Красная - красная нить (СИ)

Тут и правда было очень уютно, несмотря на валяющееся везде барахло и спутавшиеся жилы проводов под ногами. В углу даже стоял старый, явно притащенный кем-то из гаража мягкий уголок, а перед ним – низкий чёрный столик, заваленный журналами, с парой кем-то забытых грязных кружек и несколькими чайными ложками. На подоконнике у небольшого, высоко расположенного окна стоял электрический чайник, просто нереальных размеров стеклянная банка с растворимым кофе (я подозревал, что народ просто ссыпал туда кофе разных марок, принесённый из дома) и коробка с кубиками сахара. Кружки у всех были свои, любимые, и не дай бог кому-то было стащить чужую, дело начинало пахнуть керосином и мордобоем, тут Рэй ничего не мог поделать. Любимая кружка – святое. Поэтому намного легче было предотвратить такие ситуации, и, как только количество грязных кружек начинало расти в геометрической прогрессии, и они попадались под руку везде, где только могли стоять вертикально, Рэй свирепел и грозился выкинуть всю эту «посудную лавку» к чёртовой матери. Как правило, этого хватало, и через полчаса проблема решалась трясущимися над своими личными и любимыми вещами музыкантами. Так что порой тут было невозможно весело, и иногда из-за звукоизолированных стен и двери доносились взрывы громового хохота, сотрясающие окружающее пространство. Атмосфера этого места очень меня притягивала, тут и правда хотелось находиться, хотелось творить и играть в компании себе подобных.

Когда мы закончили разговаривать, Том и Дерек уже давно ушли. По традиции, являясь старшей группой, мы часто репетировали самыми последними, когда школа уже становилась совершенно пустой, и эхо шагов гулкими отражениями разносилось по длинным коридорам. Максимум, кого мы могли встретить в эти вечера – это редких учителей, засидевшихся за планами и отчётами, да охранников, со скучающим видом прогуливающихся по этажам. Я был рад, что сегодня иду домой вдвоём с Рэем, потому что обычно мы выходили все вместе, вчетвером. Я ничего не имел против ребят, они были забавными и нравились мне, хоть и набиваться к ним в друзья не было большого желания. Но я чувствовал, что меня тянет к Рэю как к наставнику. Он круто объяснял многие вещи, помогал с партиями и даже давал небольшие уроки в плане техники игры. Я уже многому научился у него и не собирался на этом останавливаться. Так что, побыть с ним наедине и поболтать о чём-то важном, ну или просто о пустяках, было очень приятно. Это редко удавалось, да и сам Рэй далеко не всегда был в разговорчивом настроении, поэтому я ловил момент и радовался его обществу.

На улице смеркалось, и довольно приятный, тёплый день уже перешёл в зябкий вечер, фонари вдоль тротуаров отбрасывали вокруг себя ореолы света, и мы шли, вдыхая остывающий воздух и болтая обо всём, что успело произойти вокруг нас в последнее время.

- Что ты думаешь насчёт дня рождения? – Рэй повернулся ко мне, чтобы услышать ответ, но потом решил продолжить:

- У меня такое ощущение, что Уэи что-то замышляют, – он усмехнулся одной стороной рта. – Джерард в школе ходит весь такой загадочный и жутко довольный, а этот мелкий засранец Майки юлит, как уж под рогатиной, и ничего не объясняет.

Джерард… Изнутри хлестнуло тянуще-сладким чувством, сегодня я опять видел его только мельком, наши занятия никак не пересекались, а вечером была репетиция. Я придурок, но я соскучился по нему.

- Не знаю. У меня нет особых мыслей, кроме банальной попойки и Хэллоуина, так что если они что-то задумали – я буду только за.

Рэй улыбнулся мне, и мы остановились, потому что дошли до перекрёстка, от которого наши пути расходились.

- Я передам Джерарду твои слова, а ты будь готов к чему угодно, раз подписался принимать участие в их задумках. Я столько лет их знаю, и до сих пор мне иногда кажется, что они психи, хорошо притворяющиеся нормальными парнями. Ну всё, бывай, до завтра! – Рэй свернул налево, а я пошёл прямо, где впереди, через пару перекрёстков, уже виднелся бок нашего с мамой дома.

Примерно за неделю до Хэллоуина, когда я, уставший и замученный после школы и несколькочасовой репетиции с ребятами к концерту, в котором мы должны были участвовать тридцать первого октября, подошёл к дому, мне хотелось только трёх вещей: поесть, помыться, поспать. Хотя, можно и без помыться... На этих моих желаниях практически держалось хрупкое равновесие всего окружающего меня мира, но оно было настолько колеблющимся, что иногда, повернув голову резче, чем следовало бы, я видел, как очертания предметов плывут передо мной, а в уши вместо звуков начинал лезть непонятный шум прибоя. На самом деле, я был просто чертовски уставшим за эти дни и почти молился о том, чтобы этот Хеллоуин, а с ним и мой день рождения, который не было ни сил, ни желания готовить, поскорее ушли в прошлое.

Нам предстояла дикая пятница, ведь мы должны отыграть свой первый концерт днём, сразу после занятий. Смешно, но школа была категорически против вечерних концертов, видя в них рассадник пьянства и непристойностей, будто те, кто ищут их, не найдут это где угодно и в любое время. Исключением были несколько дат, когда днём зал был занят, к примеру, Рэй рассказал, что первого апреля после обеда всегда шёл концерт и постановки, а музыку с танцами переносили на вечер, и, конечно же, выпускной бал, тут уж администрация школы просто закрывала глаза на творившееся вокруг непотребство. Я мечтал, что после этой пятницы через неделю, впервые отыграв на настоящем концерте, я просто прибьюсь с ребятами к какой-нибудь вечеринке, выслушаю поздравления, быстро напьюсь, и меня как-то доведут до дома и уложат в кровать, потому что даже на ходу я уже буду спать, спать, спать в надежде, что меня не станут будить до воскресенья.

В окнах кухни горел свет, естественно, в такое время мама уже всегда бывала дома. Подойдя к двери, я услышал из-за неё довольно громкие голоса. Говорила мама, и она была чем-то обеспокоена, судя по тембру. Второй голос был хуже слышен, но казался очень знакомым… Это… Джерард?! Сердце пропустило пару ударов. Я тихо открыл входную дверь и вошёл внутрь, стараясь не шуметь. Трудно было даже представить, что ему могло понадобиться выяснять у мамы в моё отсутствие. Это было очень странным. Тихо прикрыв дверь за собой и почти не дыша, я прислушался к словам.

- Это невозможно. Я бы не хотела отпускать его в Нью-Йорк в ночь на Хэллоуин. Там будут толпы пьяной молодёжи, жаждущей подраться, и вообще, как вы думаете добираться домой?

- Электрички до Ньюарка ходят всю ночь. Тут всего полчаса езды, мэм. Добраться до центра не составит особого труда, – устало парировал Джерард. Он… пытается отпросить меня на Хэллоуин?!

- Боже мой! – я прямо видел, как мама закатывает глаза и, судя по звуку отодвигаемого стула, садится напротив друга. – Шестеро подростков, из них некоторым только недавно исполнилось шестнадцать, собираются ехать в Нью-Йорк в ночь Хэллоуина. Ты ведь старше, Джерард, ты сам послушай, как это звучит! Да я тут с ума сойду от переживаний, ты это понимаешь? Мне легче запретить и пережить скандал и упрёки от всех вас, чем согласиться на это волнение. Я, конечно, передовая и лояльная мать, но это даже для меня слишком. Прости меня, мальчик, я никак не могу на это согласиться.

Кажется, я услышал, как Джерард снова устало вздохнул, потом раздался шорох отодвигаемого стула, видимо, он поднялся.

- Я вас понял, Линда. Это очень расстроит Фрэнка, да и всех нас, мы уже так настроились преподнести ему нечто невероятное…

- Через год-другой у вас никто не отнимет эту возможность.

Джерард усмехнулся.

- Мне нужно идти, спасибо, что уделили мне время.

Я понял, что пора заявить о своём присутствии и, пошумев для реалистичности одеждой и ключами, пошёл к кухне. В двери, прямо под аркой, столкнулся с Джерардом, который опешил от неожиданности, а меня так привычно уже и сладко пробили иглы этого дурацкого и странного чувства, что поселилось под рёбрами и периодически мучило меня до одури. Я почти врезался в его грудь, почувствовав лёгкий аромат от одежды, моментально набирая полные лёгкие этого запаха – запаха Джерарда. Мне так не хватало его последние недели, которые мы репетировали почти как безумные каждый день, и я видел его только в школе, и то вскользь. Я чертовски по нему соскучился, просто по этому ощущению, когда он рядом, по нашим разговорам, по его запаху…