Сладкая отрава (СИ)

– А какая твоя часть сделки? – интересуется Сойка. – В чем моя выгода от того, что я сделаю, как ты просишь?

Размышляю всего несколько секунд: мне хватает этого, чтобы разложить все по полочкам.

– У меня тоже будет два пункта. Первое – я не прикажу убить Гейла.

Китнисс охает, крепче сжимая чашку в ладонях, а я стараюсь сохранить уверенное выражение на лице – оказывается, я хорошо научился врать.

– А второй? – тихо спрашивает девушка.

Вот со вторым проблемы. Я не до конца уверен, что сдержу обещание.

– Второй – я не трону тебя, – вижу ее непонимающий взгляд и поясняю. – Не изнасилую, во всяком случае постараюсь.

Теперь щеки Китнисс точно пылают, будто их прижгли чем-то. Буквально выдавливая из себя слова, она спрашивает:

– Но мы ведь будем женаты, и… Ну… Супруги… спят вместе…

Хмурюсь. Не могу понять ее реакции. В принципе, я ожидал, что она будет счастлива, когда я пообещаю ее не трогать. Разве не об этом Сойка мечтала – быть подальше от меня?

– По рукам? – уточняю я.

Китнисс бросает на меня странный взгляд, пропитанный разочарованием, но все-таки медленно кивает, подтверждая наш уговор.

– Вот и отлично, – говорю я. – Ложись спать.

Каждый из нас укладывается к себе: я в кровать, а Китнисс ютится на кресле. У меня возникает мысль предложить ей перелечь на постель, здесь определенно удобней, но я еще не разобрался до конца, что вызвало приступ, после которого я накинулся на Сойку, так что, решаю оставить все, как есть. Глубоко вздыхаю и погружаюсь в сон.

И по уже сложившейся традиции,

все отзывы награждаются подарочком :)

========== Глава 25 ==========

Комментарий к Глава 25

включена публичная бета!

заметили ошибку? сообщите мне об этом:)

Открываю глаза и потягиваюсь. Спускаю ноги с кровати, и первые солнечные лучи освещают холодный металл протеза. Провожу по нему рукой, украдкой бросая взгляд на Китнисс, которая все еще крепко спит. Темные пряди ее волос рассыпались по спинке кресла, а правая ступня высунулась из-под одеяла. Сойка сейчас выглядит невинной и очень домашней.

Встаю на ноги и тянусь за штанами, которые криво свисают со стула. Неуклюже сбиваю с края прикроватной тумбы пустой стакан, и он с громким звуком падает на пол. Десятки ярких солнечных бликов вспыхивают вокруг, отражаясь в разбитом стекле. Снова перевожу взгляд на Китнисс: она проснулась и, потирая глаза тыльной стороной руки, смотрит в на меня.

– Привет, – говорю я, и девушка неуверенно кивает.

Она приподнимается на своем месте и разминает шею, прикрыв глаза. Я вижу, как Китнисс наклоняет голову то к одному плечу, то к другому. Моя рубашка, я дал ей ночью взамен порванного балахона, не может скрыть хрупких угловатых, выступающих лопаток. Сойка прогибается, сводя их, и расслабляется. Я думаю, что мог бы помочь ей скорее избавиться от неприятных последствий. Не думая, подхожу к ней и кладу руки на тонкие плечи, чуть разминая мышцы спины и шеи. Она вздрагивает и замирает. Я и сам тут же убираю руки, вспоминая, что она не заслужила заботы.

– Лучше? – спрашиваю я и снова получаю молчаливый, немного рассеянный кивок головой.

Сойка сегодня не многословна, а я стараюсь не накручивать себя. Это нормально – помочь беременной женщине. «Нормально», – повторяю я себе, не ища в поступке двойного смысла.

Вздыхаю, натягивая штаны, и пытаюсь оценить возможные риски, если позволить Китнисс спать в моей кровати. Уверен, что несмотря на достаточную ширину, кресло – не самое удобное место для сна. И все-таки подпустить ее так близко к себе, чтобы спать вместе… Одна часть меня громко протестует, требуя отослать Сойку как можно дальше – прочь и из моей спальни, и из моей жизни. Слишком много зла я познал по ее вине, чтобы теперь беспокоиться о ней. Китнисс – враг, а месть может быть такой сладкой…

Но следует проявить уважение к ее приближающемуся материнству, решаю я. Как ни крути, а пока напрямую от Сойки и состояния ее здоровья зависит будущее моего ребенка.

– Ты можешь спать на кровати, – произношу я вслух.

Китнисс переводит взгляд с меня на кровать за моей спиной, и обратно. Размышляет. О чем она думает? Прикидывает, можно ли будет убить меня во сне? Мотаю головой и стараюсь отогнать от себя подобные мысли. Она не рискнет, не сейчас, когда мы во Дворце… Она выдыхает и как-то дергано кивает, по-видимому, заставляя себя согласиться со мной.

– Хорошо, – наконец, произносит Китнисс. – А где будешь спать ты?

Я знаю, что на самом деле все ее слова о чувствах ко мне - огромная, раздутая ложь, на самом деле я отвратителен ей. Она мечтает о своем охотнике. Неужели она надеется обвести меня вокруг пальца? Меня удивляет ее наивность, и я невольно улыбаюсь.

– Конечно здесь, где же еще мне спать?

Сойка снова бросает стремительный взгляд на меня, на постель и, смутившись, уточняет:

– Вместе?

– Всегда, – не думая, отвечаю я и только потом понимаю, что Китнисс может истолковать это по-своему.

Подхожу ближе к Сойке, наклоняюсь, касаясь пальцами ее подбородка, и говорю, растягивая слова:

– Ты уже беременна, поздно думать о приличиях.

Китнисс злится, резко отворачиваясь и в это же время ударяя меня по руке.

– Убери свои руки! – требовательно произносит она. – Мне нужно в душ.

Я отстраняюсь, продолжая улыбаться, и позволяю девушке встать с кресла. Гордо задрав голову, Китнисс шествует к ванной, придерживая тонкими руками одеяло, которое она обернула вокруг себя, стесняясь меня. Как глупо. Если я захочу, то эта неразумная предосторожность меня не остановит.

Проводив Китнисс взглядом, качаю головой и отворачиваюсь. Как в одной девушке могут одновременно уживаться ангельская невинность и дьявольская жестокость?

Поспешно заканчиваю одеваться и, не дожидаясь пока Сойка выйдет из душа, ухожу, заперев дверь. Быстрым шагом миную лестницу, устремляясь в комнату, расположенную ровно над моей,– сюда поселили Финника на время его пребывания во Дворце. Несколько раз стучу в дверь и, несмотря на раннее утро, надеюсь, Победитель из Четвертого не спит.

Действительно, спустя минуту, может две, Одейр открывает, и я лицезрею знаменитый секс-символ Панема буквально в чем мать родила. Финник практически голый, и только самое-самое место прикрыто узкой полоской простыни, сложенной в несколько раз.

– Пустишь? – спрашиваю я. – Надо поговорить.

Я не дожидаюсь приглашения, просто прохожу в спальню Одейра, чуть толкнув хозяина плечом.

– Так себе идея, Мелларк, – запоздало отвечает Финник. – Мы можем поболтать и позже, за завтраком…

– Не можем, – перебиваю его я, – там будет Президент… А я бы хотел обсудить кое-что без его участия, – понизив голос, добавляю я.

– Тебе не нравится общество «папочки»? – язвит Одейр, усмехаясь. Бросаю на него хмурый взгляд, и Финник спешит ретироваться. – Ладно, ладно! Говори, зачем пришел…

Победитель указывает мне стул возле окна, а сам садится на край расправленной кровати. Одеяло скомкано и наполовину свисает на пол, простыни измяты и кое-где сдвинулись, открывая матрац. Финник то и дело беспокойно поглядывает на дверь ванной, но я не придаю этому большого значения.

– Вчера мятежники объявились в Капитолии, – начинаю я, но, кажется, для Одейра это не новость.

– Я слышал, – говорит он, – напали на больницу?

– Да, – соглашаюсь я. – Несколько человек убиты… Но я пришел не поэтому… На записях, которые сделаны камерами видеонаблюдения в больнице, среди повстанцев я заметил нашу общую знакомую… – говорю медленно, наблюдая за реакцией Финника, но тот остается внешне совершенно спокойным. – Джоанна Мейсон… Тебе это ни о чем не говорит?

Одейр пожимает плечами.

– А должно? – интересуется он, и я замечаю очередной взгляд, брошенный в сторону ванной. – Одно точно, Джоанна не дура. Раз она с мятежниками, значит, у нее на то есть причины. Нынешняя власть бывает… жестокой и бьет по самому больному. Не все такие «всепрощающие», как ты, Мелларк.