My December (СИ)

Она смирилась с тем, что Малфой никогда не даст ей того, что мог дать этот оборванец Уизли.

Драко поморщился, вспомнив инцидент в столовой. То, как рыжий влюблено смотрел на Грейнджер своими выпуклыми, как у коровы, глазами. Как ее рука лежала у него на плече. На его грязном жирном плече.

Все внутри сжималось в тугой ком лишь при одной мысли о том, что кто-то, кроме него, мог прикасаться к ней так.

Драко почувствовал, как чьи-то острые когти с силой впиваются куда-то под ребра, заставляя судорожно выдохнуть.

Тоже самое было с ним утром, когда староста не мог отвести взгляда от вражеского стола. Когда голова кружилась от злости, а губы сжимались в одну тонкую линию. Когда он пялился на Грейнджер просто так, у всех на глазах, не заботясь о том, что друзья увидят его ревность.

И разве Малфой ревновал?

Конечно, блядь, еще как.

Он был готов накинуться на любого, кто хоть пальцем дотронулся до гриффиндорки. И мысль, такая глупая, такая отвратительная, проскользнула в сознании Драко, что в тот же миг ему пришлось плотно прижать руку ко рту, чтобы не вырвать.

А что, если Гермиона и нищеброд когда-либо…

Что, если между ними было нечто большее, чем просто поцелуй?

Парень тут же истерично засмеялся, схватившись за живот. Этот ущербный и “нечто большее, чем поцелуй”?

Мерлин, какой умалишенный мог в это поверить? Если, пока еще живой, к несчастью, Страцкий мог совершить нечто подобное, то Уизли… Для него объятие девушки было событием всей жизни.

В который раз Драко захотелось стукнуться головой о ту самую стенку, которая отрезвляла.

Что за идиот мог подумать об этом?

Ну, он, например.

Но отрицать то, что Гермиона может побежать за своим бомжом, нельзя было.

Да, Драко после этого заставит Грейнджер принять трехчасовую ванну, прежде чем зайдет с ней в одно помещение.

И вероятность того, что гриффиндорка непременно “сдружится” с Уизли, как казалось Малфою, конечно же, в ущерб его самолюбию, была достаточно велика. Он почувствовал нарастающую в груди ярость.

Возможно, ему было бы легче осознавать это, если бы Грейнджер добивался равный ему соперник, но этот… Даже Поттер по сравнению с ним казался Аполлоном.

Боже мой, кто мог подумать, что вокруг грязнокровки будет крутиться столько мелких интрижек? Кто мог подумать, что она станет самой привлекательной девушкой на своем факультете?

Скажите эти вещи Драко еще пару лет назад, он бы покрыл вас трехслойным матом и послал бы куда подальше.

А ведь Гермиона и впрямь красивая. Черты лица гриффиндорки не были идеальными, как у Марии, а даже напротив: слегка угловатыми. Прямой тонкий нос, огромные глаза, четко очерченные брови, острый подбородок. Среднего роста, худенькая, даже чересчур, такая хрупкая и изящная. Она привлекала не размером груди и ярким макияжем, а какой-то непосредственностью и теплотой, которая преследовала девушку везде.

Драко тяжело вздохнул, в который раз осознав, что гриффиндорка занимала большую часть его мыслей. И, самое главное, он не пытался от них избавиться, как раньше. Он хотел разговаривать с ней, хотел предъявлять свои условия этой маленькой грязнокровке, чтобы та не смела поддерживать связь с кем-либо, кроме него.

Конечно, они не встречались и никогда не будут. Слишком велика пропасть между ним — Пожирателем смерти и ей — маглорожденной. Но Гермиона была его…

Кем?

Правильного слова парень подобрать не мог.

После их очередной ссоры, Малфой помчался в подземелья Слизерина, в надежде, что стены родного факультета помогут ему прийти в себя. Но проблем, навалившихся на Драко, было непосильно много, даже для человека намного старше и сильнее, чем аристократ. А говорить о том, чтобы хоть на секунду забыть обо всем этом дерьме было, как никогда, глупо и наивно. Нельзя забыть о том, что ты должен убить человека — даже на мгновение.

Парень с такой скоростью бежал по коридорам школы, будто бы за ним гналась Мантикора или еще что-нибудь похуже. Сердце стучало, как бешеное, дыхание участилось, а по виску стекали капельки пота.

Он летел в их гостиную, надеясь прийти раньше, чем Гермиона. Ноги переплетались, и, не смотря декабрьскую сырость, Малфою было жарко, словно на дворе стоял знойный июль.

Повороты, крутые лестницы — все проскальзывало мимо Драко, словно разноцветный вихрь. Он сбавил темп, лишь приблизившись к массивной двери.

Зайдя в помещение, парень обнаружил пустую комнату и открытую насквозь форточку.

Отдышавшись, слизеринец сел в кресло, обитое бежевой замшей. Он сжал кулаки, с любопытством рассматривая свой фамильный перстень.

Он всегда зачаровывал Драко. Искусная ручная работа, тонкое дорогое серебро и неограненный изумруд внушительных размеров, который словно светился изнутри. На секунду парень подумал, что кольцо выражает всю его сущность: сдержанный, холодный, немного грубоватый, но, все же, с душой внутри, которую надо уметь разглядеть. Но, в последнее время, Малфою казалось, что то самое свечение становится все более блеклым с каждым годом.

Раздались торопливые шаги, чей обладатель, судя по всему, пытался идти бесшумно, но безуспешно.

Через несколько секунд серые глаза с желтоватыми вкраплениями наткнулись на расширившиеся шоколадные.

— Господи… — пропищала девушка от испуга, подскочив на месте. Она явно не думала, что Драко уже вернулся и ждет ее.

— Я, конечно, понимаю, что невероятно красив, но до Господа мне далеко, Грейнджер, — протянул Малфой с кривоватой усмешкой.

Его лицо приобрело задорный вид, но кулаки по-прежнему были крепко сжаты. Он, скорее, играл с Гермионой перед тем, как хорошенько отругать, нежели блистал великолепным чувством юмора.

— Ну, и чего ты тут сидишь? — устало выдохнула девушка, потупив взгляд.

Она тяжело дышала, потому что набегалась. Честно говоря, с этим дежурством Гермиона решила покончить раньше, так как бродить по темным коридорам школы самой ее не слишком-то и радовало. Особенно после того, как одна картина истошно завопила, а потом оказалось, что дамочке этой приснился страшный сон, где она потеряла свою сумку.

— А ты мне что, запрещаешь? — вскинул брови парень, вставая на ноги.

Он холодно смотрел на нее. Стадия, когда староста запугивал гриффиндорку одним только взглядом, медленно проходила.

— Не смешно, — ответила она.

Ее брови слегка поднялись вверх.

И что это он собрался делать?

— А я и не смеюсь, — отчеканил он.

— Повторить вопрос еще раз? Зачем ты тут? — шикнула Гермиона, бросая в Драко злые взгляды.

Ее раздражало, что он, вместо того, чтобы выполнять задачу главного старосты, вообще отказался делать это, так еще и строил из себя не понятно что. Будто имел полномочия высказываться так.

— Надо поговорить.

Спокойно. Чересчур спокойно для Малфоя.

Он прямо стоял, внимательно смотря за тем, как дыхание девушки становится более равномерным, как лицо перестает быть красным после бега. Она медленно приходила в себя, хотя в голове еще крутился оглушительный визг картины.

— Мне не о чем с тобой разговаривать, — сказала гриффиндорка холодно.

Не собирается она иметь с Малфоем ничего общего, не после того, что он наговорил.

И хотела уйти в свою комнату, демонстративно хлопнув дверью. Но не получалось.

Стояла, как вкопанная, смотря в его серые, наполненные мыслями, глаза. Казалось, что каждую секунду его голову посещает новая идея, и парень бросается в разные стороны, ловя их все. Хотя на деле стоял так ровно, что, создавалось впечатление, даже буря не пошатнет его.

— Это тебе не о чем со мной разговаривать? — рыкнул Драко, яростно жестикулируя руками.

Злость вдруг ударила по сознанию, и хорошие помыслы быстро улетучились.

Не о чем? Это ей, блин, не о чем?

Она сказала это так, словно он сделал что-то ужасное, и прощения теперь от нее никогда не мог получить.

Словно, к примеру, у него было миллион других девушек, и Драко врал ей всю жизнь, говоря, что она — единственная на всем белом свете. И тут вдруг оказывается, что…