School game (СИ)

Хотелось бы еще отметить мою прежнюю бету https://ficbook.net/authors/1448525 спасибо-спасибо-спасибо!

(желаю тебе больше свободного времени!х)

========== Вне школы ==========

***

— Рассказывай, как протекают твои дела? — спросил полицейский, сидя на своём новом кожаном стуле.

Сегодня опять день визита в участок, и Милковичу пришлось пораньше встать, чтобы прийти в назначенное время.

Яркое солнце, совсем недавно вставшее, бесцеремонно заглядывало в окно, проникая каждым лучом в затемнённый кабинет Этана. Молодой коп был явно в плохом настроении, и чувство, что сейчас конкретно влетит, не уходило из головы Микки.

— Да все заебись, — совершенно спокойно ответил брюнет, замечая, как Этан сводит брови на переносице, отчего там появляется маленькая морщинка.

Расстроенный Этан — худшее, наверное, что может случиться. И хотелось бы уйти из этого кабинета, как только пришёл. Но Микки не был одним из тех парней, которые аккуратно «подбираются» к человеку, дабы подыгрывать его настроению. И если у копа говно настроение — это явно не его проблема.

— Ты хоть понимаешь, с кем разговариваешь? — начал вскипать полицейский, отчего на его широком лбу появилась маленькая пульсирующая венка. — Я тебе не дружок с улицы. Если ты вырос на районе со всякой швалью, то это не значит, что остальные люди будут терпеть это, — продолжал кричать Этан, и казалось, что он заплюёт Милковича, как верблюд, брызги слюней были со всех сторон.

Микки не в первый раз матерился при нем, но сейчас его будто с цепи спустили. И если ещё чуть-чуть, он бы точно взял брюнета за шиворот, прижимая к стене так сильно, выбивая из него все дерьмо, а не продолжал возиться с малолетним преступником. Если до этого Микки думал, что этот парень предсказуемый, как девчачьи сериалы о любви, то он пиздец как ошибался. Потому что следующих действий было не угадать. Этан в голове считал до десяти, чтобы не дать злости овладеть собою. И, немного выпустив воздух из лёгких, смог угомонить всю эту ненависть, которая появилась слишком уж неожиданно. Из-за глупых подростков, которые думают, что каждый из них имеет право так себя вести, будто это входит в обычные нормы каждого человека, рождающегося на южной стороне Чикаго. Да нет, нихуя.

— Разберитесь со своим дерьмом, прежде чем пытаться разобрать чужое, — через зубы процедил Микки, уже собираясь вставать с неудобного кресла, и возвращаться домой, но голос Этана и грубое: «Я тебя никуда не отпускал», не дало сделать начатое.

— Твой отец чувствует себя уже лучше, — чуть-чуть сбавив обороты, начал говорить Этан, наблюдая за совершенно похуистическим выражением лица. — Да ладно, не делай вид, что тебе все равно, — коп точно знал, что брюнета это, хотя бы немного, но интересует. Даже если он до сих пор ненавидит его сильнее, чем все на свете.

— Он мне не отец, — с горечью произнёс Микки, пропустив миллионы мурашек по телу полицейского от холодного и пронзительного голоса.

— Его лишат родительских прав, он будет предоставлен суду… — загибая пальцы, произносил Этан, немного расслабившись.

— Не интересует, — казалось бы, совершенно честно ответил парень, но в его голове бушевали все эмоции сразу. Он бы отдал все, дабы стереть эти воспоминания из своего разума раз и навсегда.

— Хорошо, — согласился собеседник, дабы не продолжать болезненную тему. — Ты заваливаешь контрольные, Микки, — начал тоже не особо приятную, но от этого никуда нельзя было деться. — Да, я не жду от тебя блестящих оценок, но делай хотя бы что-то.

Замечая, как Микки закатывает глаза, Этан снова начинает беситься. Будто только ему нужно поднимать его вверх, когда тот тянется вниз.

— Знаешь что? Можешь хоть прямо сейчас пойти и набить кому-то лицо. Можешь не ходить в школу, пугать слабых, дабы забирать у них то, что ты никогда не имел. Проебывай жизнь, пацан. Проебывай так, чтобы однажды оказаться брошенным и никому не нужным в одинокой камере, — закончив свою речь, Этан поправил свои темно-шоколадные волосы, и обречённо встал с кресла, подходя ближе к парню, который устремил свой взгляд на пол. — Просто знай, что ты сам строишь свою жизнь. Я пытаюсь, думая, что школа тебе поможет, но ты недоволен абсолютно всем, — и это было последнее, что сказал мужчина, невзначай хлопая брюнета по плечу.

— Я изменился, — слишком сильная боль была в этих словах, которая не слишком приятным образом сказывалась на атмосферу в кабинете. Узкий кабинет стал ещё уже, из-за огромной волны напряжения. Милкович правда старается, по сравнению с тем, что было раньше. Он никого не бил намеренно, ну, не считая тех обсосов Галлагера. Школу пропустил только пару раз, потому что его команда надзирателей не дала бы этого сделать. А слабых он не трогает, и кажется, если он ещё сильнее ослабит хватку, на него налетят стая голодных волков, желающая новых зрелищ.

Разговор выдался одним из самых серьёзных, что у них когда-либо были. Этан, заметив совсем уж расклеивавшегося подростка, пообещал, что школа закончится совсем скоро, и он подыщет ему какую-то, не слишком заурядную, работу. Будь то мытье посуды в кафешке, или ещё какое-либо дерьмо, которое будет наподобие школьной миссии. И когда все, наконец-то, закончится, и за ним перестанут наблюдать, боясь, что он сможет наделать глупостей, он станет немного счастливее.

***

Йен любил проводить выходные в тёплой кровати, думая о своём, хотя с его семьёй такие вот дни выдавались крайне редко. Но сейчас ему так хотелось просто отдохнуть в постели, и он , лениво потягиваясь, клацал ноутбук, смотря видео на «youtube». Обычно, его выходной проходил совсем не так. И на это было масса причин, он мог сидеть с младшим братом, следя за этой обезьянкой. Ведь Лиам был проворный малый, который вечно хотел забраться туда, куда ребёнку точно не стоит. Также были дни, когда он сваливал тусить к какому-то, совершенно левому, человеку, которого знает маленькое количество времени, и все заканчивалось одним и тем же. Громкими и протяжными стонами, а потом, совершенно не внушающим надежду: «Да, встретимся. Угу».

И не сказать, что ему это не нравилось первые разы. Потом стало жутко нудно, и не то чтобы Йен любил постоянство, скорее чужие тела под ним не давали никакого увлечения. После того, как на его горизонте появился Микки Милкович, он снова заинтересовался всем этим, делая то же самое. А секс с этим парнем до сих пор возводил его совершенство до небес. Галлагер не мог точно сказать, почему ему так хочется подкалывать брюнета, или подходить, заставлять ревновать, а потом резко отталкивать, что за поебень? Это все не его, нужно забить на него, и перебросить жребий на кого-то другого. Или вообще ни на кого, и немного успокоиться, дать себе «красный свет». Вы же наверняка знаете, что подростки редко показывают реальное лицо, ибо им нравится быть разными, неопределенность — это же так круто.

Микки тоже странно себя чувствовал из-за всей этой ситуации. Да, они переспали. Да, они целовались. И оба парня понимают, что никакие законы физики не смогут объяснить, почему их так притягивает к друг другу. Глупо, банально, совсем необдуманно, и эти синонимы можно приводить до глубочайшей ночи. Не нужно быть слишком умным, чтобы понять, что Микки бесился из-за такого наглого Галлагера, ибо боялся почувствовать себя чьей-то сучкой. Но он дал ему, хотя бы на немного, овладеть собою, рыжий смог поддать его новым и не открытым чувствам. И страх перед такими ощущениями был и у Йена, и у Микки.

Галлагер знал, чем это все обычно заканчивалось: разбитым сердцем, не в его пользу. От этого было херово, оставляя человека с открытой душой, в которую он, не в буквальном смысле, но плевал. Оставляя жгучий след, который прожигал каждого человека до оголённых нервов, до колющего ощущения предательства. А что делать Йену? Продолжать или останавливать себя?

Милкович никогда не мог назвать себя трусом, но нелепые эмоции всегда приводили его во что-то жуткое, и запредельно неясное. Будь-то возбуждение к парню, желание прикоснуться к его открытой коже, приступы ревности, когда Галлагер явно показал свою позицию: «Я ничейный, кручу хуем, как хочу». Было ли это по-настоящему, он не знал, но мог заметить в себе то, что немного по-другому ведёт себя с ним. А самое стремное — совсем по-новому принимает. Ненавидит так, что хочется убить. Кажется, нравится так, что хочется уверить себя в том, что это немного взаимно, и Галлагер не провернёт свою очередную миссию, оставив его одного, нелепо пожимая плечами, мол, а хули? Я же могу делать то, что, мать твою, хочу.