Выученные уроки (СИ)

Сейчас они ссорятся из-за чего-то личного. Это не из-за чрезмерного стресса или вроде того. Что бы это ни было, это должно быть плохо, потому что они всегда орут друг на друга, но никогда не называют причину. Один из них выкидывает карту «дети» и затыкает второму рот.

Это странно все-таки, слышать, как они ругаются. Мои родители всегда хорошо ладили и очень редко ссорились. Они не такие, как родители Роуз, которые, я уверен, не разговаривали друг с другом нормально ни разу за всю жизнь, но все равно как-то умудряются не злиться друг на друга.

Когда ссорятся ее родители, это так же естественно, как дыхание. Они покрикивают друг на друга, злобно смотрят и делают саркастические замечания, но все равно ладят. Они просто такие. Мне всегда было интересно, как они сошлись, потому что, если они сейчас такие, то я представить не могу, какими они были в нервном отрочестве.

А вот когда ругаются мои родители, то это всерьез. Они не начнут орать друг на друга и выкрикивать оскорбления, если у них нет настоящей причины это делать. Это только вопрос времени, когда один из них проговорится и назовет причину, пусть даже при «детях».

Ужина в этот день не было. Мама ничего не готовила, но я все равно спустился в семь часов. Я знаю, что есть нечего, но это привычка. И я голоден, так что я решил, что могу покопаться в шкафу и поискать, что можно было бы съесть. На кухне пусто, и в доме довольно тихо. Мама, как оказалось, заперлась в комнате, так как я и звука от нее не слышал после ссоры. Джеймс и Лили где-то наверху, полагаю. Плевать.

Шкафы разочаровали, и так как я на самом деле не умею готовить, единственное, что я получил — это сэндвич с ветчиной. Хотел бы, чтобы мне было семнадцать, тогда я что-нибудь изобразил, но мне пятнадцать, так что обойдемся сэндвичем.

Я не замечал никого, пока вдруг не услышал сзади голос Лили, которая попросила меня приготовить и ей один. Я обернулся и посмотрел на нее. Она выглядела так, будто только проснулась. Волосы спутаны, сама — в пижаме, хотя еще не время спать.

— Ты спала? — спросил я, отвернувшись и решив быть добрым и приготовить сэндвич и ей.

— Ум-хм, — сонно пробормотала она, положив голову на крышку стола. — Мне пришлось надеть беруши, чтобы заглушить крики.

Мне не нужно спрашивать, что она имеет в виду. Я только кивнул в ответ и протянул ей сэндвич.

— Я буду рада вернуться в школу, — сказала она с набитым хлебом и мясом ртом. — Не могу дождаться, когда смогу убраться отсюда.

Я ее в этом особо не виню, потому что и сам так же себя чувствую. И так плохо быть здесь и слушать их постоянные ссоры, так еще приходиться терпеть Джеймса так близко двадцать четыре часа в сутки, что еще хуже. По крайней мере, в школе я мог избегать его большую часть дня. Здесь же у меня нет выбора, и приходится иногда сидеть с ним в одной комнате. Я даже не могу сходить к Роуз, потому что я с ней все еще не разговариваю. Я просто хочу убраться отсюда и отправиться туда, где могу хотя бы притвориться, что меня отвлекают СОВ или типа того.

— Ты не знаешь, из-за чего они все время ссорятся? — спросила Лили тихим и отстраненным голосом.

Естественно, я знаю не больше, чем она, так что просто пожимаю плечами. Мне немного жаль Лили, потому что хоть она и избалованная, но все еще смотрит на мир через розовые очки, и, я уверен, она даже не может представить, что у ее родителей что-то не так. Я же, со своей стороны, легко могу вообразить это. Просто я решил этого не делать.

Мы в тишине доедаем свои сэндвичи, и я начинаю мыть посуду, не то что бы ее было много: пара тарелок и стаканов. Я делаю это медленно, просто потому, что мне нечем больше заняться. Когда я закончил, то решил сделать еще и уборку - кухня выглядит так, будто ее давно не отчищали. Не люблю убираться, но мне настолько скучно, что я могу сделать что угодно. Лили приносит свою домашнюю работу и устраивается за кухонным столом. Мы оба безмолвно работаем, но тут в окно влетает сова и начинает нетерпеливо клеваться. Я ее не узнаю, так что, когда я снял письмо с ее ноги, не слишком удивился, что оно адресовано Джеймсу. Инстинкт подсказывал мне выбросить письмо в мусор, просто чтобы сделать гадость, но Лили встала и заглянула мне через плечо.

— Джеймс! — закричала она в направлении лестницы. — Тебе письмо!

Я недовольно посмотрел на него, но она этого вовсе не заметила. Джеймс определенно так же скучает, как и мы, потому что весть о письме мигом принесла его сюда. Он выхватывает его из моих рук и облокачивается о столик для готовки, открывая его. Судя по высокомерной ухмылке, это от какой-то девчонки, наверное, одной из его шлюшек, что он трахает в чулане для метел на втором этаже. Я бросаю губку в раковину и собираюсь уйти, отвращенный одним его видом.

— Джеймс, ты не знаешь, из-за чего мама и папа ругаются? — спросила его Лили, когда я выходил из комнаты.

Он отодвигает ее:

— Какое мне дело? Эй, Ал!

В первый раз он обращается ко мне напрямую за почти уже чуть ли не годы. Голова приказывает мне идти дальше, потому что я уверен, что мне не понравится то, что он мне скажет. Но, конечно, я все равно остановился, потому что я никогда не слушаю свою голову, когда надо бы. Я поворачиваюсь и смотрю на него, ничего не говоря.

У него то выражение лица, что все пятнадцать лет выводило меня из себя. Выражение, которое просто орало, что он лучше меня, талантливее меня, популярнее меня и во всем остальном успешнее меня. Я просто смотрю на него.

— Все еще не разговариваешь с Роуз? — спросил он, лениво облокотившись о разделочный столик.

Я не знаю, к чему он ведет, так что ничего не говорю. Просто смотрю на него.

— Полагаю, это значит нет, — угадывает он. — Тогда ты, наверное, не слышал новости.

Я глотаю наживку, не могу остановиться.

— Какие новости?

Джеймс только усмехается и так вскидывает голову, что у него едва шея не трескается.

— О, ну кое-что о том, что я трахнул твою подружку.

Я продолжаю просто на него смотреть. Я изо всех сил пытаюсь послушать свою голову и просто уйти, потому что то, во что он меня втягивает, будет плохо. У моего рта и ног другие планы, как оказалось, потому что я продолжаю стоять здесь и слышу свой голос:

— О чем ты говоришь?

Я играю по его плану, я это понимаю. Восторг на его лице ничего другого не означает. Он продолжает просто стоять, облокотившись о столик, как будто ему плевать на все на свете. Думаю, в его мире легко ни о чем не заботиться. Когда все на свете тебе подносят на серебряном блюде, уверен, легко ни о чем не беспокоиться.

— Ну, знаешь, — непринужденно говорит он, — твоя префектсткая суженая, посланная тебе небесами.

Он лжет. Он лжет. Я знаю, что он лжет, потому что Меган ни за что, ни за что даже близко бы к нему не подошла. Она слишком умная, чтобы купиться на его дерьмо. Он пытается меня спровоцировать, но я не попадусь. Не попадусь.

— Ну, знаешь, те сиськи, за которыми ты гонялся последние пять лет? Ну, я видел их близко, братишка, и, могу сказать, они не разочаровали.

Я просто физически чувствую, как кровь кипит у меня в венах, и все мои чувства усилились в сотни раз. Единственное, чего я не могу — это рассуждать трезво. Мой мозг борется с телом, и я уже ничего не контролирую.

Все, что я могу, только произнести:

— Нет, не видел.

Он должно быть лжет. Он должен. Я продолжаю говорить себе это. Но это трудно, когда он смотрит на меня с этой раздражающей усмешкой, которую я всю жизнь ненавидел.

— Да? — он качает головой, а затем протягивает мне письмо. — Убедись сам.

Не бери это. Уйди.

Я взял.

Я знаю, что делаю как раз то, что он хочет, чтобы я сделал. Но я не могу остановиться. Говорю вам, мой разум не контролирует тело.

Дорогой Джеймс,

Как твои каникулы? Мои ужасно скучные. Даже Рождество было ужасным, мне хочется быстрее вернуться в школу. Никогда не думала, что это скажу! Надеюсь, твои праздники прошли лучше моих, но я уверена, что хуже быть не может.