Реабилитация (СИ)

Я поднимаю голову и встречаюсь взглядом со светло – голубыми глазами. Удивительное сочетание в красоте мужчины. Темные волосы и голубые глаза. Аккуратно выстриженная бородка, смуглый цвет кожи.

- Алекс.

- Тссс.

Он прикладывает палец к моим губам.

- Что такого собственно я сделал?

Вот оно мое надежное спасение от необдуманных чувств – старый знакомый, который все еще любит меня.

- Мне предложили здесь работу, и я согласился пройти стажировку, зная, что ты тоже будешь здесь.

Невольно улыбаюсь ему, такой он Алекс, и таким был всегда – рисковый, молодой, горячий.

- Ты не рада, верно?

Я не знала, как ответить, со мной рядом появился человек, которому я доверяла и на которого могла положиться, но в то же время, Александр мог отвлечь меня от Егора и отдалить от парня. Хотя, все можно сбалансировать, было бы желание.

- Рада, конечно.

Еще раз искренне прижимаюсь к мужчине, чтобы потом отстраниться.

- Пообедаем?

Киваю.

- После занятий с Егором, позвони. Хорошо?

- К парню не подходить, я правильно понял?

Легко смеюсь ему в плечо.

- Правильно, Алекс. Парень ходит на грани, давай пока не трогать его.

- Вик, еще один вопрос, ок? Ты видела, как он смотрит на тебя?

Сердце пропустило два из шестидесяти ударов в минуту.

- Алекс, - предостерегающе оборвала его я.

- Вик, я серьезно. Это до добра не доведет, в первую очередь тебя, маленькая.

Александру было всего на десять лет больше, чем мне, но мужчина всегда брал на себя ответственность поучать меня. Когда – то я дьявольски хотела завоевать внимание красавца преподавателя, а потом просто крепко сдружилась с ним.

- Я знаю.

- Тогда в чем проблема?

Хотелось бы и мне знать в чем, Корсаков, но даже думать об этом довольно болезненно.

- Хорошо, дело твое, любимая. Позвоню.

И чмокнув меня в щеку, уходит.

- Черт!

Слегка стукаюсь головой о стену, нужно возвращаться в палату к Егору. Только глупые люди не прислушиваются к советам и учатся на своих ошибках.

- Оля, Егор позавтракал?

Девушка виновато потупила взгляд.

- Нет, отказался.

Чего и следовало ожидать.

- Еда осталась в палате?

- Да.

Ободряюще пожимаю Олино запястье. Это, конечно же, не ее вина.

В палате царит арктический холод, и речь не в градусах по Цельсию, а в том, как Егор смотрит на меня.

- Есть не будешь?

В тон его взгляду, задаю я вопрос.

- Нет.

- Хорошо, начнем, тренировку не позавтракав.

Мне и самой не удалось поесть, в связи с последними событиями, но я была на удивление трудоспособна. Может потому что являлась слишком ответственным человеком, или просто любила то чем занимаюсь.

- Нога болит.

Напомнил Щукин, похоже, парню хотелось избавиться от меня быстрее сегодняшним утром.

- Я понимаю. Ты лежишь на кровати уже два месяца, нужно тренировать и другие группы мышц Егор.

Парень и не думает двигаться, освобождая мне место на своей кровати. Не понимаю почему, но чувствую себя виноватой. Всплескиваю руками.

- Егор, ты считаешь, что нам нужно поговорить?

- А есть о чем?

Парень сверлит мне во лбу дырку, и от этого его взгляда начинает скручивать все внутренности.

- А как ты считаешь?

- Хорошо, - видно, что он сдается, - что это за мужчина, был с утра в моей палате?

Не стоило и затевать эту беседу, если я не собиралась отвечать правдиво.

- Мой друг.

- А друзьям нынче приемлемо так здороваться, просовывая друг другу языки в рот.

Мерзко. Такое странно чувство, словно на меня вылили литр помоев.

- Вик, прости.

Парень протягивает ко мне раскрытую ладонь, но я ее отталкиваю. Обида жжет изнутри. Он не имел права так со мной разговаривать. Я вкладываю все силы в поддержание ее здоровья, а в ответ лишь отбивает руки дающего.

- Я прошу не многого Егор, просто помоги себе сам и не отказывайся от занятий. Со всем остальным разберемся позже.

Тренировка все равно проходила из рук вон плохо. Щукин ни слышал, ни меня, не своего тела. Парень упорствовал до последнего, тихо ругался и вновь ошибался. Моя кожа уже покрывалась невидимыми язвами от прикосновений к его разгоряченному телу. Хотелось стереть с лица парня это жестокое выражение и вновь восстановить хрупкие мостики взаимопомощи. Но Щукину это было не нужно.

- На сегодня все.

Мы оба с облегчением выдохнули.

- Прости еще раз. Я иногда не контролирую свой язык.

- Конечно же, нет, тебе всего восемнадцать.

Я знала, что делаю этим заявлением наши отношения еще хуже, но внутри зрел кокон негодования и не хотелось крутиться в этом всегда одной.

- Да, правда.

- Егор, Алекс не мой парень. Но он мой близкий друг. Это не касается тебя, никаким образом. Я постараюсь, и ты его больше не увидишь. Мы можем дружить с тобой, можем, нет. Но не вреди себе, я устала разговаривать на эту тему с тобой.

- И ты будешь, как мы и договаривались приходить ко мне чаще?

- Да.

Парень улыбается. Все еще натянуто, но все же это сдвиг с мертвой точки.

- Последний вопрос. Если он тебе не парень, почему поцеловал?

- Егор, это сложно. Когда – то мы с ним встречались и остались в очень хороших отношениях.

Я понимала, что эти мои слова звучат жалко, но других подобрать не смогла.

- Значит, ты его не любишь?

Я была не должна отвечать на этот вопрос, но против своей воли отрицательно качнула головой.

- А он об этом знает?

- Да.

- Вик, тогда сделай нам всем одолжение, не запутывай ситуацию еще больше.

Глава 14.

Меня все считают мужественной. Я не знаю человека робче себя. Боюсь всего. Глаз, черноты, шага, а больше всего — себя… Никто не видит, не знает, что я год уже (приблизительно) ищу глазами — крюк… Я год примеряю смерть. Все уродливо и страшно. Проглотить — мерзость, прыгнуть — враждебность, исконная отвратительность воды. Я не хочу пугать (посмертно), мне кажется, что я себя уже — посмертно — боюсь. Я не хочу — умереть. Я хочу не быть.

Марина Цветаева, из “Рабочей тетради” за 1940 год.

Я пила зеленый чай и робко помешивала вилкой зеленый салат Цезарь. В больничном кафе хорошо кормили и при этом в приятной атмосфере стилизованной в сороковых годах прошлого века.

- Нет аппетита?

Алекс отодвинул тарелку со своим ростбифом и, дотянувшись через стол, взял меня за руку.

- Нет.

Голубые глаза мужчины смотрели внимательно.

- Вика, я ведь не чужой, поделись.

Сглотнула застрявший в горле капустный лист. Да, что ж такое, у меня даже переходного возраста не было, с трудностями в учебе. А тут я не могу сосредоточиться на элементарных вещах.

- Алекс, если бы я знала с чего начать, было бы легче.

Проследила взглядом за тем, как мужчина трижды провернул наконечник вилки в руках.

- Вик, начни сначала.

Допиваю залпом чай. Жидкость обжигает горло и это возвращает способность здраво мыслить и попытаться начать разговор.

- Я влюбилась, Алекс.

Говорить об этом с ним было нелепым и зыбким путем, но я точно знала, что этот человек считает меня другом, и даже осудив, поможет во всем разобраться. Да, и просто выговориться, было дьявольским искушением.

- В мальчика хоккеиста?

То как он неудачно подчеркнул его возраст, больно полоснуло правдой по сердцу.

- Да, Алекс.

- Это серьезно у тебя?

Попыталась внутренне осмыслить его вопрос. Серьезно ли это?

- Более чем.

Смяла белоснежную салфетку и, скомкав, отбросила в сторону. Раздражало буквально все, начиная от идеальной внешности мужчины напротив меня за столиком, заканчивая принесенными им цветами.

- Вик, ты ведь понимаешь, что у вас с ним нет, и не может быть ничего общего. Больше того, это отдалит тебя от парня и навредит ему. Путаница в отношениях закончится, а его болезнь останется навсегда.