Холодная зима (СИ)

И он доставал из кармана куртки мятую фотографию, но в такси было слишком темно, чтобы разглядеть что-либо. А Рицке было достаточно уже того, что он может держать фотографию в руках.

Когда такси остановилось, водитель заявил:

- Дальше дорога слишком узкая, мне там не проехать. Дойдёте сами? Нужный вам дом вон там, - он указал пальцем на высокую серую многоэтажку.

- Да, конечно, дойду. Спасибо.

После тёплого, даже душного салона автомобиля, ночной воздух показался по-настоящему морозным. Улицы здесь и правда были узкие, занесённые вечерним снегопадом. Подождав, пока такси уедет, Рицка побежал. Он просто не мог идти шагом. Запнувшись, он упал на колени, и голые руки потонули в снегу. Но Рицка не чувствовал их.

На щеках его снова зарделся пятнами тот болезненный румянец, с которым его не раз госпитализировали. И снова тошнота, и странный шум в ушах, непохожий на свист ветра. Он чувствовал также лёгкую боль и першение в горле от быстрого бега, а потом вообще вдруг перестал что-либо чувствовать. И сознание куда-то уплыло.

Очнулся Рицка, когда уже стоял перед дверью квартиры с номером 187, а он сам совершенно не помнил, как здесь оказался, как поднимался на восемнадцатый этаж, ехал в лифте. Но теперь сознание вернулось, и снова было трудно дышать, а в висках стучало, и снова вернулся страх. Ему ведь нужно только нажать на кнопку звонка. И всё? Не может быть. А вдруг ему откроют чужие люди и начнут кричать на него за то, что он ходит здесь ночью? С каких это пор сведения, предоставленные Нисеем, можно считать истиной в последней инстанции?

Если его обманули снова, в этом нет ничего удивительного. И тогда он просто уйдёт отсюда, вернётся домой и ляжет спать. А утром проснётся и будет жить дальше, как будто ничего и не было. Но как он вернётся домой, если такси уехало? Уже так поздно. Если не получится поймать попутку, он может переночевать прямо здесь, а утром уехать на первом же автобусе.

И только после того, как его воспалённый мозг прокрутил все возможные безумные сценарии развития событий, Рицка нажал кнопку звонка. Он заметил, как дрожали при этом его покрасневшие пальцы, заметил тоненький слой пыли на кнопке, как будто ею уже очень давно не пользовались.

Сначала ему казалось, что у него просто закончилось терпение, и сейчас обязательно кто-нибудь откроет. Ему казалось, что просто для него время течёт слишком медленно. Но когда никто не открыл ещё после нескольких звонков, Рицка испытал нечто среднее между безысходным отчаянием и облегчением. Вот и всё. Он может возвращаться домой, представляя, что видел всё это во сне.

Только он мог купиться на пьяные россказни Нисея, отправившего его на другой конец города к пустой квартире шутки ради. А на фотографии наверняка был кто-то другой, просто он как всегда обознался. В очередной раз позволил себе поверить в чудо, позволил себе увлечься бесполезной надеждой, приносящей только боль. Теперь это точно последний раз. Ему казалось, что он наконец повзрослел, но видимо, ещё нет, раз примчался сюда посреди ночи. Рицу-сенсей бы долго смеялся, если бы узнал.

И он вызвал лифт и зашёл в тесную кабинку с затхлым запахом дешёвого одеколона. И всё старался убедить себя, что это даже к лучшему. И что он сможет жить, как будто этого не случилось. И идти дальше к своей цели. Стать сильным, взрослым… и… Только почему тогда так больно?

И Рицка вышел из подъезда, не замечая, что слёзы снова застилают глаза. Ему казалось, что в этом доме он оставляет последнюю живую часть себя. И всё, что ждёт его за порогом - очередное бездумное существование во мраке, называемом реальной жизнью.

На улице снова шёл снег. И от холода сразу защипало в слезящихся глазах. И Рицка заметил, что коленки у него мокрые и холодные, но уже не помнил, что падал в снег. И куртка тоже намокла, и он долго возился с молнией, пытаясь застегнуть её.

А когда поднял глаза, кто-то шёл ему навстречу. Он был одет в длинное тёмное пальто, отороченное чёрным мехом. Его длинные, намокшие от снега волосы трепал ветер. Он был призраком, несущим в руке белый пакет с красной эмблемой супермаркета. Он был Соби.

========== Глава 7. Любовь ==========

«Еще слишком похожи они друг на друга.

Поистине, даже самого великого из них

находил я – слишком человеческим!»

Ф. Ницше.

«Воля к власти есть неискоренимая,

связанная с самым глубоким основанием

человеческой личности, потребность

быть абсолютным творческим центром бытия».

Ж. Делез

«Я люблю тебя не за то, кто ты, а за то, кто я, когда я с тобой».

Г. Г. Маркес

Мир ощущений – удивительный мир. И даже, когда кажется, что все его грани тебе уже знакомы, всегда и неожиданно найдётся та, о которой ты не имел ни малейшего понятия. Зрительные образы – лишь абстрактная, отвлечённая, существующая сама по себе красота, или обратное красоте безобразие. Это внешний мир, существующий всегда, независимо от того, открыты наши глаза или закрыты, спим мы или бодрствуем, работает ли у нас вообще этот орган чувств – зрение. Человек может быть слеп, но на красоте цветов, растущих под его окном, это никак не отразится. Цветы красивы, даже если не видишь их.

Ощущения же – это то, что всегда с тобой, независимо от того, видишь ли ты или нет, слышишь или нет, думаешь о чём-то или забылся. Пока мы дышим, мы будем ощущать, холодный или тёплый воздух проникает в наши лёгкие. Пока мы живы, мы будем ощущать.

Раньше Соби не приходилось думать об этом. Мир ощущений был для него прост и элементарен. Давно изучен и понятен. Он думал, мир ощущений такой же статичный, как и весь остальной его мир и уже не ждал чего-то нового. Он считал себя обыкновенным взрослым человеком, с устоявшейся системой представлений обо всём. Он не знал, что вся эта его система способна перевернуться за одну секунду.

Он ощущал сначала только холод. Пальцы, сжимающие ручку пакета и трость для слепых, почти потеряли чувствительность и не разгибались. Он шёл домой привычным быстрым шагом, уже не боясь столкнуться с кем-нибудь из прохожих. Он уже привык к своему новому положению. Жить с этим было не намного сложнее, чем раньше. Просто больнее.

И он уже подходил к своему дому, когда совершенно новое ощущение, поднявшееся с кончиков пальцев, пробежало мурашками по всему телу. И Соби остановился. Он продолжал ощущать порывы ветра на своей коже, но посреди всего этого холода, центром которого являлся он сам, родилось вдруг ощущение совершенно необъяснимого тепла. А потом это случилось. Разом, моментально, за одну долгую секунду. Случилось и разрушило. Перевернуло. Уничтожило то, чем он являлся эту секунду назад.

И кто-то вдруг едва не сбил его с ног. И чьи-то пальцы вдруг вцепились в него, и чьи-то руки обнимали его, и чье-то горячее дыхание обжигало его шею там, где было имя. И кто-то звал его:

- Соби…

И Соби разжимает застывшие пальцы. Пакет и трость падают в снег, но он уже не помнит о них. Он касается своими холодными руками чьей-то горячей кожи, и тепло передаётся ему самому, и бежит по кончикам пальцев давно забытым покалыванием. И Соби запускает пальцы в чьи-то волосы, поднимается выше, находя маленькие, прижатые к голове детские ушки. И сердце на долю секунды останавливается и снова продолжает биться, когда он опять возвращается к лицу. Он должен знать. Он должен убедиться. Только кожа может помочь ему сейчас.

Он ощущает под пальцами сухие губы, хватающие воздух быстро и часто, ощущает мокрые от слёз щёки, касается даже влажных длинных ресниц и подрагивающих век. И всё ещё чего-то не хватает, и Соби уже почти не отдаёт себе отчёта в том, что делает. Он всё ищет чего-то, и пальцы опускаются на шею и встречаются с чем-то холодным. И Соби поддевает это что-то пальцами, перемещаясь от одного крошечного звена цепочки к другому, и снова в обратном направлении. И снова к губам. Ему хочется изучить всё, но он уже нашёл ответ, и он произносит только одно, сам не понимая, что говорит: