И вспыхнет новое пламя (СИ)

Накрываю руку Пита своей, стараясь обхватить его ладонь, но неожиданно он переплетает наши пальцы. Настойчиво, уверенно. Я замираю, испугавшись, а когда поднимаю глаза на лицо Пита, оказывается, что он уже не спит.

Взгляд голубых глаз пронзительный, внимательный. Мелларк старается заглянуть мне в душу, выискивая признаки обмана или угрозы, исходящей от меня.

– Зачем ты здесь? – глухо спрашивает Пит.

Моргаю, часто дыша. Он хочет знать, почему я сижу возле него?

– Ты кричал во сне, – начинаю я, – думала, что смогу помочь…

Мелларк не слушает, перебивает:

– Нет, Китнисс, зачем ты вообще здесь? Почему приходишь сюда каждый день?

Этот вопрос ставит меня в тупик. Я хочу спасти Пита от превращения в монстра, но объясняет ли это мои ночевки в его палате?

– Не знаю, – честно отвечаю я.

На мгновение Пит отводит глаза, прикрывает веки и тяжело вздыхает. Я чувствую жжение там, где касаются наши руки. Не хочу, чтобы он меня отпускал: его прикосновения мне не противны, наоборот, я жажду продлить их. Чуть вывернув руку, я провожу большим пальцем по внутренней стороне его ладони: ласка выходит очень искренней.

Глаза Пита распахиваются, он снова смотрит на меня. Видно, что Мелларк о чем-то размышляет.

– Освободи меня, – говорит он.

Голос бесцветный, это не просьба и не приказ. Скорее Пит просто озвучил то, что его беспокоит.

Я не решаюсь. Разрываю наши руки, непроизвольно отодвигаясь дальше. Освободить? Сердце громко бьется в груди.

Пит опасен для Сойки.

Он думает, что я и есть Сойка.

Стоит мне освободить его, и Мелларк кинется снова душить меня?

Кажется, парень не удивлен тем, что я бездействую, наоборот, выдохнув, Пит зло добавляет:

– Я, как пес на привязи, и все лишь для твоей потехи. Приходишь сюда, развлекаешься и уходишь восвояси!

Его слова, как болезненные щипки: короткие и меткие.

– Освободи, – снова просит Пит, поджимая губы.

Я сомневаюсь… Это опасно… «Пес на привязи». Звучит обидно, но Мелларк прав. Его связывают для того, чтобы я могла приходить сюда, теша свое желание «творить добро». Прикусываю губу, лихорадочно пытаясь решить, что делать.

– Пожалуйста… – его тихий шепот перевешивает чашу весов.

Я тянусь к замку, фиксирующему толстые кожаные пряжки: дрожащими пальцами расстегиваю сначала один, потом другой. Пит не шевелится, позволяя мне закончить, и только потом, приподняв руки вверх, поглаживает запястья. Местами они покрасневшие, болезненные. Проверив раны, Мелларк снова смотрит на меня.

Внимательно.

Слишком внимательно.

«Хищник готовится к броску», соображаю я, но уже слишком поздно: он стремительно выкидывает руки вперед, хватает меня и рывком тянет к себе, переворачивая и подминая под себя. Внезапная тяжесть его тела, навалившегося сверху, сбивает мое дыхание: кислорода не хватает, крик застревает в горле.

Мои руки зажаты между нашими телами, зато его свободны. Левой рукой он опирается на кровать, а правая сжимает мое горло, впиваясь пальцами в нежную кожу.

– Пиит… – хриплю я, но парень не реагирует.

Сквозь слезы, застилающие глаза, я вижу оскал, в который превратился его рот.

Он убьет меня.

Кислород заканчивается.

Мысли путаются.

Глаза закрываются…

Неожиданно нажим на моем горле ослабевает. Я жадно хватаю ртом, сжимая в неуверенных пальцах плечи Пита. Пытаюсь оттолкнуть его, сбросить с себя.

– Слезь с меня… – выдыхаю я свою мольбу.

Мелларк почему-то поддается, чуть откатываясь в сторону, и я на дрожащих ногах, выбираюсь из-под него.

Круговорот мыслей и ни одна не побеждает: враг, напарник, убийца, мальчик с хлебом, опасность, союзник…

Бежать!

Пытаюсь встать, но неожиданно Пит снова нападает: он хватает меня за косу, не давая подняться. Трясу головой, надеясь вырваться, но парень, наоборот, с силой дергает косу назад, и я падаю на спину, вновь оказываясь под ним.

Глаза Пита – два ока дикого зверя, они угрожают разорвать меня, уничтожить.

На его губах кровожадная усмешка: он уже решил, как отомстить Сойке.

Открываю рот, чтобы снова молить о пощаде, но Мелларк подается вперед, затыкая меня грубым поцелуем. Мне больно.

Мне противно.

Брыкаюсь, но это только больше заводит его: одна его рука по-прежнему держит меня за волосы, а вот вторая пускается вдоль по моему телу.

Требовательные прикосновения.

Безжалостные щипки.

Наглый язык, который лезет мне в рот.

Я заливаюсь слезами, извиваюсь, рычу…

Бесполезно. Пит рвет пуговицы на моих штанах, пытается стянуть их вниз.

Не могу ему позволить совершить это со мной!

Выворачиваюсь, прокусывая его губу до крови, а пальцами впиваясь в бока парня, стараясь выдрать кусок плоти. Мелларк дергается от боли, отстраняясь, а я подскакиваю, готовая бежать.

Снова дикая боль: рывок за волосы, от которого темнеет в глазах.

Я ору, лягаюсь, но силы не равны.

Пит отвешивает мне пощечину, наносит удар в плечо и, развернув спиной к себе, снова припечатывает к кровати.

– Мерзкий переродок! – шипит он ядовитой змеей и кусает сзади в шею.

Посылаю его к чертям, когда Пит снова тянет мои штаны вниз.

Надежда утекает сквозь пальцы, когда ему удается обнажить меня ниже пояса.

Рыдаю в голос, царапаю его руки. Изо всех сил дергаюсь, но все пустое.

Пит сильнее.

Мелларк побеждает.

Он груб.

Я замираю, концентрируясь на яркой боли, вспыхнувшей между ног.

Морщусь.

Давлюсь слезами.

Руки согнуты в локтях лишь для того, чтобы не упасть.

Моя голова запрокинута наверх – он не прекращает дергать меня за косу.

Движения Пита яростные.

Глубокие.

Шлепки голых тел эхом отдаются у меня в ушах.

Больно.

Мерзко.

Неправильно.

***

Лежу на животе, глядя в пустоту.

Мелларк получил, что хотел и сполз с меня. Он сидит на полу возле кровати, не шевелится.

Мое лицо противно чешется от влажных волос, облепивших кожу.

Я опустошена.

Слез больше нет.

На дрожащих ногах встаю на пол, подтягиваю штаны: застежка порвана, так что приходится придерживать их рукой.

Поправляю майку.

– Прости…

Даже не оборачиваюсь на его голос.

Неуверенно иду вперед, выхожу из палаты.

Дверь с громким звуком захлопывается за мной.

Бреду сама не знаю куда.

Шаг, еще шаг. Поворот. Лестница. Снова поворот.

Скребусь в дверь.

Хеймитч открывает спустя бесконечные минуты. Его лицо помято, вероятно, он спал.

– Чего надо? – грубовато спрашивает он, но, видя мое оцепенение, тут же замолкает. Втягивает в комнату, зажигает свет.

Из горла Эбернети вырывается сдавленный крик, когда он осматривает меня с головы до ног.

Избитая. Зареванная. С порванными штанами.

– Матерь божья… Китнисс… – его голос хрипит от переизбытка эмоций.

Он тянется вперед, наверное, собираясь обнять меня, но я шарахаюсь в сторону раньше, чем успеваю подумать об этом. Ментор замирает на мгновение, но тут же снова делает шаг ко мне. Он уводит меня в душ, заставляет встать под теплые струи воды.

Прикосновение града капель кажутся мне болезненными, но я словно окаменела: не двигаюсь, даже не моргаю. Проходит целая куча времени, прежде чем я прихожу в себя.

Опускаюсь на пол и начинаю рыдать. Громко. Безудержно. Истерично.

Эбернети тоже весь мокрый, но не уходит: гладит меня по волосам, шепчет что-то ласковое.

Мне нужно умыться, смыть с себя прикосновения Мелларка!

Резко вскидываю голову, требуя Хеймитча уйти. Он долго не решается оставить меня одну, но когда я начинаю умолять, все-таки выходит.

– Если что, я рядом… – бормочет он, закрывая за собой дверь.

Рваными движениями стаскиваю мокрые тряпки. Намыливаю губку и так сильно растираю кожу, что она становится местами алой.

Стереть все.

Отмыться.

Соскрести с себя грязь.

Ладошкой тру промежность. Что-то липкое. И розовое.