Стон (СИ)

Переход был так резок и нелогичен, что Шерлок непонимающе посмотрел на Садерса. Всё это время он не отрывал глаз от яркого пламени, весело и уютно пляшущего в камине, слушая голос, выносивший приговор человечеству обыденно и беспечно. Он понимал, что сегодня ему не будет пощады. Каждый жест Садерса, каким бы невозмутимым он ни казался на первый взгляд, говорил о крайней степени возбуждения.

Хищник уже прижался к земле, нетерпеливо ерзая брюхом, и был готов к нападению.

— Шерлок? Что с тобой? Ты потерял голос и слух? Я предложил перекусить — тебе понадобятся силы.

— У меня пропал аппетит, — тихо ответил Шерлок, бросая газету в огонь.

— Дело твое. Ужинать тебе вряд ли придется. Вскоре я намерен затрахать тебя до полного изнеможения.

В глазах Шерлока полыхнула ненависть, и Садерс вздрогнул как от ожога, но виду не подал и ослепительно улыбнулся.

— Не хочешь трахаться?

— Не хочу.

— Захочешь. Будешь кончать и хотеть ещё больше, ещё сильнее. Мне ли не знать…

— Стокгольмский синдром? * — усмехнулся Шерлок. — Сколько таких, как я, прошло через ваши руки, господин Рематус? Сколько любви вы получили через боль и страх? И сколько ненависти?

Садерс едва сдержал внезапно захлестнувшую его ярость. Он конечно не рассчитывал на покорность, но и презрения не ожидал. Ненависть возбуждала, разгоняла кровь, презрение же делало слабым. Он знал, что в словах Шерлока нет и доли правды, но все равно на одно мгновение почувствовал себя отвратительно жалким и… старым.

Ему потребовалась вся его выдержка, чтобы сохранить спокойствие и даже снисходительно улыбнуться.

— Мальчик мой, когда я возьму тебя, и ты узнаешь, как сладко кончать не в собственный потный кулак, а в сосущий рот, ты поймешь, что мне не надо кого-либо принуждать к любви.

— А я? Что, в таком случае, здесь делаю я?

— Ты первый. У каждого в жизни есть свой первый. Ты у меня, а я — у тебя… Я тебя принудил, ты покорился. Всё просто.

— Я не покорился! — гневно воскликнул Шерлок и сразу понял, как глупо выглядят и его порыв, и его патетический гнев.

— В самом деле? — Садерс продолжал глумиться, усугубляя унизительную слабость своего невольника. — Ну, если тебе так необходимо выглядеть в собственных глазах героем бульварного чтива — мятежником и борцом за свободу, бога ради. Ты хорош в любом случае.

Позади раздался негромкий шорох, но Садерс даже не обернулся. Ди молчаливой тенью скользил вокруг стола, накрывая к чаю. На сидящих у камина мужчин он ни разу не поднял глаз, но скулы его пылали, и заметно дрожали пальцы.

— Ди великолепен во всем. Это сокровище, поверь мне, мой мальчик, — безразлично проговорил Садерс. — Ловко управляется по дому, когда я выгоняю отсюда всех, чтобы не путались под ногами. И любит меня всем сердцем. Молод, красив, неглуп. Что ещё надо? — Он внимательно посмотрел на Шерлока. — Что надо мне — вот загадка…

Шерлок чувствовал себя совершенно разбитым. Два дня он почти ничего не ел и спал очень мало. И если в обычной ситуации он едва ли обратил бы на это внимание, особенно когда бывал чем-то сильно увлечен и заинтересован, то сейчас его тело, его разум настоятельно требовали пищи и отдыха. Но даже запах еды вызывал отвращение.

Ди незаметно исчез, и Садерс поднялся с кресла.

— Прошу к столу.

Шерлок нехотя встал и сел на предложенный стул.

— Поешь, сделай милость, — наклонился Садерс, легко касаясь губами его волос. — На тебя больно смотреть. Ди прекрасно готовит.

В голосе было столько неподдельной нежности и заботы, что Шерлок на минуту-другую расслабился. Его так вымотали бесконечные часы напряжения и тревоги! Каждая клеточка была наполнена адской усталостью. Он непроизвольно откинулся и закрыл глаза.

Нетерпеливые пальцы сразу же запорхали по доверчиво приоткрытой шее, поглаживая, лаская, и Шерлок мгновенно выпрямился, вновь превратившись в туго натянутую струну.

— А ведь тебе приятно… — раздался над ухом низкий, заметно дрогнувший голос. — Тебе было приятно. Зачем так упорно сопротивляться?

— Чему? — Шерлок окинул его ледяным взглядом, и Садерсу стало тоскливо и неуютно. Он запнулся и не стал продолжать. Уверенность и сарказм бесследно исчезли, мальчишеский задор пропал, и потухли победно сияющие глаза.

Он отошел от Шерлока и сел напротив, молча приступая к еде.

Больше Садерс не проронил ни слова, и угнетающая тишина била по нервам сильнее самого шумного многоголосья.

Хотелось лишь одного — уйти. Чтобы не видеть лица сидящего напротив мужчины, не слышать звуков. Слух Шерлока так обострился, что он слышал каждый сделанный Садом глоток, слышал медленное продвижение жидкости по его горлу, и этот булькающий звук целиком заполнял сознание. С маниакальной настойчивостью Шерлок считал глотки, и это сводило с ума.

Очень близок к тому, чтобы сломаться… Очень.

Ещё один глоток, и воля рассыплется в прах.

Так быстро и так легко?

Это было самое неожиданное открытие о себе самом.

Он никогда не считал себя сильным, не преувеличивал меру своей выносливости, но чтобы сдаться так быстро…

Это всё бессонная ночь. И тьма. И ветер. Заунывный шум дрожащего и стонущего под его порывами сада. Огромная чужая кровать, в которой так легко умереть. Охваченный страстью мужчина, парализующий ненасытным взглядом.

А теперь пятеро ни в чем не повинных людей.

И сколько их будет ещё?

Кровавое пиршество психопата.

А счет… А счет будет предъявлен ему, отупевшему от усталости и безысходности, готовому отдать не только тело, но и душу, только бы не слышать больше, только бы не знать.

Шерлок поднялся из-за стола и, не проронив ни слова, ушел.

*

Кровать была тщательно заправлена, многочисленные подушки картинно разбросаны по шелковому покрывалу.

Гламурный Ди был идеальной домохозяйкой.

Шерлок невесело усмехнулся.

— Ну что ж… — произнёс он вслух, присаживаясь на край постели.

Им овладело полное безразличие. Он не хотел возвращаться в Лондон. Он хотел только спать.

Уснул он мгновенно, едва отяжелевшая голова коснулась подушки, и спал весь вечер и всю ночь, ни разу не шелохнувшись, словно душа покинула тело, оставив одну только неподвижную оболочку.

И проснулся в объятиях Садерса.

Тот крепко спал, тесно прильнув обнаженным телом и прижавшись губами к плечу. Тонкая ткань рубашки от дыхания стала влажной, и это почему-то показалось Шерлоку самым ужасным. Будто его заклеймили и этими губами, и этим дыханием, навсегда запечатав в стенах ненавистного дома.

Садерс вхдохнул и открыл глаза. Встретившись с Шерлоком взглядом, он со стоном стиснул его руками, сделав объятие неразрывным и по-медвежьи могучим.

— Мальчик мой, — простонал он в укрытое локонами ухо, обдав жаром и похотью, — трахни меня. Трахни свого несчастного Рэма…

* Стокгольмский синдром — психологическое состояние, возникающее

при захвате заложников, когда заложники начинают симпатизировать захватчикам.

========== Глава 10 Двери ==========

Навалившееся тело было по-медвежьи тяжелым. Садерс обезумел мгновенно. Дрожа и извиваясь, он прижался к Шерлоку членом, беспорядочно касаясь лица, шеи, волос, вонзаясь пальцами в плечи — слишком долго он об этом мечтал.

— Посмотри, какой он большой, — хрипел Сад, протискивая руку Шерлока между телами, — какой горячий и мокрый… Потрогай его, Шерлок, потрогай… Господи Боже, да коснись ты меня хоть раз!

Запрокинув голову и до отказа вытянув шею с остро выпирающим кадыком, он издал придушенный рык, в котором не было ни одной человеческой нотки. Член дергался от сумасшедшей пульсации, и протяжно выдохнув, Садерс мощно толкнулся — раз, другой. Как запущенный механизм, он двигался в нарастающем темпе, и торжествующим крикам его не было видно конца…

Шерлок задыхался, пригвожденный к ненавистной кровати. Тело, словно ожившая глыба, было налито звериной силой, дышало зноем и источало острый мускусный запах. Скользкий от выделений член вбивался в ладонь всем своим весом, и не было возможности высвободиться или хотя бы выдернуть руку.