This one. Книга третья. Путь к бродяге (ЛП)

Это был Сайто.

Как и он, командир Шинсэнгуми был весь в крови. В левой руке он лениво держал свой окровавленный меч. Во рту была зажженная сигарета, из которой поднимался дымок. Сайто взял сигарету в правую руку, вдохнул полной грудью дым и выпустил его – медленным, расслабленным движением, столь не характерным для этого ада.

Сайто стоял в тридцати футах от Кеншина, лениво курил и смотрел на него глазами, полными ненависти.

Кеншин устал, был истощен и болен. Если когда-нибудь и настанет день или момент в дне, когда он захотел бы возобновить свою борьбу с Сайто, то точно не прямо сейчас.

Он не знал, как долго они просто стояли, уставившись друг на друга посреди поля боя, как вдруг Кеншин понял, что стало тихо. Слишком тихо. Пушки перестали стрелять.

Крик пролетел сквозь жуткую тишину.

– Мы победили! Поднимите наш флаг! Поднимите Императорский флаг!

Мы победили?

Кеншин моргнул и повернулся, чтобы посмотреть через плечо.

Странный парчовый флаг с Императорским солнцем поднимался на холме, так что его было легко увидеть даже издалека.

– Сацума-Чоушуу победили! Повстанцы одержали победу!

… мы победили?

Кеншин заставил себя двигаться, чтобы убедиться… Шаг за шагом он пробирался вверх по склону. Императорский флаг был водружен на вершине, это бесспорно. Люди с обеих сторон остановились, чтобы посмотреть на него. Как враги, так и союзники. Все просто смотрели на флаг, как будто не могли поверить своим глазам.

Наконец, в зимнем лесу эхом отозвалось:

– Это победа Сацумы-Чоушуу!

Мужчины подняли свои мечи, кулаки и ружья в воздух, выражая ликование всем, что у них было.

Все… закончилось?

Кеншин просто стоял, и пустые слова сорвались с его губ.

– Итак… она началась. Новая эпоха … наконец-то.

Казалось, огромная тяжесть свалилась с его плеч, с его сердца. Все закончилось.

Он глубоко вздохнул, наслаждаясь глубочайшим облегчением внутри.

Вот и все.

Он медленно, осторожно, прихрамывая, спустился с холма. Каждый шаг отдавался болью, но это не имело никакого значения. Все закончилось. Вся боль, все его страдания … наконец-то закончились. Он шел по дороге, направляясь обратно в то место, где должен был находиться его лагерь, когда Сайто позвал его.

– Химура Баттосай!

Кеншин остановился. Медленно повернулся, чтобы посмотреть через плечо.

Сайто плюнул на землю, затем поднял меч.

– Не думай, что все кончено! Мир, может, и изменился… но для нас нет другого пути, кроме как жить и умереть от меча!

Кеншин молча смотрел на своего давнего врага. Жить и умереть от меча? Идеал самурая… но он не был самураем. Он никогда не был одним из них, независимо от того, что Кацура-сан договорился с кланами в Хаги, прежде чем привезти Кеншина с собой в столицу. Правда, когда-то Кеншин восхищался самурайскими идеалами и принципами. Он верил, что убийство может быть правильным и справедливым.

Теперь он знал, что это ужасная ложь. В убийстве нет справедливости.

Для Сайто у него был только один ответ. Кеншин шагнул вперед, поднял свою катану и вонзил клинок в землю.

Он любил эту катану.

Когда-то.

Сейчас этот инструмент воплощал все, что было неправильным в этих извращенных идеалах. Живи и умри от меча, неужели! Он никогда, никогда больше не прикоснется к убийственному клинку.

Он никогда не убьет снова.

Это неправильно.

Он понял это однажды, еще ребенком. Его увела с этого пути мысль, что в убийстве может быть что-то правильное, правосудное.

Но она, она снова показала ему правду.

Кеншин повернулся спиной к своей катане и к врагу, с которым скрещивал мечи последние три года, к человеку, который пережил бесчисленные встречи с ним в его худшие времена… и ушел.

Он шел как старик. Короткими, нерешительными и хромающими шагами. Все в нем болело. Но постепенно, шаг за шагом, он начал понимать, что и в этом ошибался: его шаги не были шагами умирающего человека, а скорее первыми детскими. Каждый его шаг был новым и удивительным, потому что он только что родился заново.

Наступил рассвет нового мира, и он, наконец, был свободен.

Впервые за пять лет, он был свободен – чтобы снова сделать свой выбор, найти новый путь.

Было больно.

Господи, как это было больно.

Но, возможно, это и правильно. Он должен был искупить свои грехи, научиться снова жить. Перед ним был нелегкий путь, но, наконец, у него появилась возможность снова выбирать. Он не знал, с чем столкнется. Это было ужасно. Это было захватывающе. Он не мог дождаться, чтобы увидеть, что будет впереди.

Он улыбался, пока держал путь назад к лагерю Чоушуу. Ему нужно было забрать свою постель и пожитки, прежде чем вернуться в Киото. Там ему нужно будет забрать свои личные вещи, прежде чем он навсегда оставит восстание.

Их лагерь находился всего в паре миль на север, в проходе между двумя лесными холмами. Их люди возвращались в лагерь из леса, с полей, со всей местности, где продолжалось сражение в течение долгого утра и дня. Дороги были заполнены. Сацумцы, люди Тосы, люди Чоушуу, все тащили свои флаги и эмблемы, и да, некоторые даже новый имперский флаг. У кого-то на плечах были ружья, у кого-то только мечи или копья. Каждый из них был грязен и устал, но все они улыбались, и тон их разговоров был приподнятым, многие восхищались победой.

Кеншин с легкостью вписался в эту толпу, пробираясь к правой стороне перевала, где ночевал его отряд. Большинство мужчин из его отряда уже были там, некоторые нерешительно приветствовали его. Некоторые заметили его пустые ножны.

Кеншин улыбнулся им. Да, вот он я – безоружный.

Как хорошо!

Ему больше не придется никого убивать. У него были бумаги, подписанные Кацурой-саном. Он мог просто забрать свои вещи и уйти, и никто не сможет ему ничего сказать или сделать. Кеншин нашел свою постель и встал рядом с ней на колени, перебирая свои вещи и пользуясь моментом, чтобы выпить из фляжки. Ледяная застоявшаяся вода ощущалась как нектар богов его пересохшим горлом.

Это был такой длинный день. Солнце скоро сядет, но он хотел как можно скорее вернуться к дороге. Он мог идти ночью или разбить лагерь, когда ему захочется. Теперь у него была свобода выбора, когда остановиться.

Он как раз заканчивал собирать вещи, когда почувствовал, что организованная группа присутствий ки приближается к нему. С ними была мутная ки Накамуры. Зачем его бывший начальник пришел сюда? Этот хорек не провел ни одной из этих трех ночей со своим подразделением, вместо этого выбрав лагерь рядом с командованием альянса Сацума-Чоушуу. Словно Накамура не хотел находиться рядом с рядовыми самураями и ронинами, из которых состоял его отряд.

Кеншин повернулся, чтобы посмотреть через плечо.

– Химура! – крикнул Накамура необычайно довольно. Ну, они только что выиграли тяжелую битву. Даже этот хорек был этому рад. Но почему он в сопровождении отряда стрелков Чоушуу?

Кеншин никогда не видел этих парней. Они, должно быть, были новобранцами или недавно присланы из провинции. Медленно поднявшись на ноги, он кивнул в знак приветствия Накамуре.

Все собравшиеся вокруг него насторожились.

Накамура ухмыльнулся и поднял руку, и, все как один, новые стрелки заняли огневую позицию, направляя ружья на Кеншина.

– Бешеных собак должны усыплять хозяева, не так ли? – заявил Накамура.

Как будто все страхи Кеншина ожили в тот момент. Он закрыл глаза и вздохнул. Итак, вот оно что. Вот как он должен будет умереть.

Какой несчастный конец.

После трех дней тяжелой битвы, после того, как он отдал все свои силы для того, чтобы они могли выиграть эту последнюю битву и, наконец, опустил свой меч, его худшие опасения сбылись. Теперь он был окружен войсками Чоушуу, отрядом вооруженных людей с теми самыми западными винтовками, которые Кеншин сопровождал в Киото. Все эти сверкающие стволы указывали на него, обещая верную смерть.

По крайней мере, это будет быстро.