Мои миры, твое отчаяние. Танец 2 (СИ)

Гарри развернулся и внимательно посмотрел на затылок Снейпа.

— Я никогда не говорил, что он хороший. С этим даже Люпин не спорит. По его мнению, отцу были свойственны заносчивость и излишняя амбициозность, но вместе с тем он старался соответствовать некоторым правилам благородства и высокой морали, правда, только с выбранными им же людьми. Он был разным и неоднозначным… Но сейчас это имеет не так много смысла. У меня нет отца. У меня нет матери. Они мертвы. — мальчик перевел дыхание. — Я даже не знаю, где именно родители похоронены и могу ли я навестить их… В любом случае, они ушли вперед, оставив меня тут. Ваша нужность измеряется бутылками, моя могилами.

Мальчик развернулся и направился к лестнице, где его нагнал Снейп. Он волок по полу свою мантию и чуть пошатывался, но практически не производил впечатления пьяного человека.

— Одевайся! — рявкнул он. — Пойдем к ним.

Гарри недоуменно посмотрел на него, а потом кивнул и стрелой бросился к себе. Руки с первого раза не попадали в рукава теплой куртки. А сапоги почему–то путали мальчика, оказываясь надетыми не на ту ногу.

Поттер поспешно сбежал вниз, беспокоясь, чтобы зельевар внезапно не передумал или попросту не уснул. Но Снейп стоял около входной двери в наглухо застегнутой мантии. В руках у него была большая охапка цветов, состоящая из энотеры и маттиолы.

— Твоя мать любила цветы, которые распускаются ночью. Она считала их красоту наиболее правильной, потому что она была только для тех, кто действительно желал на нее посмотреть, а не для праздных глупцов.

Спрашивать, каким образом эти цветы оказались у зельевара, было глупо. Видимо, он ходил на кладбище не в первый раз и отправился бы и в этом году один, если бы мальчик не сказал, что не знает, где похоронены родители. Все–таки и ему не чуждо простое человеческое сочувствие.

За порогом дома было очень темно. Гарри прищурился и поспешно зажег свет на кончике своей палочки. Темнота, которая бывает в городах, не шла ни в какое сравнение с той темнотой, что можно было наблюдать в маленьких деревнях или в полях. Чтобы привыкнуть к окружающему, требовалось куда больше времени, а из дополнительных источников освещения были только звезды. Темнота здесь была настолько сильной, что казалось — ее можно с легкостью потрогать руками, пропустить между пальцами, как шелк.

Снейп угрюмо брел вперед, Гарри неотступно следовал за ним, всеми силами стараясь не спотыкаться. Удавалось плохо.

Когда же они наконец пересекли границу аппарации, зельевар резко прижал к себе мальчика и крутнулся на пятках. Когда мир вновь обрел свои полноценные размеры, развернувшись перед мальчиком из сжатой точки, Поттер понял, что они рядом с разрушенным домом.

— Это произошло тут? — тихо спросил Гарри.

Зельевар поспешно кивнул и потащил мальчишку за собой. Пройдя несколько улиц, они оказались на большой площади, по которой туда–сюда шныряли разные люди, одетые как ведьмы, привидения или вампиры. Снейп поморщился при виде подобного костюмированного представления.

Гарри же удивленно разглядывал людей. Он и забыл, что Хэллоуин отмечают обычно именно так. Живя у Дурслей, этот вечер он проводил в своем чулане, чтобы не мешать тете Петунье наряжать Дадли и его друзей для охоты за сладостями. Они в гостиной много раз повторяли тексты шуточных песенок и поправляли костюмы. Каждый год тетя заказывала что–то новое, потому что за прошедшее время кузен вырастал вширь куда больше, чем в длину.

На главной площади они остановились у стелы, на которой было выгравировано множество имен. Внезапно она стала меняться и превратилась в большую статую. Мужчина в очках обнимал за плечи женщину, которая на своих руках держала маленького мальчика. Гарри когда–то читал, что в Годриковой впадине установлен монумент, олицетворяющий собой всех жертв войны, но не думал, что он будет представлен именно таким образом.

Снейп дал какое–то время мальчику, чтобы посмотреть на статую, а потом, взяв за руку, повел в сторону церквушки. Ладонь зельевара была теплой. Гарри почему–то ожидал, что она будет очень холодной, практически как у мертвеца. На самом деле обладателем ледышек оказался именно он сам.

Кладбище было пусто. Вряд ли даже в такой праздник сюда кто–то сунулся бы. Слишком уж мрачным оно выглядело.

Снейп двигался уверенно. Он быстро проскальзывал между могилами, направляясь к центру кладбища, пока не остановился. Большая мраморная плита будто бы светилась изнутри. Мальчик сел на колени перед ней.

«Джеймс Поттер. 27 марта 1960 года — 31 октября 1981 года

Лили Поттер. 30 января 1960 года — 31 октября 1981 года

Последний же враг истребится — смерть.»

Гарри закусил губу, чтобы не заплакать, но противные слезы все равно защипали глаза. Всего три строки, но в них были две жизни. Их надежды, желания и разочарования.

Вот так просто. Холодная земля, большое надгробие и Гарри — все, что осталось после них. Смерть и жизнь были такими незначимыми в быстроизменяющемся мире.

Философия Тома стала обретать для Поттера ясные очертания. Реддл боялся, что тоже когда–то придет к подобному. А ведь на его могилу некому даже будет прийти, если исключить тех, кто пожелает помародерствовать. Хотя такие незначимые события меньше всего беспокоят тебя тогда, когда ты там.

Возможно, если бы Гарри не был за краем, он испугался бы сейчас возможности умереть. Вероятно, так же стал бы искать возможности остаться здесь подольше. Но теперь он понимал всю важность того, что жизнь стоит прожить как можно более достойно, а уже потом идти вперед. Да и мистер Смерть был весьма харизматичным, хотя его чувство юмора сплошь было циничным и мрачным.

— Все–таки мне не нравится, что на их могиле девиз Пожирателей, — произнес мальчик, когда совладал со своим голосом.

Снейп так же опустился на колени и положил на надгробие цветы. Завеса черных волос надежно спрятала его лицо от мальчика.

— Это должно было быть насмешкой над Пожирателями, — хрипло произнес он. — Подразумевалась жизнь вечная, та, что начинается после смерти…

Гарри понимал всю эту высокую философию, но это не меняло того, что никого из родителей не было рядом с ним. Да и то, что они были мертвы, ничуть не облегчало того груза вины, что Снейп сам себе возложил на плечи. И именно он толкал зельевара за край, вынуждая идти на безрассудства, которые реально могут стать причиной его смерти в будущем. Хотя живет ли он сейчас, или просто существует, четко идя к своей цели? Стремясь отомстить, не отказался ли он от чего–то более значимого?

Гарри отвел взгляд, чтобы не видеть, как руки зельевара дрожат. Мальчик провел пальцами по холодному камню и поправил несколько цветов, чтобы хоть что–то сделать.

Снейп молчал. Гарри тоже. Но им двоим хотелось поговорить с похороненными тут, хотя диалог был бы явно односторонним.

Где–то вдалеке слышались веселые голоса, кто–то распевал праздничные песенки, и казалось совершенно неправильным, что такие звуки могли прорываться сюда — в место покоя и скорби.

Умереть в двадцать один год. Это ведь так рано. По сути, в этот момент человек только–только серьезно определяет свою дальнейшую жизнь и расставляет приоритеты. А они ничего не успели потому, что страстно желали дать такую возможность своему ребенку.

Любили ли они друг друга по–настоящему или это была только иллюзия? Что же чувствовала его мать по отношению к Снейпу? Был ли он ей дорог? Была ли она влюблена в него? Отношения с Джеймсом, его врагом, — попытка мести или всего лишь желание забыть Снейпа? А его отец действительно ли желал быть с Лили Эванс как с прекрасным и ярким человеком или это не до конца осознанное желание отобрать самое ценное у противника? Были ли они счастливы? А может, родители действительно тянулись друг к другу?

Никто теперь не ответит на эти вопросы. Они лежат в земле, а тот, на ком сходятся все линии, сейчас сидит на коленях перед их могильной плитой, раскладывая цветы на ней, а рядом с ним сидит ненавистный ему плод единения этих двух полюсов его жизни. Снейп уже давно похоронил себя здесь. Рядом с человеком, которого любил.