Корни Гедониста (СИ)

Сердце Орофера остановилось в страхе за сына. Он видел, как Трандуил выпал из седла, а его правая нога в щегольском сапожке запуталась в стремени. Иноходец принца вздрагивал и косил полубезумным глазом на упавшего всадника; казалось, еще миг — и молодой конь понесет, волоча принца за собой через чащу. Метнувшись к иноходцу, король сильной рукой безжалостно натянул поводья, удерживая его, а после помог Трандуилу высвободить ногу.

— Я цел, отец, — выдохнул Трандуил, поднимаясь. — Я свалился в прямо-таки огромный сугроб.

Принц тяжело дышал, ошеломленный своим внезапным падением, а еще больше смущенный тем, что (как ему казалось) выставил себя дураком перед отцом. Трандуил был весь в снегу — даже в волосах запутались комочки снега, а на ресницах сверкали снежинки — и чувствовал себя до невозможности нелепо. Он и не подозревал, что король Орофер любуется им — его влажными от снега волосами, раскрасневшимся лицом, губами, приоткрытыми от бурного дыхания, — и ахнул в изумлении, когда отец вдруг обнял его и прижал к себе.

— Ты же мог погибнуть… Я так испугался за тебя, Трандуил, — прошептал Орофер.

— Я тоже… за себя испугался, — невпопад ответил Трандуил. Прежде, когда принц был еще ребенком, отец часто обнимал и целовал его, называя своим маленьким олененком, — но теперь для Трандуила всё стало другим. Другим — непривычным, пугающим, прекрасным… Он поднял голову от груди отца, и они посмотрели в глаза друг другу. От уголков глаз Орофера расходились морщинки, светлые на загорелой коже… Король сжал руку принца в своей руке. Трандуил потерял в снегу одну перчатку — голые пальцы уже стали холодными как ледышки. Орофер поднес руку сына к своим губам. Трандуил ощутил его теплое дыхание…

— Отец… — произнес Трандуил еле слышно. С его губ сорвалось облачко пара. — Отец, я…

— Я знаю, — улыбнулся Орофер. — Кто, по-твоему, отнес тебя в постель после того, как ты уснул прямо у дверей моей опочивальни?

Щеки Трандуила вспыхнули. В смущении он опустил глаза, но король, рассмеявшись, поднял его голову за подбородок — и Трандуил уже сам, хмелея от собственной дерзости, потянулся губами к губам отца.

========== 3. Проступок ==========

В лагере охотников ярко горели костры. На вертелах жарилась добыча; теплый аромат мяса смешивался с морозным воздухом зимнего вечера. Необыкновенно светлое, сиреневое ночное небо высоко стояло над поляной. Мигали звезды; серебристый свет месяца лился на разноцветные шатры, истоптанный снег и лес, окружавший лагерь со всех сторон. В лагере было шумно и весело, а вокруг царила тишина — настороженная тишина зимы, когда из заснеженного леса доносятся лишь неясные, осторожные шорохи и тоскливо ухает невидимая ночная птица.

Трандуил шел через лагерь. К вечеру стало еще холоднее, но Трандуилу было жарко от пряного вина и жирного, сочного мяса. Он чувствовал ломоту во всем теле — юный принц, впервые выехавший на Большую королевскую охоту, не привык проводить в седле весь день, — но Трандуил был слишком возбужден преследованием зверя и тем, что произошло после, чтобы отправиться отдыхать в свой шатер. Он смотрел по сторонам, на сидящих у костров эльфов, и их лица в красноватых бликах пламени, казались ему странными и незнакомыми. Всё изменилось для Трандуила в эти дни — стало другим, неизведанным и волнующим. Он вдыхал морозный вечерний воздух, смотрел на сверкающую снежную стену леса, на высокие костры и на небо, такое огромное, что захватывало дух, — и в груди его растекалось что-то горячее, болезненное и сладостное…

Его товарищи по детским играм, пажи и оруженосцы, собрались вокруг Туралдара, чтобы послушать его рассказы о лесе, удивительные и страшные. Лорд Туралдар питал слабость к юным эльфам, еще по-детски наивным и впечатлительным, и с удовольствием рассказывал им всевозможные небылицы; но, завидев принца, он оставил своих мальчиков и нагнал Трандуила.

— Мой принц, отчего ты избегаешь меня? Ты гневаешься за тот досадный случай на охоте? — произнес Туралдар заискивающим тоном. — Уверяю, это была всего лишь…

— Я не гневаюсь, — нетерпеливо ответил Трандуил. — Ты был захвачен погоней, как и все мы. Но сейчас мне недосуг слушать твои охотничьи истории: я хочу навестить отца. С тех пор, как король возвратился из похода, мы с ним еще… не беседовали наедине.

Туралдар понимающе улыбнулся.

— Повезло королю… — протянул он с завистью — не то наигранной, не то настоящей — и добавил, вновь изображая почтительность: — …с сыном. Что ж, я вынужден отступить, мой прекрасный принц. Разве могу я, ничтожный, соперничать с самим великим королем Орофером? — он взял руку Трандуила и прикоснулся к ней губами.

Трандуил высвободил руку.

— Доброй ночи, лорд Туралдар, — сказал он — и, отвернувшись, пошел прочь.

Ему не нравился королевский псарь: в его заигрываниях, заискивающих и в то же время бесцеремонных, было нечто отталкивающее. Трандуил никогда не мог угадать, что скрывается за поклонами и льстивыми речами лукавого лорда. Со стыдом он вспомнил, как однажды, будучи совсем еще мальчишкой, целовался с Туралдаром в одном из темных, безлюдных коридоров дворца, — тогда принц гордился, что его возжелал взрослый мужчина. Теперь же мысли о влажных губах Туралдара и его пальцах, проникающих под одежду, заставляли Трандуила содрогаться от омерзения. Он опасался, что отец может узнать о тех давних шалостях, — отчего-то Трандуилу мнилось, что это отвратит от него Орофера; и он досадовал на себя за то, что поддался мимолетной прихоти и не сохранил себя в чистоте для короля, своего истинного повелителя.

За маревом костров показался большой зелено-золотой королевский шатер. Трандуил тряхнул головой, словно скидывая с себя паутину воспоминаний. Сердце бешено колотилось. Только сейчас Трандуил почувствовал, что выпил вина больше, чем следовало: у него приятно закружилась голова, захотелось петь и смеяться. Страх перед неудачей вдруг перерос в хмельную решительность. Неслышно он приблизился к шатру и отодвинул ковровый полог, прикрывающий вход.

Внутри оказалось тепло и душно. Горели жаровни, но после больших огней лагеря полумрак шатра показался Трандуилу кромешной тьмой. Он остановился у входа, привыкая к темноте. Сердце, чудилось, подкатило к самому горлу. Постепенно Трандуил различил большое ложе, заваленное меховыми одеялами; стараясь ступать как можно тише, он двинулся к нему. В голове промелькнула мысль: что, если король не один?.. Трандуил хорошо относился к Амдиру — даже по-своему любил его, — но сейчас поблагодарил Валар за то, что закадычный друг отца не отправился с ними на охоту.

Достигнув ложа, Трандуил принялся торопливо стаскивать с себя одежды. От волнения и спешки юный принц путался в плаще, в штанах, даже в сорочке — и к тому моменту, когда он, наконец, справился с одеждой, Трандуил окончательно утвердился в мысли, что нет ничего нелепее и глупее его затеи. Принцу не подобало входить в шатер короля без дозволения — и уж тем более, залезать к нему в постель. Забираясь нагим под тяжелые одеяла, Трандуил ожидал, что еще миг — и отец, проснувшись, прогонит его; но когда в жаркой тесноте ложа его обнаженное тело прижалось к телу отца, все сомнения показались Трандуилу крохотными и незначительными. Прильнув губами к шее короля, Трандуил закрыл глаза и ощутил, как огненная волна желания, весь день копившаяся в его теле, поднялась и захлестнула его с головой.

Чуткий слух опытного воина уловил шаги Трандуила еще до того, как он вошел в шатер. Орофер привычно потянулся к кинжалу, всегда лежавшему поблизости, — но, узнав в вошедшем сына, Орофер улыбнулся своим мыслям и вновь закрыл глаза. Королю стало любопытно, что его неугомонный наследник предпримет дальше. Ему следовало бы подняться с постели и хорошенько отчитать Трандуила за то, что тот вошел к нему без дозволения, но… Орофера подкупало дерзкое своеволие принца. Себялюбивому королю льстило, что такой прекрасный, сильный юноша настолько им увлечен, что не страшится даже преступить старинный обычай. Он услышал, как Трандуил подошел к ложу, услышал тихий звон расстегиваемых пряжек, а после почувствовал, как приподнимаются одеяла — и уже через несколько мгновений к нему прильнуло разгоряченное обнаженное тело. Орофер вновь улыбнулся, восхищенный дерзостью своего сына — и его поистине очаровательным бесстыдством.