My December (СИ)

Слизеринец не знал, имеет Забини что-то против Грейнджер или же общается с ней только ради старого друга. Судя по всему, ее общество казалось мулату вполне сносным, иначе он бы не стал вести себя так открыто. Где-то в глубине души староста был благодарен Блейзу за это.

Женщина, державшая в руках фонарь, остановилась, подозрительно прищурившись. Ее темные глаза внимательно изучали коридор, откуда, как ей показалось, исходили странные звуки. Но как бы тщательно не вглядывалась в темноту профессор, зрение уже было не тем, что раньше, а круглые роговые очки были забыты в кабинете, среди многочисленных книг и пергаментов.

Минерва недовольно хмыкнула, подумав, что это Пивз в очередной раз решил нарушить порядок, царивший в школе. Хотя, после того, как свиноподобная Долорес Амбридж устроила выговор этому безобидному шаловливому приведению, да такой, что тот стал еще прозрачнее, почти, что растворился в воздухе, призрак больше не показывался и довольно долго. В последний раз окинув помещение взглядом, МакГонагалл гордо зашагала вперед, что-то недовольно бурча.

В этот миг все трое покатились со смеху. Гермиона тяжело дышала, опасаясь, что профессор услышит ее хохот. Они смеялись так, что болели животы, а из глаза катились слезы.

— Я… больше… не…могу… — начала девушка, падая куда-то вниз.

Ее неимоверно тошнило, голова сильно кружилась, и все вокруг казалось чем-то нереальным. Приземлившись, гриффиндорка обнаружила, что лежит на чем-то мягком.

Распахнув глаза, шатенка наткнулась на игривый взгляд Малфоя, и внутри у нее все разом похолодело. Ее пальчики упирались в его грудь, лицо аристократа было невероятно близко. Его кожа была ледяной, словно вырезанная изо льда.

Гермионе стало интересно, бывает ли она теплой?

Руки Малфоя схватили ее где-то ниже талии, и прикосновение отдалось странной волной по всему телу. Она опустила глаза, чувствуя, как краснеют щеки. Если бы не Блейз, произошло бы то, чему происходить не следовало.

Ой, как много всего бы произошло…

И она была бы даже не против — целовать его прямо посреди школьного коридора, ни о чем не задумываясь.

Гермиона Грейнджер — девочка, когда-то не способная нарушить ни одно правило, но рядом с ним…

Рядом с ним она была другой.

Поднимается, не в силах отвести взгляд. Тот, заметив это, хитро усмехается, становясь в наиболее вызывающую позу. Гриффиндорка хихикает, чувствуя, как светятся глаза, просто от одного его взгляда.

Блейз, задумчиво наблюдавший за этой картиной, заметно погрустнел, поджав губы, которые казались совсем тонкими. Ему было жаль Драко, жаль их обоих. Судьба не оставила им выбора, только лишь смерть для одного из них. Или же для обоих.

Безжалостная и такая несправедливая смерть.

— Ладно, пошли уже, — негромко протянул Забини, отводя взгляд. Его темные глаза странно поблескивали, словно два черных бриллианта, зрачков было почти не видно, и это предавало ему неземной вид.

Малфой кивнул, выходя вперед.

“Он всегда впереди, — подумала Гермиона, сложив руки на груди”.

Сейчас она любила его всем сердцем. И эта любовь растекалась огнем — ярким, порой обжигающим где-то в груди. Ей хотелось его всего: прикасаться к Драко, смотреть, как подрагивают светлые длинные ресницы, как румянец касается его щек, какими острыми кажутся скулы и подбородок.

“Я люблю его, правда люблю”.

И эта мысль не приносила ничего, кроме тупой боли и обреченной улыбки. В таком возрасте люди переживают первые настоящие чувства, они думают о том, как пройти мимо кого-то, чтобы тот обратил внимание, какую фразу сказать, как пошутить, чтобы не показаться глупым.

Но у них все было по-другому. Ее любовь, выросшая из цветка ненависти, любовь, которой не суждено жить долго. Его привязанность, почти детская забота о Гермионе, что-то, чего аристократ не мог принять, не мог объяснить самому себе.

Они шли втроем, оперевшись друг на друга. Забини держал две бутылки, одна из которых была почти пуста, и у него было ощущение, что, еще пару подходов, и его просто вырубит прямо на месте.

Вдалеке показались тени. Прищурившись, Гермиона различила нехуденькую девушку и кого-то настолько худощавого, походившего на ребенка.

Гриффиндорка даже не удивилась. Конечно же, как с ее-то везением не встретить Паркинсон?

А вот никак — этот вечер не мог пройти без переключений. И, в какой-то степени, староста чувствовала превосходство, ведь именно она занимала место Пэнси рядом с Блейзом и Драко. Грейнджер веселилась с ними, а не эта стерва. И, плюс к этому, не только с Малфоем.

Гермиона знала, что между ней и слизеринцем что-то было. Она была уверена, он не любилПаркинсон, он вообще никого не любил.

Иногда, девушке становилось интересно, способен ли Драко на это? Может ли он по-настоящему влюбиться? Или же все ограничивается сильным влечением, сексом, а затем жестоким расставанием?

— Какие люди! — хищно оскалилась брюнетка, смотря прямо в серые глаза аристократа.

Даже сейчас она выглядела соблазнительно в темно-зеленом свитере с глубоким вырезом, оголявшим не маленьких размеров грудь, чем не могла похвастаться гриффиндорка, и темных джинсах, плотно облегающих бедра.

“Не соблазнительная, а шлюха, — тут же поправила себя Грейнджер, хотя знала, что это неправда”. Пэнси хоть и вульгарно одевается, но знает себе цену и не спит с кем попало.

Костлявый паренек, стоявший рядом с ней, весь покраснел и растерянно заморгал, поправляя квадратные очки. Он во всю таращился на компанию, словно не веря своим глазам. Гермиона узнала его лицо, но совершенно не помнила имени, да ее это и не сильно волновало.

— Мы должны немедленно отправить их к Дам… — начал когтевранец, багровея, но Паркинсон подняла руку, заставив того обижено насупиться, но всё же замолчать.

— Они —наши, — сказала она, кивая на парней. — А вот ей, — слизеринка перевела злорадный взгляд на Грейнджер, — мы ничем не обязаны.

Шатенка чуть не задохнулась от возмущения. Она в недоумении посмотрела Драко, и ей тут же захотелось его убить. Блондин, приподняв брови, смотрел прямо в глубокое декольте старосты, никак не реагируя на происходящее.

“Ни одну девушку не пропускает, чертова аристократическая задница! — воскликнула Гермиона, конечно же, не в слух”.

Паркинсон прямо расцвела, чувствуя внимание Малфоя. Тот, не стесняясь заигрывал с ней, использовал все свое слизеринское обаяние. Парень положил руки ей на плечи, принимая расслабленную позу.

— Да ну, Пэнс, она с нами. Девочке что, повеселиться раз в жизни нельзя? — прошептал он, что ни на есть соблазнительным голосом.

Паркинсон закатила глаза, скривив губы. Она посмотрела на Гермиону, которая напрягалась, словно кобра, готовая к прыжку. Во взгляде брюнетки было столько ненависти и презрения, что Грейнджер передёрнуло. Она смотрела на нее так, словно девушка была воплощением всего самого омерзительного и порочного, словно она не человек, а что-то уродливое и грязное.

И этого было достаточно, чтобы планка Гермионы с небес полетела куда-то вниз, далеко-далеко, теряясь из виду.

И вот, спустя секунду, Пэнси, как ни в чем не бывало, улыбнулась, но не искренне, нет, а по-крысиному, будто вторя: “Ты поняла, где я, а где ты? Ты не забыла где твое место, а, поганая грязнокровка?”

— Но так ведь нельзя, если профессор узнает об этом… — затараторил очкарик, насупив брови. Паркинсон резко выдохнула, словно убеждая себя, что в применении физической силы нет никакой необходимости.

— Господи, заткнись уже! — прошипела она, заставив мальчишку нервно сглотнуть. — Только ради тебя, Малфой, не ради твоей грязнокровной шлюхи.

Слова пролетели по воздуху, с треском разбившись о сознание Гермионы. Она стояла в ступоре несколько секунд, будто бы слизеринка сказала эту фразу на древнеегипетском. Сердце бешено стучало, алкоголь заставлял кровь циркулировать быстрее. Глаза запекло, но не от обиды, а от ярости, которую ей было так несвойственно испытывать. Тошнота подкатила к горлу, виски болезненно сдавило.