My December (СИ)

Но, в отличии от Блейза, слизеринец был относительно трезв и серьезен. Между его бровей, на тон темнее волос, залегла морщинка, а глаза были мутно-серыми и печальными. Девушка чувствовала, что аристократ что-то держит в себе, и это “что-то” не дает ему покоя. Была ли причиной его мать или же она сама, Грейнджер не знала. Сегодня ночью она не должна была думать ни о чем, но вот Малфоя, казалось, занимали мрачные нелегкие мысли.

И девушке тоже почему-то стало грустно, и на сердце не было так легко, как пару минут назад. Драко нахмурился, словно заметив ее взгляд, его губы тут же скривились в подобии улыбки, которую он всеми силами пытался изобразить. Прокашлявшись, парень заговорил:

— Так мы идем или просидим в этой комнате до утра? — и, как бы Малфой не старался, голос прозвучал как-то выжато и сухо, с едва различимыми нотками злости. Но и Блейз, и Грейнджер знали его слишком хорошо, чтобы заметить это, хотя первый не обратил никакого внимания, а лишь похлопал друга по плечу, вставая.

Гермиона вскочила на ноги, чувствуя, как мир вокруг плывет перед глазами. Колени подогнулись, и гриффиндорка была уже готова к сильному удару, как чьи-то крепкие руки подхватили ее, не дав упасть. Девушка громко выдохнула, распахнув карие глаза, которые почти сразу встретились с грозовыми.

Ее пробила дрожь, сладкая, растекающаяся по всему телу, и все, чего хотелось Грейнджер, чтобы его руки продолжали сжимать ее талию всегда.

Драко мог думать лишь о том, сколько времени у них осталось. И вот, пыльные часы, висящие в гостиной, издавали тихое тиканье.

Секунда. Две секунды. Минута. Час.

Мгновения ускользали от них, словно триллиарды песчаных крупинок. И Драко с ужасом понимал, что, если Гермиона погибнет, то все что у него останется — это воспоминания. И со временем аристократ забудет ее голос, забудет о том, что было здесь, в этой комнате.

Ему придется забыть. Но то, что Драко будет помнить всегда — ее глаза. Огромные прекрасные, цвета топленого шоколада.

Глаза грязнокровки, ставшие для него чем-то родным.

— Драко…

С усилием отвел взгляд, чувствуя, как кошки скребутся в душе. Сглотнул, разжимая пальцы.

Отпустить. Просто отпустить ее.

Малфой сделал шаг в сторону побледневшего Блейза, который смотрел на друга, словно на умалишенного. Нет, он, конечно, все понимал, но видеть этот взгляд аристократа, адресованный грязнокровке… Он ни на кого так не смотрел.

Мулат, прокашлявшись, отвернулся, чувствуя себя не в своей тарелке. Слизеринец хотел повеселиться, провести время с Драко, но, судя по всему, его другу было необходимо быть только с ней, а не с товарищем.

Чертовы женщины.

Они, как алкоголь, — горькие, но, в тоже время, приятные, обжигающие. Один раз попробовал — остался заложником навсегда.

Малфой резко отпрянул от девушки, делая быстрые шаги вперед. Его лицо покраснело, руки были сложены на груди. А на спине красовалось парочка длинных, глубоких царапин, протянувшихся от лопаток до копчика.

Гермиона расширила глаза, будучи похожей на кипящий чайник, который вот-вот взорвется. Отголоски старой Грейнджер кричали во весь голос и заставляли чувствовать неимоверный стыд.

Забини опять засмеялся, покосившись на гриффиндорку. Та зажато пожала плечами.

— Дай выпить.

— Прошу, моя госпожа. Вижу, с твоей ролью на сегодняшний день, я попал в яблочко, — сквозь слезы пробормотал Забини. Староста, посмеиваясь, пихнула его в грудь, отбирая бутылку.

— Что-то не так? — зло спросил блондин, остановившись. — А то, я вижу, все веселье проходит без меня.

Гермиона умоляюще посмотрела на Блейза, мотая головой. Если Драко узнает, то, наверняка, не захочет идти в таком виде. Вероятность того, что они встретят Пэнси была очень велика — очередь дежурить была ее. А уж она поймет, кем именно были оставлены эти отметины. Паркинсон прилипла к аристократу, как скользкая пиявка, и сам Малфой, судя по всему, до сих пор был привязан к девушке.

— Да успокойся ты! — закатила глаза Гермиона, еле держась на ногах.

Настроение у слизеринца было не из лучших, и в принципе, его можно понять. Он ходил чернее тучи, стараясь выглядеть беспечно. Возможно, не знай Забини и Грейнджер Драко так хорошо, они бы ничего и не заметили.

Блейз задумчиво посматривал на уставшее лицо друга, в который раз удивляясь тому, сколько значит для него гриффиндорка.

Было видно, что мысли о ее убийстве измотали его: огромные круги под глазами, обгрызенные ногти, чего никогда не позволял себе аристократ, длинные волосы, которые завивались в районе затылка. Не было прежней строгости и элегантности — староста выглядел неопрятно. Прохожий мог бы принять его за гриффиндорца — у тех вечно ветер в голове, — если бы не взгляд. Да, его глаза говорили о многом.

Малфой что-то недовольно пробурчал, но всё же двинулся по направлению к выходу, толкнув массивную дверь. Он кинул весьма недовольный, циничный взгляд на шатенку, чье лицо было покрасневшим от выпивки.

Гермиона приподняла бровь и улыбнулась, что выбесило Драко еще больше. Слизеринец еле удержался от того, чтобы не ударить стену со всего размаху. Ему казалось неуместным то, что они делают сейчас.

Девушка, к которой он привязался, должна погибнуть. Он — новоявленный пожиратель смерти, семья в опасности, отец гриффиндорки едва не умер… Да, самое время набухаться.

Нет, сначала он был, ой, как не против, и идея Блейза показалась ему просто замечательной, но не сейчас…

Сейчас Драко чувствовал себя пьяным кретином, которого переполняла злость на самого себя.

Он резко выдохнул, дожидаясь, пока Забини и Грейнджер, качаясь из стороны в сторону, доползут до коридора.

Гермиона окинула парней взглядом, усмехнувшись. Да, картина еще та: двое старост, один из которых был почти обнажен, и их вечно смеющейся слизеринский дружок решили пробежаться по Хогвартсу в двенадцать часов ночи, мурлыча и называя друг друга “моя госпожа”. Что тут сказать — вставило их не по-детски.

Она просто улыбалась во все зубы, и вовсе не от того, сколько коньяка было выпито, а от ощущения свободы. Гриффиндорка еще никогда не совершала ничего подобного, и, возможно, завтра утром, хорошенько очистив желудок, она наорет на Малфоя за то, что тот развратил “прилежную ученицу” до такой степени, и будет корить себя за неподобающее поведение. Но не сегодня, не сегодня…

Ее размышления прервали чьи-то размеренные шаги — они отдавались где-то вдалеке гулким эхо. Гермиона вздрогнула, покосившись на блондина, который заметно напрягся.

— За мной, — шикнул Драко, нырнув куда-то в право. Грейнджер, опираясь на стену, последовала за ним, так же, как и округливший глаза мулат.

Впереди был тупик, лишь факелы слабо светились, бросая тени на заостренное лицо аристократа. Она окинула его с ног до головы, даже не заметив, как закусила губу. Полоска светлых волос шла от груди куда-то вниз, теряясь в штанах, которые были слишком свободными и слегка оголяли его бедра. Малфой был худощав, нет, скорее, жилист, ребра едва выпирали, на животе не было ни грамма жира.

Гермиона почувствовала как кто-то схватил ее за руку, хорошенько приложив в камень. Она тихо пискнула, почувствовав легкую боль в затылке. Блейз прижал руку к ее рту, а Драко стоял рядом, стараясь не издавать ни звука.

Шаги были всё ближе, и уже вскоре девушка смогла различить, кому именно принадлежала показавшаяся тень: шляпа с огромными полями, чересчур длинная мантия, туфли-лодочки на небольшом каблуке, расширяющемся на основании.

“Минерва МакГонагалл, чёрт ее подери, — внутренне прошипел Драко, заметно побледнев”.

Только этой старой дуры им не хватало. Из всех деканов, именно эта до боли серьезная женщина не нравилась парню больше всего. То ли из-за того, что она гриффиндорка, то ли из-за того, как много схожего было у нее с Грейнджер.

Малфой и подумать не мог, что когда-либо сможет ужиться с обладателем красного факультета под одной крыше. Конечно, если их бесконечные ссоры можно было назвать “ужились”.