Несчастный случай (СИ)

Я проснулся в сидячем положении. Наверное, я вскочил от страха. Грохот за окном заставил меня испуганно вскрикнуть и накрыться одеялом. Спустя несколько секунд я приподнял одеяло и выглянул в образовавшуюся щелку.

В широкие окна били тяжелые капли дождя. Серое, пасмурное небо нависло над Кванджу, словно походный тент, на поверхности которого медленно скапливалась дождевая вода. Казалось, мягкие обрывки туч можно было выжать руками, если бы только кто-то смог дотянуться до небес. Я многозначительно шмыгнул носом и взглянул на электронные часы, стоящие на столе напротив моей кровати. Полседьмого вечера. Значит, Джин и Тэхен уже ушли на занятия по танцам и пребывали там достаточно долго. Я не очень сильно расстроился, потому как чувствовал себя совсем плохо. Дело было не только в физических болях. Меня будто мучило нехорошее предчувствие.

Дверь комнаты тихо распахнулась. Со мной дома осталась только мама. Ким Минсо работала на дому. Женщина была первоклассным переводчиком. Но переводила она отнюдь не художественные тексты. Моя вторая мать занималась адаптацией научных работ и технических инструкций для других языков. Я уважал ее работу.

Приемная мать принесла мне мой любимый горячий шоколад с булочками. Поставив чашку с блюдечком на стол, женщина присела на край моей кровати.

— У тебя, наверное, упадок сил. Так что кушай.

Я бессильно упал на плечо любимой родственницы.

— Спасибо…

Звук грома приближался, шумели кроны деревьев. Я прикрыл лицо рукой и тихо заплакал. Мама взволнованно посмотрела на меня.

— Малыш, тебе плохо?

Заботливая рука пригладила мои волосы.

— Мне приснился плохой сон, — ответил я. — Очень плохой.

Мать чуть развернулась ко мне, взяв меня за руку.

— Расскажи мне его, тебе станет легче.

Я замялся. Стоит ли говорить? Мама может сказать, что мне вовсе не стоило вспоминать подробности того рокового дня, когда я потерял свою родную семью. Однако я до сих пор вспоминал лицо обезумевшего мальчика из своего сна. Мальчика из второй машины.

Я шумно втянул в себя воздух и уже открыл рот, чтобы рассказать о своем сне приемной матери, но тут внизу хлопнула входная дверь.

— Ну наконец-то, — Ким Минсо отвлеклась и поднялась с моей кровати с обрадованным видом. Она подала мне чашку с горячим шоколадом, предупредив меня о том, что он скоро остынет, и поспешила спуститься на первый этаж квартиры. Дверь комнаты осталась приоткрытой и я мог слышать радостные возгласы, разносившиеся по просторному залу внизу.

— Да, вы сегодня невероятные молодцы! — Хвалил моих братьев отец. — Только мокрую одежду снимите, умоляю!

Я принял определенную позицию, из которой мог видеть что-то из происходящего на нижнем этаже. Я сразу узнал фигурку Тэхена. Да и как его можно было не узнать? Эта мелочь уже разделась и носилась по залу кругами. Джин осторожно поставил свою сумку с формой на пол и растрепал рукой свои волосы, медленно, с удовольствием запустив в них пальцы.

— Давно я с таким удовольствием не танцевал, честно. Этот танец гениален.

— Песня хорошая! — С готовностью подтвердил младший Ким, уже с нетерпением ожидая заслуженный ужин.

Мне стало очень интересно, о чем же они говорят. Я неспешно спустил ноги с постели, удерживая в руке чашку с напитком и стараясь попутно отхлебывать жидкий шоколад. Я продолжал вслушиваться в семейный разговор.

— Как Хосок себя чувствует? — Спросил у матери Джин.

— Уже лучше, только сны плохие снятся.

— Бедняжка, не мудрено. В такую-то грозу, — судя по звуку, отец откинулся на спинку поскрипывавшего стула.

— Он будет с нами кушать?

— Да, буду! — Я поднялся с постели, в один прием допивая шоколад, уже теплый. Нашарив ногой свои тапочки, скрывавшиеся под кроватью, и наскоро нацепив их, я поспешил на лестницу.

Мать варила в кастрюльке лапшу, Тэхен с Джином сторожили кушанье, словно два голодных щенка, а отец действительно расположился на стуле. Я придерживался за перила, вздрагивая от гулких раскатов грома, и старался спускаться быстрее.

Джин с трудом оторвал свой взгляд от еды и приблизился ко мне, приобнимая за плечи.

— Как ты, братишка?

Я очень не любил жаловаться. Поэтому я ответил, что все хорошо, поставил чашку на раковину и перевел тему разговора, усаживаясь на диван.

— Что за танец учите?

Тут неожиданно в темных глазах Джина загорелся огонек.

— Он очень классный. Серьезно.

Такое заявление даже заставило меня чуть-чуть позавидовать братьям где-то в глубине души. Я поводил руками в воздухе, пытаясь намекнуть Джину и Тэхену вполне очевидную вещь.

— Ну…покажите его, что ли?

Оба брата неуверенно уставились на меня, а я задорно захлопал ладонями по своим коленям.

— Давайте, я очень сильно хочу увидеть его, правда!

Увидев, что я повеселел, мои братья приободрились и приготовились к демонстрации нового проекта.

— Мы еще не очень хороши в этом…

— Давайте-давайте! — Тренер тоже начал с азартом подгонять ребят. Но мама загубила детскую самодеятельность в зародыше.

— Есть шагом марш, балеруны, — позвала женщина и начала сервировать стол.

Мальчики разочарованно вздохнули, и я тоже почувствовал себя обделенным прекрасным зрелищем. Но перечить матери не смел никто.

За ужином я почувствовал себя лучше, только дождливая погода нагоняла на всю семью сонливость. Наконец, прикончив свои порции и вымыв руки после еды, мы с Сокджином и Тэхеном поднялись к себе наверх. Джин, что меня очень удивило, даже не потребовал себе добавки. По дороге в нашу опочивальню он с важным видом объяснил мне столь необычное явление. Дескать, теперь он будет следить за своим питанием и ни в коем случае не станет переедать. Однако стоило старшему их детей этого дома увидеть на столе не съеденные мною булочки, так Джин сразу же позабыл о своем намерении держать свой аппетит под контролем. Тэхену оставалось только подтрунивать над неудачным началом его диеты.

Я же подошел к окну и окидывал взглядом открывавшийся из него пейзаж на город. Тучи все еще надували свои пухлые бока, переливаясь всеми оттенками черного и серого, словно нечестный человек, которого разоблачал следователь. Ну, знаете таких. Я знаю о них из интересных детективных книжек, которые любила читать моя мама. Такие люди то болезненно краснеют, то бледнеют, как полотно, а то и вовсе вдруг рассердятся, вздуется у них толстая вена на виске, а потом откидываются в ужасе на спинку стула, обливаясь потом… Тучи же обливались не потом, а дождем, но и то, и другое, по моему мнению, было не очень приятным.

И тут я вспомнил о танце, который мне обещали показать. Я обернулся к братьям. Тэхен пытался выучить стих к уроку, а Джин дожевывал мою булку.

Я кашлянул и сел на пол, глядя на своих сожителей.

— Вы ничего не забыли?

Джин смерил меня долгим взглядом, прежде чем сообразил, о чем я ему говорю.

— А, ты про танец, — старший сын в семье бодро поднялся и ловко перекинул мне свой телефон.

— Это еще зачем? — Почти ничто не сравнится с тем стрессом, который люди испытывают, пытаясь удержать от падения чужой телефон.

— Запишешь нас на видео, — Сокджин уже прихорашивался.

Я усмехнулся.

— Разве вы не записали танец в студии?

Тэхен уронил учебник себе на грудь.

— Еще нет.

— На вас не похоже.

— Мы хотим, чтобы ты был первым, кто увидит его, — развел руками Джин. — Считай это подарком.

Это и правда было таким хорошим подарком, что я сильно смутился. Я оперативно настроил камеру и разобрался с фокусом. Тэхен нашел на своем телефоне музыку и ребята встали в позиции. Я с нетерпением ждал, направив камеру на Джина и Тэхена.

Когда же я услышал песню, под которую решил ставить танец, я чуть не выронил телефон из рук. Нет, песня не была плохой. Она мне нравилась. Очень нравилась. Но потому она и приносила мне много боли.

Заслышав свою любимую песню с диска, который всегда лежал в мамином бардачке и который я так старательно упрашивал Давон вставить в магнитолу, я с настоящей ненавистью посмотрел на братьев через экран смартфона. Они так наслаждались своим танцем. Немудрено. Это самая лучшая песня на свете.