Свежий ветер (СИ)

Установив последние усовершенствования, она заявила, что мне не о чем волноваться – я находился в отличной форме для L2, и мой имплантат прекрасно справлялся с возрастающей нагрузкой, однако, по ее словам, мне все же следовало увеличить количество потребляемых калорий. Доктор оставалась все такой же, какой я ее помнил по предыдущим визитам: сначала с Шепард, а затем, по возвращении на активную службу, на обязательных ежеквартальных осмотрах - доброй, разговорчивой, приятной. Мне было комфортно с ней, что довольно удивительно, учитывая, что она вскрывала основание моей шеи и что-то делала с нервными окончаниями.

В конце каждого визита мне полагалось выполнить несколько простых упражнений – например, поднять в воздух пару предметов, переместить их в определенное место – просто, чтобы убедиться, что все работает, как положено. На этот раз, давая мне очередное задание, она периодически вставляла восхищенные замечания по поводу того, каким умелым я стал, и время от времени нервно посмеивалась. Лишь когда она небрежно заметила, что, заглянув в мое личное дело, удивилась тому, что я до сих пор не женат, я понял, что она флиртует. Румянец покрыл ее полные щеки, отлично гармонируя с короткими медового цвета волосами и голубыми глазами.

Я не знал, как реагировать. В конце концов, прошло уже более года, со мной флиртовала красивая женщина, и у меня не было причин отталкивать ее. Если бы это случилось до моей службы на «Нормандии», я бы без колебаний пригласил ее на обед. Когда-то она полностью соответствовала моему вкусу; теперь же я сделал вид, что ничего не заметил, и ушел.

На следующий день, однако, я поддался на уговоры сослуживцев сходить в расположенный неподалеку от посольства бар. Полагаю, им до чертиков надоело мое отвращение ко всякому веселью – эдакая черная туча, вечно висящая надо мной. Как это ни странно, но я неплохо проводил время и даже сумел немного расслабиться. На несколько часов я почувствовал себя так, как прежде, стал почти тем же беззаботным, полным оптимизма человеком, каким когда-то был. А затем я заметил докторшу, весело смеющуюся с подругой, и наши взгляды встретились.

Когда я подошел к стойке, она приблизилась ко мне, кажется, под нажимом своей знакомой. Спустя пару минут я сумел заставить себя вспомнить о том, как взрослому мужчине полагается вести себя со взрослой женщиной, и купил ей выпить.

Ее звали Эмили, в этом году ей исполнился тридцать один год, она жила в Президиуме и работала врачом с тех пор, как три года назад окончила университет на Земле. Судя по всему, она являлась каким-то гением медицины и специализировалась на человеческих биотиках – особенно на L2, потому что ее старший брат, будучи L2, умер от опухоли мозга, вызванной неисправным имплантатом. С ней легко было разговаривать, но я никак не мог избавиться от ощущения, что играю роль обычного человека, говорю правильные слова, но вовсе не потому что на самом деле имею их в виду. Наверное, именно так поначалу чувствовала себя Шепард. Пережив определенные вещи, сложно притворяться, общаясь с кем-то, не имеющим подобного опыта.

И все же Эмили оказалась очень обаятельной, и прежде чем я вернулся к своим сослуживцам, она пригласила меня на свидание. Причин отказывать ей не было, и если я и вправду хотел наладить свою жизнь, то это единственный способ для достижения поставленной цели. Я согласился, посчитав, что в любом случае, это не повредит. Конечно, она не была Дженой – никто и никогда не сможет с ней сравниться, но это не означало, что я обязан вечно таскать за собой память о ней, словно кандалы, даже не пытаясь избавиться от них.

Если бы моя мама присутствовала на нашем свидании, уверен, она назвала бы Эмили очаровательной. Она была веселой, оживленной, немного застенчивой, но с широкой, открытой улыбкой и приятным смехом. Мы замечательно провели время, и я даже поймал себя на том, что улыбаюсь и смеюсь ей в ответ. Со стороны мы наверняка выглядели, как обычная пара на обеде. Но затем я проводил Эмили до дома - большого, красивого здания в Президиуме – полной противоположности старой квартиры Шепард, и, стоя у дверей и покусывая губу, она подняла на меня робкий взгляд, словно ожидала поцелуя.

Так что я поцеловал ее, и это оказалось столь же волнующе, как чистка зубов. Когда я впервые целовал Джену, мне казалось, что электричество и магнетизм, зарядившие воздух между нами, притянули бы наши губы друг к другу, даже если бы мы и пытались сопротивляться. Каждое ее прикосновение отзывалось пронзающей меня нервной дрожью, и как только она наконец оказалась в моих объятиях, ее ладони, скользящие по моей коже, навечно выжгли на мне ее имя. Поцелуй с Эмили был… никаким – просто прикосновение кожи к коже с тем же эротизмом, с каким вы перевязываете рану или помогаете товарищу закрепить часть брони. Дело было не в Эмили – после того, как я отстранился, она мечтательно взглянула на меня, и ее щеки покрывал румянец. Вина полностью лежала на мне.

Я пожелал ей спокойной ночи и ушел, ничего не пообещав. На следующий день я вызвался добровольцем на миссию, которая должна была привести меня обратно на Землю, и когда позвонила Эмили, сказал, что неожиданно появилась работа, и что мне очень жаль.

Последнее являлось истиной – я и вправду сожалел о содеянном. Было нечестно использовать ее в качестве эксперимента, который, как я отчасти знал наперед, завершится провалом, потому что я все еще не сумел оправиться от потери Джены.

В чем, черт возьми, заключалась моя проблема? Прошло больше года, тогда как вместе мы провели лишь месяц. Да, это были самые невероятные и незабываемые недели моей жизни, но мне следовало уже давно прийти в себя. Я думал, что Эмили поможет. Я думал, что поцелую ее, почувствую что-то внутри и осознаю, что смогу полюбить кого-то так же сильно и быстро, как Джену Шепард.

Но разве это возможно? Эта женщина сумела занять место в моем сердце, и ни один из нас не замечал этого до тех пор, пока не стало слишком поздно. Эта часть меня хранила ее улыбку, голос, запах, имела ее форму, и лишь она одна могла поместиться там. Как я мог просто забыть ее? Зачем мне пытаться втиснуть туда кого-то другого, когда это место предназначалось только для нее?

Четыре дня спустя я уже был на Земле в штаб-квартире Альянса – краткая передышка перед отбытием в какую-то отдаленную колонию. И вновь под проливным дождем, буквально заставляя себя делать каждый следующий шаг, я шел по зеленому газону к монументу «Звезды Земли», где в самом центре мраморной плиты было вырезано имя последнего из величайших героев Альянса, погибшего при исполнении служебных обязанностей - ее имя.

Все, все вокруг меня было таким же, каким я запомнил год назад, когда стоял на этом самом месте в день ее похорон. Мир так изменился с тех пор, но я все еще находился здесь, не в силах выбраться из этой ямы, мечтая, чтобы она оказалась живой, а она до сих пор оставалась мертвой.

Не обращая внимания на струи дождя, стекающие по лицу, я провел пальцами по буквам, отчаянно желая вернуть ее назад. Пусть всего на мгновение, чтобы я мог сказать ей все то, чего не сумел сказать раньше. Я знал, что веду себя, как несчастный избалованный ребенок, а не взрослый мужчина, но это все, о чем я мог думать, глядя на ее имя – свидетельство ее смерти, увековеченное в камне.

Той ночью я заперся в своей комнате с остатками рома, купленного мною в годовщину ее гибели. Я снова упивался своим горем, позволяя боли вернуться с прежней силой, словно наркоман, получающий последнюю дозу, прежде чем завязать. Я сказал себе, что мои дела налаживаются, что происходящее сейчас – всего лишь последствия тяжелой недели, и я начну новую жизнь, когда отправлюсь на задание.

Часы стали сливаться в одно размытое пятно; я не помнил, как, спотыкаясь, добрался до шкафчика, налил еще стакан – странно, разве бутылка уже не была пуста? – и, подняв глаза, стал рассматривать в зеркале свое отражение. С затуманенным взглядом и растрепанными волосами я выглядел именно так, как себя чувствовал.