Место третьего (СИ)

Вот когда он становится таким… похожим на нормального человека, у меня и злость разом пропадает.

— Ладно, — вздохнув, засовываю руки в карманы. — Так в чём дело было? Я не наказывал тебя.

По его весьма красноречивому взгляду понятно, что либо я получаю очередное «прости», либо даю ему отмолчаться. Уж лучше второе. Решаю зайти с другого конца.

— Ты что, исполнишь всё, что бы я ни приказал? Даже если я не приказывал?

— Слово Жертвы — закон для меня.

Нет, опять не с того края начал. Медленно прохаживаюсь вдоль стола. Соби внимательно следит за мной.

Из-за Ритсу, из-за бессонницы и всего этого утреннего бардака я упустил из внимания одну интересную деталь. На самом деле меня должно волновать не то, что Соби воспринял мои слова как наказание, а то, какие именно это были слова. Ведь я не велел ему пойти куда-то или сделать что-то. Я всего лишь говорил об эмоциях, мыслях и его состоянии на ближайшую ночь. Опять же неважно, что для него это стало приказом, важно, что он исполнил его.

— Агацума, если я прикажу тебе убить кого-то?..

— Я сделаю это для тебя, — отвечает он без заминки.

Медленно двигаюсь к другому концу стола, глядя себе под ноги.

— А если я прикажу тебе покинуть школу и уехать отсюда?

— Я уеду.

— Если я прикажу тебе перестать видеться с Ритсу раз и навсегда?

— Я перестану.

— А если я прикажу тебе умереть?

Останавливаюсь напротив и смотрю в его глаза, замершие на одной точке поверх моей головы.

— Я умру.

— А если я… прикажу тебе чувствовать боль?

— Мне будет больно.

— А если я прикажу тебе страдать?

— Я буду.

Подхожу к нему почти вплотную, но он по-прежнему не смотрит на меня.

— А если я прикажу тебе мучиться чувством вины?

— Буду мучиться.

— А не спать неделю?

— Да.

— А не есть?

— Да.

— А немедленно уснуть?

Вместо механического ответа он моргает и наконец опускает взгляд на меня.

— Сэймей, физические процессы организма неподвластны даже приказам Жертвы.

И всё это ещё произносится тоном «ты что, с ума сошёл?». Вот чёрт, такую сцену он мне запорол! Недовольно скривившись, отхожу от него. Подумав, усмехаюсь и шепчу себе под нос:

— А ты и вправду хорош.

Вот, собственно, мы и добрались до главного. Соби хорош, потому что исполняет даже малейшие мои приказы, а я, получается, плох, потому что не умею следить за тем, что говорю. Однако второе поправимо — мне только практики не хватает, а первое мне очень даже на руку. Боец слишком чувствительный, таким управлять легко. И что важно — малейший и даже самый дикий приказ будет мгновенно исполнен. Это и удобно, и… признаться, немного жутковато. Надеюсь, инстинкты самосохранения у него достаточно развиты? А то с меня станется как-нибудь ляпнуть что-то вроде «Чтоб ты сдох». И всё. Бойца у меня не будет — я почему-то в этом не сомневаюсь. Значит, сейчас самое время начинать корректировку.

Разворачиваюсь и ловлю его взгляд. Соби торопится отвести глаза, но я щёлкаю пальцами.

— Смотри на меня, — дождавшись, пока он обратит ко мне свой взор, глубоко вдыхаю, концентрируясь. — Запрет на устные приказы без закрепляющего звена. К исполнению разрешены только приказы с активацией Связи и устные приказы с закрепляющим звеном. Это ясно?

Закрепляющим звеном называется сигнальная фраза «это приказ», которая произносится, вообще-то, не для красного словца. Это что-то вроде точки в предложении или команды действовать. Бойцов чуть ли не с первых дней обучения в школе натаскивают реагировать именно на неё.

Второй раз щёлкаю пальцами, Соби моргает, выходя из оцепенения, и кивает.

— Я понял, Сэймей.

Теперь моя установка заложена. По крайней мере, должна быть. Но лучше перестраховаться и проверить — всё-таки это банальная техника безопасности.

— Покажи, что понял.

— Я выполняю только приказы, полученные вместе с активацией Связи или закрепляющим звеном.

— Да. Правильно.

Отчего-то резко портится настроение. Идеальное послушание — это, конечно, хорошо. Но с другой стороны, мешает маневрировать, лишает отношения Жертвы и Бойца желаемой гибкости. В идеале я бы хотел, чтобы Боец сам чувствовал, когда я приказываю, а когда просто говорю. Чтобы мне не приходилось лишний раз дёргать нить Связи или уточнять, что это приказ. Потому что может статься так, что Связь я активирую случайно, и мои слова станут для Соби приказом. Или же наоборот. Забуду, конечно, вряд ли, но могу оказаться в ситуации, когда не смогу, и он ничего не сделает.

Откровенно говоря, я склоняюсь к мысли, что всё будет совсем иначе. Что даже моя сегодняшняя установка не помешает Агацуме своевольничать. Потому что только на его совести было принимать мои вчерашние слова как наказание или же проигнорировать их. Он выбрал первое по собственной прихоти, хотя — я уверен — отлично знал, что я ничего такого не имел в виду. Зачем ему это нужно — загадка века. Отгадку он мне давать не собирается — сегодня я его так и не разговорил, на нужный вопрос он отмолчался. Значит, я сам должен понять, за каким чёртом он это сделал. И понять как можно быстрее.

— Вы ещё здесь?

Задумавшись, я не заметил, как открылась дверь. Ритсу проходит к столу, неся в руках стопку каких-то папок, и прячет в верхний ящик.

— Соби, идём.

Агацума успевает сделать всего несколько шагов ко мне, когда Минами вдруг застывает напротив ряда рамок с бабочками.

— Соби-кун, задержись.

Вначале Соби останавливается, но, заметив моё недовольное лицо, подходит ближе и лишь теперь оборачивается к Ритсу.

— Да, сенсей.

— Где моя Morpho Didius?

Понимаю, что речь идёт об исчезнувшей бабочке, чья пустая рамка заметно выделяется среди остальных.

— Не могу знать, сенсей.

— Да неужели? — Минами складывает руки на груди и прислоняется к столу. — Когда я оставлял тебя здесь, она была на месте. Куда же она подевалась?

— Не знаю, может быть… — на губах Соби появляется странная улыбка, — улетела?

Отлично! Так его!

Минами, однако, более чем серьёзен и даже, пожалуй, зол.

— Ты ведь знаешь, Соби-кун, как в школе наказывают тех, кто покушается на чужую собственность.

— Да, сенсей, — Агацума выдерживает и его пронзительный взгляд, и свой слегка ироничный тон. — Я прекрасно знаю, что наказание ждёт каждого, кто притрагивается к чужой собственности.

А они уже вовсе не о бабочках говорят. Во время паузы быстро стреляю глазами от одного к другому. Сейчас между ними идёт какой-то безмолвный диалог, который мне понятен лишь отчасти. Но, похоже, я догадываюсь, что именно значат слова Соби.

— Я не люблю, когда берут мои вещи, Соби-кун. И особенно — когда их крадут.

— Крадут? Уверяю вас, кражи не было. Посмотрите в мусорном ведре. Быть может, вы её ненароком выбросили?

Ритсу опускает глаза. Понятное дело, возразить ему нечего.

— Всего доброго, сенсей, — улыбается Соби, не дождавшись ответа, и выходит из кабинета.

— До свидания, сенсей, я приду после обеда, — говорю я, закрывая за нами дверь.

Какое-то время мы идём молча, Соби по-прежнему чуть заметно чему-то улыбается.

— Ну и где бабочка? — любопытство наконец берёт верх.

— Не знаю, может, и правда улетела? — он осторожно косится на меня.

— Чёрта с два она улетела! Я бы её… не отпустил.

Щёкам вдруг становится жарко, и я отворачиваюсь. Несколько секунд рассматриваю сменяющие друг друга совершенно одинаковые окна.

— Что сделал Ритсу?

— О чём ты?

— Он притронулся к чужой собственности. Что ты имел в виду?

— Он хотел увидеть Имя, — его улыбка гаснет.

— Он пытался заставить тебя его показать?

— Да.

Вот урод. При мне, понятное дело, руки не распускает, зато когда меня рядом нет… Нужно бы проследить, чтобы они не оставались наедине. Кто знает, что ещё у этого Ритсу на уме.

— И что? Ему не удалось?

— Ты приказал никому не показывать Имя. Я выполняю приказ.