Мои миры, твое отчаяние. Танец 2 (СИ)

За своими мыслями Гарри так и не заметил, как кто–то долго смотрел на него через приоткрытую дверь, а потом быстро ушел.

Глава 20. Потрясения

Ангел и Ангела Вуич не выдержали долгого затишья и решили развлечь приунывших студентов очередной шалостью. В конце ноября по Дурмстрангу начали летать большие черные шляпы, из которых высовывались кролики, которые тут же принимались распевать похабные песенки и частушки, чем очень смущали девушек и преподавателей и веселили парней. Близнецы загадочно хихикали и делали вид, что не имеют никакого отношения к происходящему, но чуть позже чистосердечно во всем сознались очень рассерженному директору.

Главы просто сбились с ног, отлавливая неуловимые шляпы, которые при малейшей опасности тут же стремились скрыться. Когда последняя угроза порядку была уничтожена, Гарри поручили провести воспитательную беседу с Вуичами. Крам с ехидной улыбочкой пожелал ему удачи, за что был тут же записан в ранг предателей.

Ангел и Ангела явились в строго назначенное время и ничуть не выглядели виноватыми, скорее наоборот, с их хитрых рожиц не сходили плутоватые улыбочки.

— Что нам придется делать на этот раз? И сколько мы потеряем в рейтинге? — спросил брат, садясь в кресло напротив Гарри.

Его сестра уселась на подлокотник. Имена близнецов полностью оправдывали их внешний вид: белокурые, голубоглазые, с мягкими округлыми чертами лица. Если бы не их характер, можно было задуматься об их неземном происхождении.

— Ваш рейтинг потерял по двадцать баллов, — Гарри устало откинулся на спинку. — А наказание я еще не придумал. Для начала мне хотелось бы узнать причины, по которым вы все это делаете. Вам стоит понимать, что если вы будете занимать последние позиции в Дурмстранге, то и в будущем на хорошую работу не устроитесь.

Ангела прижалась к брату и обняла его рукой за шею.

— Бред, — уверено произнесла она. — Главное — результаты по МАГам и МИГам. Учимся мы хорошо, лучше многих. Рейтинг нужен только для того, чтобы появилась возможность претендовать на эти побрякушки, — девочка показала на погоны Гарри. — Эти блестящие штуки не приносят ничего, кроме лишнего беспокойства. От них толк появится только в том случае, если школу переведут на военное положение. А Гриндевальд вряд ли выйдет из Нурменгарда.

Ангел улыбнулся сестре.

— Причина нашего поведения проста — хотел бы ты, чтобы тебя полностью забыли? Все мы смертные и когда–то нас не станет. Хотелось бы оставить после себя что–то большее, чем горстку праха.

— И именно поэтому вы перекрасили выпускникам в прошлом году волосы в радужные цвета? — спросил Гарри, скрестив руки на груди.

— Да, — хором ответили близнецы.

— И вы считаете, именно поэтому вас будут помнить после вашей смерти?

— Конечно, — кивнула Ангела.

— Тогда вы куда безумнее Эдвина и Альберта, вместе взятых. Те, кто должен вас помнить, тоже когда–то умрут. Рассказать о вас будет некому, вот и все. Память о вас исчезнет вместе с ними.

Девочка закусила губу.

— Они расскажут о нас своим детям и внукам, — менее уверено произнесла она.

— Не все это сделают. Те, кто сделает, не обязательно скажут ваши имена, а если скажут, то не факт, что дети, внуки или иные слушатели их запомнят. Так или иначе, практически все мы обречены на забвение.

Близнецы хмуро переглянулись друг с другом.

— Если мы будем постоянно устраивать розыгрыши, то станем легендой школы!

Гарри покачал головой.

— Мой отец в свое время обожал различные розыгрыши и был популярным в Хогвартсе, но помнят о нем только его друзья, бывшие учителя и один враг. Остальные забыли. Легенда так и не родилась, хотя он в свое время даже вводил в моду разные заклинания среди студентов.

Близнецы снова переглянулись.

— То есть просто розыгрышей мало? Нужно что–то еще?

— Да. Это должно быть что–то принципиально новое. Например, создание философского камня.

Ребята задумались.

— Помимо ученых еще прославлялись убийцы, — произнес Ангел, теребя рукав своего мундира.

Поттер резко перегнулся через стол, выпуская свою дементорскую ауру.

— Если вы решите кого–то убить, чтобы не быть забытыми, я позабочусь о том, чтобы никто из ныне живущих не вспомнил о вас.

Близнецы теснее прижались друг к другу.

— Мы не имели в виду ничего такого, — тихо пробормотала девочка. — И перестань заниматься устрашением. Мы все поняли.

Гарри упал назад в свое кресло и угрюмо посмотрел на сидящих перед ним.

— Очень надеюсь.

В комнате повисла тишина. Поттер не сводил внимательного, изучающего взгляда с близнецов и вспоминал Тома Реддла. Того, кто так же не хотел быть забытым. Зачем люди так цепляются за вечную память о себе? Что им это даст после их смерти? История нужна для того, чтобы предостеречь потомков или передать какие–то ценные знания. Стоит вспомнить труды Аристотеля и Платона. Они дали основу для развития стольких течений. Но древнегреческим мыслителям как личностям уже все равно, что о них думают сейчас и думают ли вообще. Они мертвы.

Забвение действительно ужасно только тогда, когда ты жив, а те, кто тебе дорог, не помнят о тебе ничего. Это больно. А когда ты мертв, когда ты уходишь дальше, то непосредственная память о тебе земном становится чем–то совершенно неважным. Движение продолжается. Каждый из нас оставляет свой след: в своих потомках, в ежедневной деятельности. Чем сильнее развивается цивилизация, чем больше происходит разделение труда, тем более зависимыми друг от друга становятся люди. Просто никто не задумывается над этим, считая, что так оно и должно быть.

Гарри тяжело вздохнул. Ежедневно хорошо выполняемая работа отдельно взятого человека помогает всему обществу в целом. Конечно же, это не в таких глобальных масштабах. Выпадение одного маленького звена не заставит остановиться огромную систему, но чуть усложнит ее движение вперед. Но нестабильных частей цепи зачастую бывает слишком много, отсюда и появляются периоды топтания на месте. Так что каждый из нас, пусть и косвенно, влияет на жизнь других.

Является ли страх перед смертью ничем иным, как страхом перед полным забвеньем? Возможно, так оно и есть. Но неужели никто не осознает, что помнить обо всех практически невозможно? В мире единовременно проживает порядка шести миллиардов человек. Хранить в себе информацию о каждом из них невозможно, а знать всех их предков до n-ого колена тем более.

— Тебе повезло, — тихо произнесла Ангела. — Тебя уже не забудут. Исключение Поттера: смертельное проклятие иногда не убивает. Просто прекрасно! Тебе не следует беспокоиться о том, что ты канешь в Лету.

— Я не стремился к тому, чтобы меня помнили. Мне достаточно быть здесь и сейчас, — отозвался Гарри. — Вы никогда не думали о том, что за вечную память люди обычно платят слишком высокую цену?

— Но ведь не всегда!

— Разве? Возможно, есть какие–то исключения, но, к сожалению, я их не могу сейчас вспомнить. Обычно плата или тяжелый труд, или жизнь. А порой бывает и то, и другое.

— Но ты же не заплатил ничего! А о тебе многие знают и будут помнить! — Ангел подскочил в своем кресле и едва не сшиб свою сестру.

— Сядь, — Гарри поморщился. — Я заплатил за это жизнью родителей и ощущением постоянной опасности. И вообще–то, меня самого собирались убить, если ты забыл. Мне тоже ничего не досталось просто так.

Вуич опустился назад в кресло.

— То, что мы делаем, не имеет никакого смысла?

— Абсолютно, — кивнул Гарри. — Вряд ли вас будут помнить веками только потому, что вы запустили по школе шляпы с кроликами, распевающими всякие похабные песенки. Вам же стоит понимать, что это не красит Дурмстранг. Займитесь искусством. В конце концов, если вы добьетесь каких–то успехов в этом, то вас точно не забудут.

— Мы не умеем рисовать, — тяжело вздохнула Ангела. — Брат пытался, но до того же Эдвина ему очень далеко. Петь мы можем тоже весьма посредственно. Танцевать негде, да и не оценит никто. Музицирование не особенно распространено. Что прикажешь делать?