Беглец (СИ)

— Не вижу динамики, — сказала она, скрестив руки на груди.

— О, брось, Стейс, — Джеймс, по обыкновению, постарался смягчить очевидно надвигающуюся бурю. — По-моему, супер, — неуверенно выпалил он, оглядываясь и ища нашей поддержки.

— Супер? Я бы сказал блестяще, — кивнул Клэнси. — Знаешь, Стейси, динамики здесь завались, — продолжил он. — Я прямо вижу, как она… эээ… двигается.

Мы так и стояли напротив водруженной на стол картины. Должно быть, всё это смотрелось комично: наши сосредоточенные лица, скрещенные на груди руки и задумчиво склоненные головы. И лишь Стейси была упрямой и безжалостной, никак не хотела изображать эксперта и буравила взглядом вконец стушевавшуюся Кэндис.

— Эта девушка на картине, — сказала Стейси после внушительно долгого молчания. — Она что, в коме? Или спит? — насмешливо спросила она.

— Я не… — забормотала Кэндис. Она выглядела такой расстроенной, что, наверное, желала провалиться на месте.

— Стейс, — одернул я, не выдержав.

— Что? Что, Майкрофт? По-моему, художник должен представлять, что и зачем рисует, или я не права? — растягивая слова, ответила Стейси. — Так она жива? Или мертва? Если последнее, то работа совсем слаба. Я не вижу крови. Это не кровь, это суррогат. Где динамика, Кэндис?

— Да что с тобой, в самом деле? Какая нахрен динамика? — взвился Олли.

Разговор все больше напоминал абсурд. Бедная Кэндис пялилась на картину, будто загнанная волком овечка. Я спрашивал себя: «Куда делась стерва Кэндис?»

— Послушай, Стейси, — начала она бесцветным голосом, — давай оставим этот разговор и эту чертову картину. Она мертва, да! — почти вскричала она, — и нет никакой динамики в смерти, тебе ясно? — последнее она произнесла, повернувшись, в лицо подруге, но тут же сникла, словно раскаявшись в своих словах. Но, надо сказать, под взглядом Стейси не устояла бы и берлинская стена.

— Стейси. — Джим предупреждающе взял её за запястье.

— Отъебись, Джеймс, ради Бога! Скажи, нет, скажи мне, — она заговорила уже спокойно, — почему вам просто не отстать от меня? Зачем было рисовать это? Зачем?! В чём твоя проблема, Кэндис?

На мгновение мне показалось, что Стейси сейчас замахнется, но она лишь избавилась от захвата и, обойдя стол, направилась в кухню. Неожиданно для меня, Олли последовал за ней.

— Ты как, — обратился я к Кэндис, — нормально? Ты же знаешь, в последнее время она сама не своя.

Она лишь горько усмехнулась и обняла себя руками, оттягивая концы локонов.

— Нормально. Да, знаю. Зато теперь, — еще одна усмешка, — я вижу динамику.

— Не возражаешь, если я уберу её? — сказал я, указывая на картину. Я тоже видел динамику — своих движений в её огромных зрачках.

— Да, конечно, — улыбнулась она.

Джеймс сидел за столом, сцепив руки под подбородком и потупив взгляд. Я спрашивал себя: «Неужели я один не понимаю происходящего?»

Мне казалось, что вечер безнадежно испорчен, но когда я отнес картину в кабинет, то, вернувшись, увидел, что все четверо безмятежно расположились на ковре в гостиной. Олли говорил со Стейси, а Кэндис пыталась сплести косичку из платиновых волос Джима. Я ненароком ухмыльнулся представшей перед глазами идиллии.

— Думаю, нам не помешает выпить…

— Я бы выпила вина, — сказала Кэндис.

Когда бутылки были откупорены, кто-то предложил заказать еды на дом. Остановились на китайской кухне — благо совсем недалеко располагался неплохой ресторанчик.

— Забегаловка, — поправила меня Стейси.

Я набрал номер «Haishi Fanguar».

— Та, — ответил женский голос.

— Здравствуйте, можно сделать заказ?

Послышался шорох и затем ответил уже мужчина.

— Та? Говорʼитье.

— Хочу сделать заказ, — повторил я.

— Заказ? А… та. Какойе заказа? — медленно произнес мужчина.

Я перечислил блюда, стараясь говорить разборчиво и по существу.

— Подожти… — протянул голос, — Дэн. Повторʼитье.

Разозленный, я принялся перечислять все сначала. Олли лежал на ковре, уткнувшись в подушку, сдавленно хихикал и иногда поднимал глаза, чтобы взглянуть на моё лицо и изойтись новым приступом смеха. Кэндис тихонько прыскала в кулак. Раздраженный новой непонимающей репликой китайца, я бросил трубку.

— Послушай, Майки, — отсмеявшись, сказал Олли. — Как думаешь, зачем люди учат языки? — произнеся последние слова, он снова засмеялся.

— Что? А… Какой же я болван, — сказал я, хлопнув себя по лбу. Кэндис при этом едва не поперхнулась вином. Стейси заржала, не в силах сдерживать смех. Джим с усмешкой почесал бровь.

Я снова набрал номер.

— Ni hao. Wo yao si pan gubozhou… — Так дело пошло гораздо быстрее.

— Nin xiang bu xiang he shenme?

— Bu yong.

— Hao le. Ni zhu zai nar…

Договорив, я повесил трубку, а обернувшись, увидел, что друзья пялятся на меня во все глаза.

— Что?

— Да нет, ничего, — сказала Стейси с убийственной иронией.

— Рядом с тобой я чувствую себя ничтожеством, — не без тени усмешки произнес Джим.

— Да. Мой парень — настоящее сокровище, — прохихикал Олли.

Я поджал губы.

— Дайте подумать. У меня в гостях будущий Премьер-министр, гениальная художница, молодая звезда Арсенала и… — я задумался, глядя на Стейси.

— Вольный философ, — вставил Олли.

— Снежная королева, — прыснула Кэндис. Стейси, смеясь, толкнула её плечом.

— Превосходный дегустатор вина, — сказал Джим, передавая Стейси наполненный на треть бокал красного.

— Ммм… Вам нельзя это пить, — заявила она, сделав глоток.

— Это еще почему? — хохоча, сказали мы вразнобой, потянувшись к подскочившей вместе с бутылкой Стейси.

— Нет-нет, вино для ценителей, — защебетала она, уворачиваясь и держа бутылку над головой.

Так, незаметно для всех, вечер наполнился смехом, уютом и теплом осеннего праздника.

***

Сейчас я понимаю, что это было очень, очень и очень плохой идеей. По правде говоря, я и тогда это понимал. И даже попробовал убедить в этом собравшихся.

— Боже, — только и сказал я.

— Хочешь сказать, что не участвуешь? — насмешливо спросил Олли, не забыв при этом плотоядно облизнуть губы.

— Смотри, Майк, кажется, тебе угрожают, — захихикала хмельная от вина Кэндис. — Как хочешь, можем и без тебя, — сказала она, окидывая Олли заинтересованным взглядом.

— Эй! Я такого не говорил! — ответил я тут же.

— По правде говоря, я не в восторге от идеи, — принялась упираться Стейси. — То есть, конечно, мы с Майком вас поддержим, но для протокола: изначально мы были против! — Она поучительно подняла указательный палец.

Из колонок лилась «What Is Love» Haddaway. Я держался стоически.

— Слава Богу, хоть ты осталась разумной, — сказал я, хлопая по её раскрытой ладони.

— После такого-то количества вина? — усомнился Джеймс.

— Всегда, — пафосно и не очень трезво протянули мы.

— Иногда я их ненавижу, — Олли принялся заново наполнять бокалы. — За непробиваемую солидарность.

— Это что, тост? — спросил Джим.

— За солидарность! — воскликнула Стейси.

— За солидарность! — ответил я, когда наши бокалы встретились.

— Гребаные алкоголики, — беззлобно буркнул Клэнси.

Я протянул руку и встормошил и без того растрепанные волосы Олли.

— Эй! Да, пользуйся тем, что сегодня тебе все можно, — продолжил причитать он.

— Значит, решено? В «бутылочку»? — спросила Кэндис, выливая в бокал остатки вина, и облизнула тёмное горлышко.

— Значит, решено, — обреченно ответил я. — Ты, — вскричал я, встрепенувшись, глядя в нахальные глаза Стейси и неманерно тыча в нее пальцем. — Не вздумай садиться напротив меня!

Воцарившуюся на мгновение тишину разбил немилосердный пьяный хохот. Кэндис повалилась на Олли и уткнулась тому в плечо. Джим прикрыл рот ладонью, глядя на нас, как на душевнобольных.

— Просто не говори ничего, — сказала ему Стейси. — Молчи Джим. Молчи.

***

— Нет.

На меня умоляюще смотрели три пары глаз.