Две стороны одной монеты (СИ)

Эрик вел не особо разгульный образ жизни после поступления в университет. Он не бывал влюблен, но иногда встречался с девушками ради секса. Не серьезно. Без планов на будущее.

Магда была единственным человеком, с которым он хотел какого-то будущего. Пока сам себя не лишил всяческих перспектив единственной целью: найти ответы.

Он потерял шесть лет, в течение которых мог растить их общего ребенка…

Эрик останавливается у болотистого пруда в лесу и думает, что не чувствует сожаления, которое положено ощущать отцу, пропустившему первые шаги и первые слова своей дочери. Он просто в шоке — и только. И, пожалуй, немного хочет сбежать, пусть и знает, что не сделает этого. Не теперь, конечно.

Даже если бы Магда была жива, он не смог бы просто вернуть ей ребенка и уйти, оставшись лишь детским воспоминанием Ванды и энной суммой алиментов на счету.

Но Магды нет…

Эрик не знает, что чувствует по этому поводу. Он не видел ее столько лет, и юношеская любовь давно перегорела в его душе. Но он помнит, каким хорошим человеком она была, сколько приятных дней и ночей они провели вместе, оставшихся на всю жизнь счастливым воспоминанием. Ему жаль, что она погибла. Он всегда надеялся, что Магда нашла свое счастье где-то… с кем-то…

— Авария. Водитель не справился с управлением.

Так глупо… А если бы Эрик был рядом? Мог бы предотвратить катастрофу, остановить несущийся в кювет автомобиль… Если бы, конечно, его сила смогла вырваться наружу в тот момент.

Он идет по тропинке дальше в чащу. Но голос Чарльза, рассказывающий о том, что он увидел, крутится в голове, как заевшая пластинка…

— Ее память… Я… Мне так жаль, Эрик. Я не могу вспомнить, но… Видимо, это я сделал, пока был в Церебро. Часть ее воспоминаний серьезно пострадала. Лица ее бабушки и дедушки, мамы… Она знает о них, но не помнит. Как если бы это был какой-то факт, прочитанный в учебнике. То, что я рассказал, я смог составить из обрывков воспоминаний, спрятанных в ее подсознании.

Эрик просто смотрит на него, не зная, что ответить. Он способен только воспринимать информацию. Она оседает в его памяти без должной обработки.

— Я думаю, это было влияние на две стороны: на нее и на ее опекунов. Уверен, Шоу сделал это, чтобы никто не искал ребенка. В чем бы ни заключался его план… Мне… Мне очень жаль…

Эрик заставляет себя покачать головой, но забывает сказать, что кого он не обвиняет в этой ситуации, так точно Чарльза. Он разлепляет губы, но спрашивает совсем не то, что хочет.

— Какая у нее мутация?

— Я не знаю… — Чарльз выглядит напуганным и расстроенным. — Я не увидел в ее воспоминаниях ничего, связанного с действием силы. Ей не так давно исполнилось шесть, это возраст, в котором силы проявляются чаще всего. Но… Либо они еще не показались, либо…

— Если Шоу нашел ее, значит, они уже проявились. Он бы не стал искать обычного человека.

— Если только не хотел шантажировать тебя Вандой…

Они замолкают, и оба смотрят на девочку, следящую за их разговором.

— Ты помнишь, как попала к Мойре в комнату?

— Да. За мной пришел один человек и забрал меня. Я попросила, чтобы он отвел меня к папе, и он обещал это сделать.

В голове Эрика сплошная каша из информации, и виски начинает сдавливать. Шантаж с помощью Ванды — самое логичное из объяснений. Почему даже чертов Шоу знал о том, что у него есть дочь, а Эрик нет!

Это злит его настолько, что он с силой ударяет кулаком по стволу дерева, разбивая руку до крови… Боль слегка отрезвляет.

У Шоу были все карты на руках, достаточно времени, чтобы узнать о жизни Эрика все, в том числе то, чего он не знал сам. Злость нелогична, но Эрик должен выплеснуть свои эмоции хоть через что-то…

Он возвращается домой только спустя несколько часов, ощущая вторжение в свой разум еще на подходе к дому. Чарльз убеждается, что он в порядке, и тут же пропадает.

Мойра возится с Вандой в гостиной, пока Элиза готовит ужин. Но девочка бросает игрушки, как только Эрик входит в дом.

— Ванда! — очевидно, Мойра уже в курсе, потому что больше ничего не говорит.

Эрик тупо пялится на ребенка перед ним, словно видит ее впервые. Честно говоря, он хочет сбежать обратно на улицу, потому что забыл все слова, которые хотел сказать ей. Но она говорит за него.

— Я боялась, что ты ушел. Но Чарльз обещал, что ты вернешься. Ты ведь не уйдешь больше? — она смотрит на него с надеждой, и Эрик понимает, что для нее он тоже единственный родной человек сейчас.

Еще утром он был последним живым Леншерром, а сегодня у него есть дочь, которая хочет общения с ним и тянет к нему руки, чтобы обняться. Он садится на корточки, чтобы быть с ней лицом к лицу.

— Конечно, нет. Я никуда не уйду.

Ванда прыгает на него, обнимая за плечи, и Эрик видит, что по лицу Мойры текут слезы. Он хочет утешить ее, ведь все хорошо, и они никуда не уйдут отсюда.

Ванда шепчет ему на ухо:

— Я просто боялась, что ты не станешь со мной говорить, поэтому молчала.

— Глупости, с чего мне не разговаривать с тобой?

— Я так хотела встретить тебя. Очень сильно. Так сильно, что это случилось. Когда я чего-то сильно хочу, это всегда случается. Даже если не сразу. И иногда происходит что-то плохое…

Эрик почти не слушает ее лепет, думая о том, как теперь изменится его жизнь, когда ощущает мысленный толчок от Чарльза.

— …я захотела достать яблоко, и мальчик полез за ним и упал. Он ушибся, но яблоко упало вместе с ним. А еще на меня как-то напала собака, и я хотела, чтобы ее не стало, и ее сбила машина. Я не хотела, чтобы она умерла, — Эрик замирает, невидяще глядя в стену и слушая вместе с Чарльзом слова ребенка. — Дедушка пил и ругался, и я думала, что ты придешь и заберешь меня, и мы будем жить вместе. Я думала об этом все время, с тех пор как нашла фотографию. Бабушка сказала, что ты мой папа…

Он чуть отодвигает Ванду, чтобы посмотреть в ее расстроенное личико. Все внутри переворачивается не первый раз за день. Скоро его тело адаптируется к постоянным сюрпризам и уже не будет выделывать сердечные кульбиты и заставлять металл вокруг дрожать от напряжения.

— Когда это случилось, ты помнишь? Когда ты нашла мою фотографию?

Она закусывает губу, задумываясь, и растерянно смотрит в окно. Ее ответ так важен, что Эрик невольно стискивает ее маленькие плечи и неимоверным усилием воли заставляет пальцы разжаться, чтобы не навредить ребенку.

— Это было… А, точно! — она улыбается, вспомнив. — Был День сладостей. (5) Я не смогла пойти на праздник. Сидела в маминой комнате, пока дедушка с бабушкой ругались. Я нашла фотографию в коробке.

Эрику кажется, что дом раскачивается, словно на волнах. Третья суббота октября… В то воскресенье мать отдала ему коробку с вещами, а через несколько дней он нашел карту и решил пролистать…

«Чарльз, ты можешь… Посмотреть в ее памяти этот день…»

«Да…»

Мойра смотрит на него и Ванду расширившимися глазами, понимая, что в паззл их жизни добавляются недостающие детали. Девочка замирает на руках Эрика, пока Чарльз читает ее воспоминания. А сам Эрик видит, как перед его мысленным взором проскальзывают тусклые картины, спрятанные словно за вуалью.

Мужчина и женщина в возрасте ругаются. Мужчина пьян, а женщина плачет. И Ванда прячется под столом, глядя на фотографию родителей и отчаянно желая оказаться подальше отсюда, чтобы папа пришел за ней и забрал ее.

«Посмотри… День, когда мы с Алексом пошли в парк, и я понял, что твоя мать жива».

— Ванда, я просила тебя не делать этого! Почему ты не слушаешь?

— Я не нарочно, бабушка… Прости меня! Прости! — Ванда плачет навзрыд: дедушка не напился сегодня, потому что попал в неприятности на улице и оказался за решеткой. Теперь им придется платить залог, чтобы его выпустили.