Стон (СИ)

Но приближаясь к разрядке, Садерс выскользнул из распухших губ, оттолкнув дышащее страстью лицо, и кончил, разбрызгивая сперму вокруг себя.

Он долго лежал, не открывая глаз и успокаивая рвущееся дыхание.

Ди боялся пошевелиться, боялся даже думать, лишь бы ещё немного на его кровати оставался тот, кого он так долго и трудно любит, тот, кто его не любит совсем и не любил никогда.

Наконец Садерс пошевелился и сел, устало опустив на колени руки.

— Позвони Санти. Прямо сейчас. Пятеро. Но не убивать. Чтобы завтра днем было во всех газетах. — Он медленно поднялся с кровати и посмотрел в ждущие, преданные глаза. — Прости, что не кончил в рот…

*

Садерс не помнил, где провел остаток этой ветреной ночи. Возможно, так и бродил по дому, снова и снова оказываясь у заветных дверей, открыть которые не было сил. Возможно, выходил в шумящий деревьями сад… Проснулся он в тайной комнате и долго рассматривал свой позорный трон, борясь с искушением ещё раз почувствовать внутри себя гладкий огромный фаллос и, забыв обо всем на свете, отдаться молчаливому суррогатному любовнику.

*

Он не хотел, чтобы Шерлок видел его таким, но ноги сами привели его в столовую.

Замирая от волшебного аромата волос, чувствуя, как готово разорваться сердце, Садерс точно знал, что этой ночью Шерлок отдаст ему себя добровольно.

========== Глава 9 Усталость ==========

После завтрака Садерс не появился ни разу, но его присутствие Шерлок чувствовал каждым натянутым нервом.

Тяжелое дыхание, крепкие руки и горячее прикосновение кожи… Шерлок сразу поверил в его любовь. Даже неискушенный в сердечных привязанностях, он услышал и муку, и боль, и страдание. Страсть не ломает душу, душу ломает любовь. Садерс его полюбил, и это было страшнее даже самого яростного влечения.

Маленький дом не был просто ловушкой, Шерлок задыхался в нем, будто похороненный заживо. Он ходил из угла в угол, меряя шагами столовую, которая казалась ему единственно безопасным местом. На этот раз мысль работала четко, но это лишь добавляло отчаяния.

Любовь — неиссякаемый источник проблем, Шерлок всегда был в этом уверен. Он сторонился её, как врага, прячущего под слащавой любезностью жгучую ненависть. Как ласкающегося, преданно льнущего хищника, готового в любую минуту вцепиться зубами в горло.

Любовь предавала, мучила, превращала в раба, затмевала разум.

Любовь Садерса была способна на самое худшее — она убивала, и делала это легко.

Входная дверь оставалась открытой, и это лишний раз убедило, насколько его противник уверен в собственной силе, и в том, что пленник его никуда не уйдет.

Путь открыт. Никто тебя не удерживает. Что же ты медлишь? Беги! Вслед тебе не помчится свирепая свора. Только никуда ты не побежишь, мой мальчик… Да и глупо бежать от Судьбы.

Ветер взъерошил волосы, пробрался под тонкую ткань рубашки, надувая её бесполезным парусом.

Шерлок вернулся в дом, плотно прикрыв за собою дверь. Спать хотелось смертельно. Глаза слезились, зевота одолевала, стучало в висках, и тело дрожало в ознобе. Но комната, в которой он провел полную муки ночь, вызывала в Шерлоке отвращение. Тонкие простыни, подушки, свечи… Свитое безумными руками гнездо.

Шерлок опустился в кресло и закрыл глаза.

Немного освежающего сна. Совсем немного. Иначе голова разорвется от боли…

*

…Его разбудило легкое прикосновение губ.

Он резко вскочил, но сильные руки прижались к плечам, вновь усаживая его на место.

— Успокойся. Ты спал, слегка приоткрыв рот, и устоять было невозможно. Твои губы созданы для поцелуев, ты это знаешь?

От утреннего измученного Садерса не осталось следа. Перед Шерлоком стоял обаятельный, сильный мужчина в идеально отглаженных брюках и светло-серой рубашке с засученными рукавами.

Свежий, улыбчивый, добродушный.

Но глаза оставались прежними — сумасшедшими, больными, полными жажды.

Только на этот раз они смотрели уверенно.

Что-то изменилось, что-то произошло, Шерлок это сразу почувствовал. Садерс предвкушал, растягивал удовольствие, медлил.

Тот, кто стоял перед Шерлоком, сияя насмешливым взглядом, не стал бы хрипло дышать, припадая к дверям. Он не медлил бы ни секунды.

Поцелуй был началом.

Шерлок хорошо понимал, что ему не вырваться, что если и существует выбор, то это выбор между тем, чтобы бороться до последней минуты, и тем, чтобы сдаться сразу. Но что-то подсказывало ему, что Садерсом всё предусмотрено, и выбирать уже не придется.

— Мальчик мой, ты неважно выглядишь. Я ужасный хозяин, надо это признать. Дорогой гость не ест, не спит… Неужели тебе здесь так плохо? — Он присел в стоящее рядом кресло и вытянул ноги к камину. — Люблю тепло. Тебе мой дом не кажется слишком… душным?

Он развлекался, наслаждаясь своей безграничной властью, своей уже наполовину одержанной победой.

Говорить не хотелось, не хотелось даже сопротивляться. Шерлок ненавидел себя за слабость и трусость — качества, которые не подозревал в себе до этого дня. Ещё там, на Бейкер-стрит, надо было решиться на противоборство. Пусть неравное, пусть заведомо обреченное на провал. Но не было бы сейчас мерзкого чувства, что не растерзанное тело молодого студента заставило его сесть в машину, а страх за собственную красивую шкуру.

Садерс закинул ногу на ногу, потирая ладони.

— Мерзну… Старею или волнуюсь, как ты считаешь? — Он плутовски улыбнулся. Молчание Шерлока не вызывало в нем раздражения, казалось, он находил удовольствие в собственной, не находящей отклика, болтовне. — Что забыл ты в пыльном и скучном Лондоне? Друзей у тебя нет, не считая двух-трёх полезных людей. Расстраиваешься из-за миссис Хадсон? Так она, слава богу, жива и здорова. Да и кто она тебе? Квартирная хозяйка. Случись с ней что-то ужасное, вряд ли ты будешь горевать о ней слишком долго. Надо подбросить дров… Поможешь? А впрочем, сиди. Я люблю сам добывать тепло. И добиваться. О чем я только что говорил? Здесь так хорошо, спокойно и тихо. А Лондон… Обстановка в Лондоне весьма неуютная — убедись в этом сам. Пресса не лжет, я полагаю. — Садерс грациозно скользнул к столу и, вернувшись, опустил газету на колени Шерлока. — Такие ужасы, — сокрушенно покачал он головой. — Куда только смотрит лондонская полиция?

По спине пробежал озноб. Внезапно окоченели и без того холодные пальцы, словно сидел Шерлок не в жарко натопленной комнате, а в промозглом сыром подвале. Он знал, что сейчас увидит собственный приговор, но все-таки нехотя взял пахнущие типографской краской листы. Отныне этот запах навсегда станет для Шерлока запахом безысходности.

«Пять бессмысленных избиений, произошедших одновременно в разных районах столицы, потрясли этим утром жителей Лондона. Полиция в тупике. Ни социальным положением, ни местом работы и проживания, ни образом жизни жертвы между собой не связаны. Пятеро молодых мужчин избиты с необъяснимой жестокостью. Двое из них всё ещё не пришли в сознание, и врачи не дают никаких гарантий. Трое, по медицинским прогнозам, находятся вне смертельной опасности, несмотря на тяжесть полученных травм, но о скором выздоровлении не может быть речи. Следствие ведется лучшими сотрудниками Скотланд-Ярда».

Лицо Шерлока заливала смертельная бледность — перед ним был игрок нечестный и беспощадный.

— Помнится, речь шла о… любви, — с трудом выдавил он, ненавидя само это слово, за которым скрывались лишь похоть и грязь.

Но Садерс не удивился.

— Да, я люблю тебя. Полюбил впервые и навсегда. Тебя что-то смущает? Шерлок, не напрягайся. Для тебя любовь только слово. А для меня… Конечно я тебя понял, мой мальчик. Рай, облака, сладкие грёзы… О, боже! Надеюсь, ты так не думаешь. Любовь — всего лишь частица того, кто любит. Для нищего — жалкие крохи от пресного пирога, для богатого — блестящая мишура. Для такого грязного безумца, как я, грязь и безумие. Всё просто. Я всегда беру то, что хочу, а способ достижения цели касается только меня. Надо убить — убью, не проблема. Одним ничтожным червяком больше, одним меньше — какая разница? Я давно уже не жалею людей. Они этого не стоят. Бог дал им в дар прекрасный, благоухающий дом, они превратили его в помойку. Кого мне жалеть? Очередную копошащуюся на этой помойке крысу? Ради того, чтобы ты задрожал в моих объятиях, я истреблю полчища этих крыс безжалостно, поверь мне. Что-то я много болтаю сегодня… Чай? Ланч мы пропустили, и ты, наверное, голоден. К чаю я приказал приготовить немного закусок. Ох уж это ваше печенье… Нет, ни за что!