Место третьего (СИ)

— Хорошо. Так где она?

Я жду, что он спросит, кто, но Соби молча лезет в карман и вынимает сжатую в кулак руку. Подносит ближе к моему лицу и раскрывает пальцы — есть в этом жесте что-то доверительное. На его ладони — сине-чёрный поблёскивающий прах.

— Мерзость, — морщусь я. — Она не улетела, Соби. Она сдохла.

— Ммм… — что-то не нравится мне это уклончивое мычание, очевидно, выражающее несогласие. — Она уже была мертва, Сэймей.

— Ну так выкини эту труху.

Соби вдруг резко меняет направление, отходит к окну и распахивает ставни. От неожиданности я останавливаюсь. Какой-то он весь… внезапный. И зачем этот «оконный» ритуал? Бросил бы на пол — это всего лишь цветная пыль.

Агацума, опять улыбаясь неясно чему, сжимает руку в кулак, накрывает его второй ладонью и лукаво смотрит на меня из-под чёлки. Такой взгляд я вижу у него впервые. Он настолько непривычно живой и тёплый, что даже пропадает желание открыть рот и сообщить, какой Соби идиот.

— Сэймей.

Он наклоняет голову вбок и протягивает мне руку с зажатой в ней трухой бабочки. Ну и чего? Что он хочет-то?

Смотрю ему в глаза и вдруг чувствую, как внутри опять раскрывается этот огромный синий цветок. Его лепестки распускаются, заполняют меня всего, приятно и нежно греют и словно куда-то подталкивают. То ли лёгкое дуновение ветра, то ли гипнотическая синяя радужка, то ли вообще какая-то неведомая сила заставляет сделать шаг вперёд. Подчиняясь совершенно иррациональному порыву, протягиваю ладонь и накрываю руку Соби. Он улыбается смелее.

— Смотри.

Соби разворачивается к окну, разжимает кулак, и… Я глазам своим не верю! С его ладони легко вспархивает синяя бабочка, и, блеснув переливающимися крыльями, взмывает вверх, оставляя за собой быстро блекнущий шлейф разноцветной пыли. Я провожаю её глазами, пока она не превращается в крохотную тёмную точку в ясном небе и наконец не исчезает.

Потрясённо смотрю на неприлично довольного Агацуму.

— Ты как это сделал?!

В ответ он лишь загадочно улыбается и пожимает плечами. Ясно. Фокусники своих секретов не раскрывают. Хотя какой к чёрту фокус! Это не фокус, это… Наконец решаюсь проговорить про себя фразу, которая, откровенно говоря, немного пугает. Но Соби… Ты не просто заклинатель слов, ты ведь… волшебник.

Да уж, с таким-то Бойцом мне до комплекса неполноценности рукой подать. На фоне этого все мои внушения и гипнозы смотрятся как проделки психолога. С другой стороны, как раз с помощью таких вот «проделок» я и контролирую совершенно невероятную, первобытную Силу, которая прячется в Бойце. Это задача Жертвы, её предназначение. Бойцу принадлежит Сила, но мне принадлежит сам Боец. В такие моменты начинаешь чувствовать это особенно остро.

До самого выхода из корпуса мы молчим. Сказать мне по поводу увиденного просто нечего. Да и любые слова вышли бы блеклыми и бессмысленными.

Я ошибся, Соби. Бабочка не сдохла. Она действительно улетела.

====== Глава 15 ======

Бабочки… синие цветы… волшебство… Что за бардак в голове творится? Понятно же, что это Связь так на меня действует, но всё равно даже в зеркало смотреться противно. Стою в ванной и долго, почти с ненавистью, гляжу на своё отражение, как будто зазеркальный Сэймей вот-вот оживёт и расскажет, что мне делать. А вопросов накопилось слишком много. Хорошо ещё, что меня окружают люди, способные помочь с ответами хотя бы на часть: то Ямато, то Хироши, то Томо, то Ритсу. Я в последние дни стал практически гуру по собиранию целых кусков информации из разрозненных крупиц. Метод дедукции в действии, да. Так что сейчас ещё один сеанс у Минами — и, кривая вывезет, до правильных выводов дойти сумею.

На обед не иду — слишком велика вероятность встретиться с Мимуро или Ямато, которые первым делом начнут засыпать вопросами о Соби. Ямато, правда, по-прежнему не знает, что я дал ему Имя, но ведь вначале она была моим главным информатором, так что не полюбопытствовать, чем дело кончилось, точно не сумеет. А я сейчас не то чтобы готов делиться результатами нового опыта. Так что вместо обеда перебиваюсь стратегическими запасами сухого пайка, которыми со мной от души поделился Рицка — знает ведь, что я кусочничать люблю, это у нас семейное. Надо бы, кстати, бросить всё к чёртовой матери и рвануть на выходные домой. Хоть на пару дней отвлекусь и мозги в порядок приведу.

Подходя к кабинету Ритсу, понимаю, что у меня дежавю. В последнее время я к нему что-то зачастил. Не представляю, как его ученики могут годами ходить сюда изо дня в день, я бы не выдержал. Стучусь в дверь — и в тот же момент слышу, что из-за неё тоже доносится какой-то мерный стук…

Я никогда не видел, как он это делает. А если б знал, что являет собой подобное зрелище, предпочёл бы и дальше не видеть.

Ритсу сидит за столом, зажав зубами сигарету. Ореол дыма окружает его, словно кривая портретная рамка. В плотно закрытой стеклянной банке по правую руку бьются две ярко-жёлтые бабочки с разным рисунком на крыльях. Третью он распинает на квадрате фанеры, методично вколачивая булавки небольшим молотком в ещё трепыхающееся тельце. Всё это настолько омерзительно, что к горлу подкатывает тошнота.

— Разве их не нужно сначала умертвить? — спрашиваю я, не поздоровавшись и вмиг забыв, зачем пришёл.

— Если прикалывать мёртвую бабочку, она выглядит слишком статичной, — из-за торчащей во рту сигареты получается немного невнятно. — Умирая приколотой, она принимает естественную позу и смотрится куда живей.

Это он называет «живей»?

— Если вам нравятся живые бабочки, почему просто не держать их в инсектарии?

— Мне не нравятся живые бабочки, потому что они слишком скоро умирают.

— А ещё потому, что могут улететь?

Минами отрывается от своего зверского занятия и наконец смотрит на меня.

— Садись.

Признаться, мне и подходить-то к столу противно, не то что садиться рядом. Но, пересилив себя, всё-таки опускаюсь на жёсткий стул. Ритсу глубоко затягивается, стряхивает пепел и пристально следит за тем, как крылья бабочки ещё недолго дёргаются — каждый раз всё слабее — и окончательно замирают. Потом осторожно подцепляет фанеру пальцами и отправляет на подоконник. Перед ним появляются второй светлый квадрат и новые булавки.

— Как быстро он реагирует на зов?

Засмотревшись на его руки, не сразу понимаю, о чём вопрос. Потом, прогнав оцепенение, хмурюсь.

— Мгновенно. Он научился перемещаться ко мне за долю секунды.

— Значит, ты создал по-настоящему прочные узы. Поздравляю.

Не хочу, не хочу на это смотреть, но глаза сами притягиваются ко второй бабочке, которую он достаёт из банки длинным пинцетом и прилаживает к фанерному листу.

— Да пока не с чем, — бормочу точно в каком-то трансе, — раз я сижу у вас и хочу, чтобы вы помогли мне заглушить Связь.

— Связь невозможно «заглушить», — он коротко смотрит на меня и бьёт молотком по булавке. Я вздрагиваю. — Можно лишь научиться… — второй удар, бабочка сгибается пополам. — Управлять ею… — третий удар, крылья беспомощно лупят по фанере. — Контролировать её… — четвёртый удар, и Минами тянется за следующей булавкой. Первая вошла ровно в центр тонкого тельца.

Заставляю себя отвернуться и рассматриваю книги на полке сбоку. Но уши не заткнёшь. И ровные механические удары резко кромсают тишину кабинета. Наверное, нужно как можно больше говорить, чтобы отвлечься.

— В первый день я думал, что понял, как это делается. Я просто пытался отделить его эмоции от своих, и вначале было терпимо. Но потом стало хуже.

— Это естественно, — Ритсу давит окурок в пепельнице, чтобы тут же закурить вновь. — Нить Связи непостоянна, она растёт и крепнет при каждом взаимодействии, будь то приказы, наказания, входы в Систему или тактильный контакт.

Ага. Теперь, по крайней мере, ясно, что созданная Соби бабочка — отражение Силы нашей Связи. Наказание, приказ, а следом и контакт.

Бабочка… опять эти бабочки…

— Но совсем не взаимодействовать с Бойцом я не могу.