Север помнит (СИ)

Каждый раз, выглядывая из окна, она все еще видела во дворе черных братьев, но с каждым разом их становилось все меньше. Если Боуэн Марш приказал своим людям копать подкопы под замок, они должны только этим и заниматься, - значит, они уже докопались до подземных ходов. Но Марш, со своим обычным прямодушием, поспешил заявить, что подземные ходы предназначены только для ворон; он не хочет, чтобы одичалые знали о защитных сооружениях Черного Замка.

Почти все одичалые, кто еще мог ехать верхом, идти или ползти, уже покинули замок – либо ушли в твердыни на Стене, либо на юг воевать с Тормундом Великаньей Смертью и Сореном Щитоломом. Но некоторые, слишком глупые или упрямые, чтобы уйти, еще остались, наряду с бессчетным количеством старух, раненых, детей и младенцев. Марш делал все возможное, чтобы прогнать их в Кротовый городок или еще куда подальше, но каждый раз они возвращались, а прошлой ночью одноглазая копьеносица воткнула нож в руку черного брата, который попытался ее остановить. Копьеносицу заперли в ледяной камере, у черного брата началась лихорадка, и никто даже не подумал оказать ему помощь; все были слишком заняты тем, чтобы предотвратить новые попытки нападения со стороны одичалых.

Вель не знала, сколько ей еще удастся продержаться. Единственным утешением было то, что по крайней мере прекратились разговоры о том, чтобы выдать ее за поклонщика, после того как ее последний жених был разорван на части великаном. За эту услугу она передала Кожаному гостинец для Вун Вуна. Но комнаты над ней были по-прежнему заняты королевой Селисой и принцессой, нечистым ребенком с серым окаменелым лицом. Королева так боялась за свою безопасность, что у ворот Королевской Башни день и ночь дежурила удвоенная стража. Если Вель не научится летать или не раздобудет стофутовую веревку, пробраться мимо охранников не удастся. Красная жрица уже предупредила ее, что будет, если она попытается сбежать. «Путь сквозь Стену закрыт», - сказала она. – «И это к лучшему. Поднимается тьма, и она будет здесь очень скоро».

Может, красная жрица безумна и опасна, но в этом она не ошибается. Вель и сама это чувствовала. Этой ночью она целый час колотила в двери своей тюрьмы, чтобы кто-нибудь из ворон отвел ее к Боуэну Маршу. В конце концов, к ней пришел Милашка Доннел Хилл, миловидный юнец с желтыми кудрями, алыми губами и приятной улыбкой. Он заявил ей, что ежели ей нужен мужчина, то он рад помочь, только боится лишиться хозяйства. Он слышал, что женщины одичалых откусывают мужчинам члены и поджаривают в качестве лакомства.

Еще один придурок, даже вдвое глупее, чем остальные.

- Отведи меня к Боуэну Маршу, - велела она. – Мне плевать, что там делает сир Гранат. Отведи меня к нему! Немедленно!

Милашка Доннел посмотрел на нее с негодованием.

- Ты что, белены объелась, женщина? Думаешь, ты можешь мне приказывать, потому что у тебя длинные волосы, милые глазки и большие сиськи? Сначала дай мне то, чего я хочу. – Он шагнул вперед и схватил ее за руку.

Она вырвалась и ударила его по лицу.

- Только тронь меня, поклонщик, и тебе нечем будет хотеть.

- Бешеная ведьма! – Хилл снова шагнул к ней. Отпечаток ее ладони темнел на его скуле. У него и меч, и кинжал, а Вель безоружна. - Пора уже научиться уважать старших, ты не за Стеной. Лорд Сноу слишком уж хорошо с тобой обошелся, дал тебе эти покои, а не отправил тебя туда, где таким, как ты, самое место. А может быть, нет? Ему бы следовало бы пробираться сюда каждую ночь и трахать тебя до посинения. Хочешь родить маленького Сноу, шлюха? Шлюх тут у нас достаточно, но если уж мужчина разок отведал одичалой пизды, видно, его больше уже ничем не удовлетворить. Я собираюсь выяснить, так ли это, и если не хочешь оказаться в ледяной камере, принцесса, ты окажешь мне такую услугу. – Он снова схватил ее, на этот раз за горло.

- Эй, ворона, - раздался голос из-за двери. – Если не уберешься, сам окажешься в ледяной камере.

Милашка Доннел, удивившись, отпустил Вель и поспешно отступил назад. Обернувшись, он обнаружил, что с ним разговаривает Алисанна Мормонт, низенькая, коренастая, закутанная в шкуры. Он издал недоверчивый смешок:

- А ты еще кто такая, семь преисподних?

- Не имеет значения, кто я, - ответила Медведица. – Ты уберешься отсюда. Или… - В руке она держала нож с костяной ручкой.

Милашка Доннел был сбит с толку и решил сменить тактику.

- Вы обе так жестоки, лишаете человека толики утешения в холодную ночь. Вы, должно быть, устали от одиночества, от заточения. Будьте добры ко мне, принцесса, а я прослежу, чтобы вы поговорили с Маршем. Я прослежу, чтобы вас выпустили.

- Куда? К вам в казармы? – Вель отступила на несколько шагов назад. – Ты забыл о своих обетах, ворона? Думаешь, я буду греть тебе постель? Ты скорее согреешься, вспоминая свою мамашу.

Добросердечная улыбка сползла с лица Доннела.

- Ну и ладно. Будешь гнить здесь, мне-то что. Забудь о том, чтобы поговорить с Маршем. – Он направился к двери.

- Ты головой за это ответишь, ворона, - крикнула Вель ему вслед. Он был глуп и слеп, но на карте стояла не только его жизнь, не только жизни черных братьев, не только жизни ее народа. – Разве ты не видишь, что происходит?

- Конечно, вижу. Снег идет. Я не слепой. – Милашка Доннел пинком открыл дверь, за которой оказался один из людей королевы.

- Ее величество послала меня узнать, когда прекратится эта богомерзкая выходка одичалой девчонки, - холодно объявил поклонщик. – Она говорит, такое поведение больше подходит животному. Принцесса Ширен напугана этими криками и грохотом. Если одичалая желает продолжать, ее величество предлагает ей делать это в уединении темницы.

Милашка Доннел злобно взглянул на Вель.

- Вот видишь. Не я один могу запереть тебя в камеру, если не будешь вести себя как следует. - С этими словами он сбежал вниз по ступеням.

- Я повторяю, - сказал стражник королевы. Поклонщики никогда не отличались чувством юмора, а люди Селисы Баратеон – в особенности. – Вы закончили кричать и шуметь?

- Да, - так же холодно ответила Вель. – Можете идти.

Стражник поклонился и ушел, оставив ее наедине с Медведицей.

- Что случилось? – спросила Алисанна с ее обычной прямотой. – Ты напугала не только принцессу Ширен. Леди Арья тоже плачет.

Холодный укол вины коснулся шеи Вель, смешавшись с гневом и жалостью. Она хотела было ответить, что леди Арья вечно плачет и что она никогда не встречала девчонку, которая бы столько ныла. Но прошлой ночью Вель увидела шрамы у нее на спине, когда помогала Алисанне раздеть леди Арью для купания. Ей никогда не приходилось видеть девочку, которая бы столько мылась, почти до помешательства. Черные братья были весьма недовольны тем, что им приходилось все время греть котлы с водой и потом поднимать их вверх по лестнице. Когда она попыталась намекнуть Алисанне, что леди Арья могла бы проводить досуг за каким-нибудь другим занятием, Медведица посмотрела на нее тяжелым взглядом.

- Девочка была замужем за Болтонским Бастардом, - сказала она. – Неудивительно, что она никак не может отмыться.

Я кое-что знаю о чудовищах. Лорд Сноу говорил, что его младшая сестра сильна духом и чрезвычайно независима, поэтому Вель казалось странным, что девочка все время дрожит и прячется, неважно, за кем она была замужем. Ей казалось, что леди Арья так же нечиста, как и Ширен, но она не высказывала своего мнения вслух. Девочка боялась мужчин, даже Атласа; темноглазый оруженосец был единственным, кто посещал их и заботился о том, чтобы они были сыты и обогреты. Еды и тепла, конечно, не хватало, но их не хватало всем.

Атлас не так прост, как кажется. Однажды он пришел к ней в чрезвычайном замешательстве, и спросил, не видала ли она в последнее время белого волка. Когда Вель сказала, что не видела, Атлас выругался и ударил кулаком в стену.

- Вчера я пошел за красной жрицей, - признался он, понизив голос. – Под Стеной остался проход, слишком маленький, чтобы прошел отряд, но для одного человека вполне достаточно. Он ведет в саму Стену. Я шел за ней, но потерял ее след. Я не осмелился подойти близко… там внизу есть камера, похожая на логово… Я слышал, как она с кем-то говорит, и… - Он заколебался, словно боясь, что она сочтет его сумасшедшим. – Она говорила: Лорд Сноу. И еще, что только смертью можно заплатить за жизнь. И что он должен подумать о братьях, и он должен сгореть. Всего не упомню.