Белые камелии (СИ)

В общем, едва коснувшись этой мысли, Константин тут же её отбросил, словно обжёгся о горячий чайник и мгновенно отдёрнул от него руку. Потом он откинулся на стенку позади себя и, прикрыв глаза, даже, кажется, заснул от усталости за весь день. Да и денёк-то выдался, что уж и говорить, оригинальным: пытался выжить сегодня как нечего делать, спасал Анджела от демонов, дрался с ангелом, успел умереть и чуть ли не попал в Рай, поболтал с Люцифером о том о сём, потом тот вернул его назад, очистил лёгкие и заставил жить, а теперь ещё и этого парнишку довозил до больницы. Кому скажи, не поверят, что дни и такими бывают. Но у него такое, кажется, должно считаться нормальным. Снилось Джону что-то странное, какой-то микс сегодняшних приключений; но, в общем, Джон смог во сне наплевать на сон и происходящее рядом с собой и просто поспать.

Хотелось отдохнуть и ни о чём не думать… Константин спал некрепко, слыша практически всё, что происходило неподалёку от него, поэтому и на открытие дверей, за которыми скрылся его водитель, среагировал быстро. Очнувшись, он заспанными, немного опухшими глазами посмотрел на вышедшего хирурга: лицо его было лишь слегка озабочено, а в остальном признаков усиленной и трудоёмкой работы не было. По этому одному Константин, вскакивая, мог сказать, что у Чеса всё не так плачевно. Но это не значит, что не серьёзно…

— Что с ним? Как он? скажите… — охрипшим голосом и какой-то нервной скороговоркой спросил Джон, внимательно заглядывая в глаза мужчине. Тот успокоительно улыбнулся и начал:

— Пожалуйста, не волнуйтесь. Выслушайте меня до конца, — Он стащил маску чуть ниже, чтобы не мешала говорить. — Я точно не знаю, что случилось с вашим братом…

— Другом, — поправил Константин, усмехнувшись и покачав головой. Хирург виновато улыбнулся.

— Не думал, что такая дружба в нашем мире ещё существует… извините. — Джон помотал головой, как бы говоря, что это неважно. — Так вот, я не знаю, что с ним случилось, но… дела обстоят довольно неплохо. Об этом можно судить, по крайней мере, по позвоночнику, который, в отличие от грудной клетки, вообще не пострадал. Это действительно удивительно и чрезвычайно хорошо! Правда, какой-то кусок железа длиной десять-двенадцать сантиметров неглубоко врезался ему в спину, поначалу мы даже думали, что задет позвоночник, так как он находился очень близко к нему. Но, вытащив, мы поняли, что всё обошлось. Будет лишь шрам. Также оказалась сломана левая рука, но это тоже не столь опасно. Далее грудная клетка… — Хирург прокашлялся. — Тут всё довольно невесело, хотя сносно. Сломаны три ребра: два с правой стороны, одно — с левой. Это ничего, это всё срастётся, но вот одно ребро неглубоко, но всё же поранило лёгкое. Пришлось делать полноценную операцию на этот счёт. С этим всегда труднее. Но сейчас всё хорошо, не беспокойтесь, — добавил он, видя готовую вырваться речь у Джона. — Да и повреждение было небольшим — уж поверьте, на моей практике случаи были сложнее и то заканчивались хорошо. С вашим другом всё будет в порядке. Однако это ещё не всё… кроме многочисленных ран, ушибов и даже глубокого ранения каким-то куском металла в живот (благо, неглубоко), у него ещё сотрясение мозга и перелом правой ступни. Ну, это всё. Впрочем, случилось с ним что-то не очень приятное, последствий много, но, благо, все они уже через месяц будут незаметны. Однако состояние его сейчас считается тяжёлым стабильным. Думаю, без сознания он проведёт пять дней и в реанимации, так что… сами понимаете, посещать его ещё долго будет нельзя.

— Да, понимаю, конечно, естественно… — бессвязно говорил Константин, как громом поражённый этим списком, кивая и ещё находясь в шоковом состоянии.

— Вы можете со спокойной душой идти домой — за ним мы присмотрим. Но перед тем пройдёмте, пожалуйста, на регистратуру — нужно будет заполнить на него карточку, — хирург пошёл вперёд, посматривая на Джона; тот, не совсем понимая, что от него требуется, последовал за ним. Далее происходили какие-то формальности, впрочем, недолгие; Константин вскоре освободился и поплёлся домой, хотя туда вовсе не хотелось. Машину Креймера он завёл и пригнал к его дому, а ключ взял к себе, подумав, что, может, потом и заберёт того из больницы на ней. Далее отправился пешком: до его дома оттуда было недалеко. Он всё думал о Чесе, об его слабой улыбке и странных желаниях, об его холодной ладони и нежном, пускай немного болезненном взгляде. «Этот мальчишка!» — в мыслях восклицал Джон и сам не пойми отчего смутно улыбался. В таком мало чего понимающем состоянии он и дошёл до дома; водитель не выходил из его головы ни на минуту.

Это, казалось, было слишком для Джона Константина — так долго, усердно и с некоторым волнением думать о ком-то. Но он сам себя успокаивал, что можно, можно сделать на этот раз исключение, ведь это был не просто «кто-то», а всё-таки его водитель… И Джон позволил себе волноваться… нет, жутко волноваться. Волноваться безумно, как волнуются только самые идиоты. И сейчас был готов хоть на это звание, лишь бы иметь возможность делать то, что желало впервые… его сердце. Он даже удивился: у него есть сердце!.. Впрочем, это всё преувеличенные, метафоричные думы. Они больно смешны для его положения.

Джон не стал размышлять об этом — вообще, философствования с вдаваниями в мелкие, незначительные подробности не в его стиле. Он просто понял для себя, насколько он безобразен. Почему? Да потому что никогда в жизни не обращал должного внимания на этого парнишку! Точнее, в своей прошлой жизни; недавнее событие будто резко разломило его жизнь надвое. И он поскорее забыл свою прошлую часть, полную жёстких ошибок и неправильной расстановки ценностей. Теперь, после случившегося с Чесом, всё довольно неприятно, с хрустом, с болью, но вправилось в свои места. Он, в эти неполные десять минут возни с Креймером, уяснил для себя многое, если не всё, и сейчас, плюясь на свою низменную слабость, взывал (впервые взывал!) к высшим силам, чтобы только у Чеса было всё хорошо. Говорят, послеоперационный период тоже опасен по многим причинам… а вообще, он не верил ни во что, однако чутко прислушивался и всё зачем-то запоминал.

Несмотря на свои роящиеся и впервые паникёрские мысли, Джон знал одно точно: Чес выживет. Ведь он дал обещание…

========== 2 ==========

Все, что неожиданно изменяет нашу жизнь, — не случайность. Оно — в нас самих и ждет лишь внешнего повода для выражения действием.

Александр Грин ©.

Каждый божий день в течение недели Константин, зная, что его не пустят в палату, подходил к ней и, с позволения разжалобившейся медсестры, смотрел на Чеса в окошко из коридора, сквозь жалюзи. Тот в сознание не приходил первые пять дней точно: лежал бездвижно, состояние не ухудшалось, не улучшалось. Потом дело пошло в хорошую сторону, и, как сказали Джону врачи, показатели стали лучше. Он особенно не вникал, какие такие показатели, а лишь слепо верил им и каким-то своим безумным способом проверял состояние Креймера по его лицу: оно было в общем бледно, но Джон распознавал малейшие изменения оттенков и по ним трактовал, когда ему становилось чуть лучше, а когда чуть хуже. Хуже становилось водителю в первые дни; потом дела стали идти в гору. На шестой день та же самая молодая, миленькая медсестра сказала Джону, что пациент ночью и всё утро звал, долго-долго звал его, Константина, пока его давление не подскочило и ему не вкололи успокоительного, ибо слишком нервничать ему было нельзя.

Это мало сказать, что тронуло его… он вообще не ожидал такого от Креймера! Ему всё время казалось, что особенной привязанности и доверительности между ними не было; хоть они и знали друг друга давно, ни один из них не мог сказать точно, что нравится другому и каковы его предпочтения в чём-нибудь. Они просто никогда не были друзьями, и чёрт знает что мешало этому! Может, их тупость? Сейчас он рассудил это так. То была какая-то особенная, ни на что не похожая связь; Джон теперь ненавидел эту особенность, ведь всё между ними получалось всегда не так. А вообще, только подумав об этом, он сразу же бросал эти мысли — их отношения казались сложными, запутанными, в общем, такими, куда соваться лучше не стоило. И Константин не совался не только по этой причине…