Север помнит (СИ)

Она шла, спускаясь все ниже и ниже. Воздух был обжигающе горячим, неподвижным и спертым; капли пота стекали по щекам, жгли глаза, оставляя кислый вкус на растрескавшихся губах. Каким же образом Эйегону удалось выжить? Финтан не посвятил ее в детали, и теперь ей, словно голодной птице, приходилось выискивать крупицы истины среди взращивавшейся годами лжи. Неужели магистр Иллирио тоже приложил руки к спасению этого наследника дома Таргариенов? Очень удобно – он обеспечил себе запасной план на тот случай, если Визерис плохо закончит, ведь было вполне очевидно, что так и случится. Но тогда почему он ни словом не обмолвился о нем? А может быть, Иллирио намеревался стравить Эйегона и Дени, притворяясь, что поддерживает обоих, а на деле не помогая ни одному из них? Но если законный сын Рейегара все это время был жив, тогда почему, почему магистр отдал драконов именно Дени?

Может быть, мне следует выйти за него замуж. В конце концов, Таргариены в течение многих столетий заключали родственные браки. Кроме сохранения чистоты крови, эта традиция имела под собой благую цель объединить родственные линии и не позволить, например, независимо мыслящей сестре предъявить свои права на престол, как это сделала принцесса Рейенира. А также плодить безумцев. Однако, насколько Дени было известно, династия Эйегона успешно правила Семью Королевствами большую часть из долгих трехсот лет. К тому же она не собиралась позволить миэринским или вестеросским предрассудкам не дать ей исполнить свой долг.

А в чем заключается этот долг? И у матери Дени, и у любой другой принцессы из дома Таргариенов была совершенно иная судьба. Они росли в замке, их воспитывали, как настоящих леди, внушая, что их место – рядом с братом, в качестве верной сподвижницы и супруги. Ни одна из этих дам, за исключением Рейениры и сестер Эйегона Завоевателя, не совершали то, что пришлось совершить Дени. Кроме того, неизвестно, каков этот Эйегон. Он не дал жизнь драконам, не проливал свою и чужую кровь, не терпел лишения в бесплодных пустынях и опасных городах, не пытался выжить среди работорговцев, гарпий, купцов и царедворцев. Дени уже получила много суровых уроков и понимала, что ей не удалось бы справиться в одиночку, но она была совершенно уверена, что не желает становиться покорной женой своего племянника. Конечно, она не прогонит его прочь; он ведь ее единственный родственник. Но выходить за него замуж лишь для того, чтобы не допустить еще одного Танца Драконов… ни за что. Хорошо это или плохо, но она слишком горда для этого.

Спуск был такой крутой, что Дени потеряла равновесие и упала, заскользив на спине. Она попыталась ухватиться за что-нибудь, чтобы замедлить скольжение, но пальцы бессильно скребли по скользкому камню. Она падала все быстрее и быстрее; на тонком зеленом шелке ее платья образовалась большая дыра. Финтан отправил ее куда угодно, только не к выходу.

Наконец падение прекратилось; Дени оказалась в длинном коридоре. Чувствуя привкус крови во рту, она с усилием поднялась на четвереньки. Здесь было совершенно темно, лишь в отдалении виднелся слабый кроваво-красный отсвет.

Дени уже устала блуждать в загадочной темноте, среди неведомых ловушек, но она сама решила войти в этот храм. Мой долг выполнен, Куйэта? Вряд ли стоит надеяться, что красная жрица находится где-то поблизости и может дать ей ответ. Впрочем, если судьба Дени – вернуться в Вестерос, ей так или иначе придется выйти отсюда. По крайней мере, остается молиться, чтобы это было так.

Не найдя для себя другого выхода, Дени пошла по коридору на свет.

С каждым ее шагом мерцание становилось все сильнее, все ярче, пока Дени не окружило красное свечение, почти такое же многоцветное, как одежды Финтана. Но если это огонь, то от него не исходило тепла. И даже наоборот – после предыдущей влажной жары вокруг вдруг стало очень холодно.

Дени бросило в дрожь. Я не боюсь, я просто перевожу дух. Она подошла уже очень близко. Неподалеку слышалось слабое, потрескивающее жужжание – этот звук действовал на нервы, словно дребезжание порванной струны.

Она завернула за угол и увидела источник света.

От пола до потолка вздымалась колонна переливающегося алого пламени. Огонь фонтаном поднимался от каменного постамента, окруженного концентрическими бронзовыми кругами; время от времени в блестящие черные камни с шипением ударяла струя пламени. В этом подземном зале должно было быть так же жарко, как в седьмом пекле, но вокруг постамента намерзли сосульки, словно созданные дыханием зимы.

Дени застыла на месте. Она сразу поняла, куда попала: это потайной зал, где наиболее одаренным и искусным последователям Рглора открываются самые сокровенные тайны. Жрецы утверждали, что видят в пламени прошлое и будущее, а здесь – вершина их познания, сердце их бога, заключенное в самом центре храма, охраняемое немыслимым колдовством, действие которого она уже успела познать. Но все же она здесь – значит, это угодно красным жрецам. А вот удастся ли ей отсюда выйти – это уже другой вопрос.

Дени пересекла зал и подошла к камню. Звук ее шагов порождал странное эхо в полной тишине. Она ощутила, как некая сущность, какой-то великий разум изучает ее, но что это такое – воплощение самого Рглора или просто долгая память этого места, понять было трудно. Кроме Дени, здесь никого не было, но шестое чувство подсказывало ей, что она не одна.

Дени встала перед огромным камнем и запрокинула голову, чтобы лучше рассмотреть его. Бесспорно, это настоящее произведение искусства, и Дени задалась вопросом, каково же его предназначение. Что жрецы увидели в этом пламени? И что они сделали?

И тут Дени вспомнила слова, которые слышала в Доме Бессмертных, – таком же волшебном храме, который она уничтожила, возможно, несколько опрометчиво. Истребительница лжи… скомороший дракон…

Но кто скоморох, а кто дракон – она или Эйегон? Дени вспомнила, как объясняла сиру Джораху, что скомороший дракон – это раскрашенная тряпка на шестах, яркая игрушка для праздников и представлений. Можно подстроить, чтобы эта тряпичная кукла изрыгала огонь, но она так же похожа на настоящего дракона, как карась на золотую рыбку. Так это не настоящий дракон, или дракон, который принадлежит не тому хозяину? Это совершенно разные вещи. И, вспомнив о том, что рассказал ей Финтан, - он видел, что ее драконы больше не принадлежат ей, они порабощены или исчезли, - Дени расправила плечи и взглянула в пламя.

Очень долго она видела лишь пляшущие тени и прыгающие искры. Должно быть, наивно с ее стороны предполагать, что ей удастся немедленно овладеть искусством, которое даже посвященные постигают десятилетиями. Однако Дени была уверена, что не попала бы сюда, если бы не должна была узнать здесь нечто важное. К тому же огонь был ей не в новинку. Даже это странное, неестественное пламя, то пышущее жаром, то обдающее ледяным холодом. И в тот миг, когда холод стал нестерпим, Дени показалось, что она увидела…

Сосредоточься. Дени, прищурившись, подалась вперед. На одно мгновение она совершенно точно поймала видение. Еще раз и еще. Она постаралась сфокусироваться на нем. Сильнее. Еще сильнее.

Вот оно.

Как будто по другую сторону огня, так близко, что казалось, туда можно войти, если захотеть, в самом суровом и холодном краю, какой Дени когда-либо видела, высились мрачные горы. Ледники, испещренные расселинами, изрезанные трещинами скалы, засыпанная снегом пустошь, в центре которой, словно капля черной краски, темнело озеро. На небе не было ни солнца, ни луны, ни звезд, и слово «темнота» не вполне подходило для точного описания; свет вообще отсутствовал. Скалы в тысячу футов высотой обрывались у замерзшего моря. Край света.

Посреди этой мерзлой пустыни стояло одинокое белое дерево; его листья, словно красные руки, хватались за темноту. В его коре отражалось слабое мерцание, и Дени поняла, что где-то здесь должен быть огонь – может быть, маяк на самом северном краю континента. Но для кого? Вокруг этого мыса не ходят корабли, море замерзло на много лиг, и здесь недостаточно пропитания, чтобы прокормить даже маленькое племя самых выносливых одичалых. Значит, этот маяк на краю света горит не для людей… холодный огонь… голубые глаза…