скорпиус. Без понятия ==========

В моей жизни было не так уж много радостей.

У Малфоев вообще их нет. По крайней мере, больше нет. Я думаю, юность отца сильно отличалась от моей. Наверное, он был популярным и беззаботным, и его не волновало ничего особенного, кроме придумывания очередного способа досадить Гарри Поттеру. Ему, наверное, никогда не приходилось сталкиваться с тем, что тебя вечно стараются оттолкнуть к стене, или посмеяться, или оставить сидеть в одиночестве.

Я не знаю на самом деле, каково это — о таком не волноваться.

Люди не любят меня из-за того, кто мой дед (ну и в меньшей степени из-за того, кто мой отец). Они не любят меня, потому что моя фамилия Малфой, и для всех остальных «Малфой» имеет одно из двух значений — Пожиратель Смерти или предатель. Меня не слишком радует, когда меня определяют в любую из этих категорий. Не говоря уже о том, что я даже не знаю всей правды об этой истории. Никто на самом деле не озаботился тем, чтобы все мне объяснить, и не прикинулся заинтересованным в том, чтобы я все понял. Они просто умалчивают это.

И, думаю, я никогда не замечал или не обращал внимания на то, что я вообще-то понятия ни о чем не имею.

До сих пор, по крайней мере.

Теперь есть Роуз.

Это звучит странно, даже когда об этом думаешь. Я никогда на самом деле даже и не ожидал, что такое может случиться, и теперь, когда это произошло, я действительно понятия не имею, что делать. Конечно, все это не так, как я себе воображал в фантазиях об идеальном мире. Например, я не предполагал, что она будет настаивать на секретности.

Она никому не расскажет, и она заставила меня поклясться, что и я никому не расскажу. Я подготовился к худшему, когда спросил почему. Ну конечно, ей стыдно, так и должно быть. Может быть, сейчас она и изгой, но вообще-то некоторое время была популярной. Я же, с другой стороны, всегда был настолько далек от популярности, насколько это было возможно. Так что не думаю, что ее можно винить, но меня все равно это беспокоило, когда я заставил себя спросить, почему это должно быть тайной.

— Потому что мои родители не должны узнать! — она посмотрела на меня, будто я полусумасшедший и полностью тупой.

— Я думал, ты хотела, чтобы родители узнали.

— Я была пьяна! — она закатила глаза. — Ну а на самом деле, мне хочется дожить до своего шестнадцатилетия.

Неужели это так ужасно? Так ужасно, что она боится за свою жизнь? Ну… Никто еще не обвинял ее в недодраматизировании.

— И как они могут узнать?

Она снова посмотрела на меня как на полностью тупого.

— Ой, ну не знаю! — сарказм, ее любимый тон. — Мой брат. Мои кузены. Невилл. Лисандер и Лоркан Скамандеры! У них намного больше одного способа узнать, уж поверь мне.

Я не знал, что сказать. Так что я сказал просто:

— О.

— Ой, да ладно. Ты ведь тоже не можешь хотеть, чтобы твои родители узнали.

Я лишь пожал плечами.

— Твой папа тебя убьет.

Даже убьет? Неужели это так серьезно?

— Может, ему плевать.

Роуз фыркнула и снова закатила глаза:

— Пожалуйста. Твой отец ненавидит моих родителей так же сильно, как они его. И это о многом говорит.

Но правда ли это? Очевидно, мой отец не самый больший фанат ее родителей, но мне тяжело поверить, что он действительно их ненавидит. Я помню летом после моего первого курса, — то лето, когда похитили Роуз — ее родители приходили к нам домой. Ее отец пожимал руку моему отцу, и они благодарили его. Или это был просто спектакль, потому что там был двенадцатилетний свидетель? Возможно. Откуда мне знать? Интересно, знает ли Роуз об этом? Она никогда, никогда не упоминает то лето, и я решил, что это не в моих же интересах — поднимать эту тему.

Это был конец разговора, и я оставил это. Теперь прошло полторы недели, и никто еще ни о чем даже не подозревает, уверен. На поверхности ничего не изменилось. Мы не сидим вместе на уроках или за обедом и видимся по вечерам, когда нам надо бы учиться.

Но, как это не удивительно было обнаружить, Роуз, как оказалось, очень легко отвлекается от учебы, если у нее есть другие варианты. И сама она отвлекать не стесняется. Не то чтобы я жаловался, конечно, но у меня появилось предчувствие, что она может не по всем предметам получить «П», за что меня и обвинят. И мне вообще-то не хочется даже думать о том, как она злится, потому что, я уверен, если ей захочется меня проклясть, трудностей это не доставит.

Но я не могу заставить ее сосредоточиться, чтобы я ей не говорил.

— Я могу сдать эти экзамены даже с закрытыми глазами! — объявила она и перебросила волосы через плечо. — Лучше побеспокойся о себе.

Это точно. Конечно, у нее больше шансов сдать все экзамены с закрытыми глазами, чем у меня с открытой передо мной книгой. Но это как раз и есть причина, по которой нам надо учиться, ну, или мне надо учиться, а ей — меня учить.

Но она не согласна.

Ей не интересно учиться, ей интересно целоваться.

Знаю, ага. Она Роуз Уизли. Я не думал, что во всей вселенной есть хоть одна вещь интереснее для нее, чем учеба, но, как оказалось, я был очень, очень неправ.

Я отвлекся от попыток заставить ее сконцентрироваться, тем не менее, потому что она просунула язык мне чуть ли не в глотку и вцепилась в волосы обеими руками так крепко, что я не уверен, что они останутся на моей голове, когда она закончит. Хотя, каким-то образом, это не больно.

Я люблю ее целовать, люблю. Конечно, мне не с чем сравнивать, но я не представляю, что было бы лучше целовать кого-нибудь еще. Она такая другая, когда такая — настолько менее напряженная и настороженная. Она на самом деле совершенно противоположна этому. Я не знаю, где она всему научилась и, думаю, не хочу знать. Но я знаю, что, если она никогда не будет останавливаться, я, наверное, действительно буду счастлив.

Я не знаю, кто мы сейчас. Не знаю, моя ли она девушка, или ее ли я парень, или мы просто друзья, или мы даже не друзья. С ней это нелегко понять, а я слишком боюсь, чтобы спрашивать. У меня предчувствие, что ей, наверное, не очень понравится такой разговор. Роуз немного взрывная, так что иногда лучше не провоцировать ее и позволить отвечать на вопросы, когда она почувствует в этом необходимость.

Сейчас один из таких моментов.

— Ну, теперь тебе все еще хочется говорить о Зельях? — спросила она, когда, наконец, немного от меня отодвинулась (хотя волосы так и не отпустила).

Я покачал головой:

— Не очень.

Она улыбается так, словно в чем-то виновата. Совершенно прямые, совершенно белые зубы. И слегка опухшие губы. Если бы она улыбалась так всегда, я, наверное, сделал бы все, что угодно, чтобы она не попросила.

Я бы сделал это даже так.

— Вот и хорошо, — отвечает она, явно довольная. — Потому что я ненавижу Зелья.

И тут она поцеловала меня снова, и я забыл о предстоящих СОВах.

Мы в одном маленьком учебном кабинете рядом с бибилиотекой. Никто не пользуется этими кабинетами для занятий, конечно, во всяком случае, я в этом сомневаюсь. Как бы то ни было, если бы кто и захотел использовать этот кабинет по прямому назначению, то это была бы Роуз. Поэтому никто не подозревает нас ни в чем из-за того, что мы сидим здесь. Даже мадам Лоуренс, библиотекарь, как оказалось, верит в это, потому что она никогда не приходит сюда разнюхивать, как это делает с другими, когда они занимают отдельный кабинет для «учебы».

Я решаю не испытывать судьбу и плыть по течению, когда Роуз придвигается ко мне еще ближе. Мы оба сидели на полу, и она все придвигалась, пока не оказалась практически на мне. Паника захлестнула меня, и я быстро отодвинулся от нее, как раз вовремя, чтобы успеть спасти себя от огромного позора.

Роуз, конечно же, разозлилась.

— Что ты делаешь?

У меня проблемы с мышлением, наверное, потому, что вся кровь в моем теле покинула мозг и сосредоточилась в другом месте, поэтому я просто покачал головой немного (очень) нервно.