Мои миры, твое отчаяние. Танец 2 (СИ)

Второй на стул села Чермак. Девочка смущенно покраснела, когда ей напомнили о том, что некоторые манеры ей действительно стоило бы улучшить, а так же заняться воспитанием в себе терпения и усидчивости.

Стан решился быть третьим и, сев на стул, напряженно замер.

— Мне не нравится, что ты так и не научился отвечать за себя сам, — внезапно произнес Альберт. — Возможно, у вас с Гарри есть какие–то собственные тайны, в которые нас не посвятили, но все же, исходя из известного всем присутствующим, ты просто убегаешь, вместо того, чтобы как–то пытаться что–то исправить или изменить. Так нельзя, это тоже трусость! Своим поведением ты заставляешь нас теряться в догадках и наблюдать за тем, как мучаешься. Очень больно не иметь возможности ничего изменить.

— Я согласен с Грегоровичем, — тихо произнес Эдвин. — Такое ощущение, что ты несешь в себе всю мировую скорбь. На вопросы о происходящем не отвечаешь, любые попытки что–то узнать заканчиваются тем, что ты уходишь.

— Ты заставляешь всех нас так волноваться, — подтвердила Мирослава.

— А еще ты забираешь себе все булочки с вишневым джемом, — с детской непосредственностью заявила Офелия.

Все на нее странно покосились.

— А что? — нахмурилась она. — Для меня это насущная проблема.

— Дориан уже знает о моих претензиях к нему, — пожал плечами Гарри. — Мне нечего ему сказать.

Следующим место на стуле занял Альберт. Он с отстраненным выражением лица выслушал о том, что его хотели бы немного чаще видеть на грешной земле, а не витающим в облаках. Так же он спокойно воспринял заявление Эдвина о том, что ему не всегда нравится быть объектом для оттачивания его красноречия.

Эдвину же посоветовали быть собранней и меньше растрачивать себя по пустякам. Так же многим не нравилось его чрезмерно эмоциональные реакции на любые ситуации и порой детское поведение. Он сдержано кивал на все замечания.

Когда пришла очередь Гарри, он очень занервничал. Кажется, такого внутреннего напряжения мальчик не испытывал даже тогда, когда сдавал экзамены в конце прошлого года.

— Ты эгоист, — прямо заявил Эрстед. — Мы помогаем тебе, как можем, и принимаем твои проблемы близко к сердцу. Ты просто параноик. Стоит напомнить тебе о том, что ты предлагал нам несколько раз оставить нашу дружбу в прошлом. Рассказывал о себе всякие страшные истории, давал газеты с глупыми статейками и даже продемонстрировал нам своего опекуна. Мы не оставили тебя и не оставим и в будущем, но твое недоверие просто убивает на корню какие–либо порывы. Я понимаю, что где–то с нашей стороны могло бы быть больше усилий, но лично мне не приходило в голову искать в книгах выход из твоей ситуации. Кстати, кукла–шпион, над которой я и работал, так и не получилась.

Гарри виновато посмотрел на него. Он совершенно забыл, что до сих пор носит практически незаметные серьги, что подарил ему Эдвин для того, чтобы не позволить Снейпу или кому–либо еще стереть его воспоминания. И он ездил вместе с ним на Рождество в дом к его опекуну, надеясь, что может хоть каким–то образом помочь Поттеру в противостоянии с зельеваром. Мальчик понял, что все–таки был во многом не прав.

— Мне не нравится, что ты берешь всю ответственность на себя, — продолжил Альберт. — Ты совершенно уверен в том, что только сам можешь справиться со своими проблемами. Это не всегда так. Мы можем поддержать тебя. Когда словом, когда делом.

Трещинки на каменном полу вызвали у Гарри крайнюю заинтересованность, и он чуть опустил голову, чтобы их лучше рассмотреть, а не потому, что щеки пылали от стыда. Грегорович всегда направлял словом, что–то подсказывал или помогал посмотреть на ситуацию с другой стороны. Он был замечательным человеком.

— Эммм… — промямлил Дориан. — У меня вообще к тебе нет претензий, и я вообще считаю, что ты прав. Мы могли бы сделать для тебя гораздо больше, но не сделали. Это наша вина и только наша. Правда, я до сих пор не представляю с какой стороны подступиться к морокам и Гласу. Если было бы больше каких–то зацепок…

Поттер широко улыбнулся ему. Даже несмотря на то, что они так сильно отдались друг от друга, Стан до сих пор лучше всех понимал его. Без его открытой поддержки и прежних беззаботных шуток было тоскливо и как–то неуютно. Ему хотелось, чтобы все поскорее пришло в норму.

— Мне кажется, что Гарри стоит чуть больше отдыхать, — заметила Мирослава. — Иногда он бывает очень рассеянным. Например, совершенно не замечает, как на него смотрит директор. И еще, я давно его не видела за фортепиано. Хм… Пожалуй, мне больше нечего добавить.

Офелия наколдовала себе подушку и по–турецки уселась на нее.

— Откровенно говоря, у меня есть несколько претензий. Во–первых, почти все добровольно отданные мной конфеты он скармливает своему псу. Против Гримма я ничего не имею, но считаю, что радовать себя сладостями просто необходимо, для собак подойдут и косточки! И еще, почему ты пошел спасать Дориана в одиночку? Мог бы сразу сообщить через перстень, что что–то не так. Вместе — это значит вместе во всем. Не забывай это.

Гарри согласно кивнул.

Мирослава хлопнула в ладоши.

— Надеюсь, теперь вам всем стало легче, хотя вы так и не высказались полностью, но я рада, что часть ваших обид осталась позади. Теперь, может быть, вернемся к тренировке?

— Изверг, — пробурчал себе под нос Эдвин.

— Я все слышу! — отозвалась Беливук.

Она, пока Гарри не мог работать вместе с ними, взяла на себя роль руководителя отрядом. Строить ребят у нее получалось отлично. Они ее слушались с первого слова.

Поттер с улыбкой развернул шоколадную лягушку. Профессор Мейер завтра должен будет закончить приготовление противоядия. Возможно, теперь все пойдет на поправку. Касиан уже начал готовиться к их встрече в Шабаше. Дориан еще не знал, что его ожидает. По мнению брата, Стан ни за что не согласился бы на что–то настолько рискованное. Мальчик был склонен с ним согласиться.

— Знаете, ребята, мне действительно потребуется ваша помощь. На этот раз в лаборатории…

* * *

В Лечебном крыле постельное белье было накрахмаленным и каким–то жестким. В маггловской больнице всегда пахло хлоркой, тут же — травами, особенно сильно пихтой. Палаты Лечебного крыла были самыми теплыми комнатами во всей школе, они всегда располагали ко сну.

Господин Мейер поставил высокий сосуд на тумбочку и приглашающим жестом указал на него Гарри. Мальчик хмуро кивнул и осторожно понюхал жидкость. Ничего особенного: легкий аромат душицы и шалфея. От зелья шел пар и сворачивался в воздухе спиральками. Поттер храбро поднес фиал ко рту и сделал большой глоток. Жидкость ледяной волной прокатилась по его телу, казалось, что он пьет сам холод, несмотря на то, что зелье было только что снято с огня. Последние глотки дались с трудом.

— Спасибо, — прохрипел мальчик и попытался откашляться.

Зельевар погладил мальчика по голове и помог улечься в кровать.

— Все нормально, так и должно быть. Крайне неприятное зелье, я понимаю тебя, — Мейер укрыл своего ученика толстым одеялом. — Через какое–то время может стать больно. Если станет совсем невыносимо, ты можешь кричать или стонать. На комнату наложены Заглушающие чары. Я понимаю, что ты вряд ли хотел бы, чтобы кто–то узнал о твоей слабости, хотя лично мне проявление боли не кажется чем–то неправильным или достойным осуждения. Скоро все будет хорошо. Вот поправишься, будем с тобой готовить Отвар Лагневского. Им отхаживают совсем маленьких детей после операций. Очень сложное зелье и безумно полезное.

— Интересно… — тихо прошептал мальчик.

В районе солнечного сплетения стало сильно тянуть. Примерно такое же чувствовалось при аппарации, но тогда это длилось несколько секунд, а сейчас ощущения никуда не исчезали.

— Хочешь, я останусь? — с грустной улыбкой предложил профессор.

— Не стоит, — качнул головой мальчик. — Одному проще.

Он сейчас стеснялся бы перед профессором своей несдержанности. Боль уже начала выкручивать его тело.