The Beginning of the End (СИ)

Синухет замялся, даже покраснел.

- Я сказал, что ты пленница из северной страны за морем. Фараон ответил, что у него в гареме есть такие северянки, как ты, - что они холодны и унылы… и совсем не умеют развлечь мужчину!

Белла была так оскорблена, что только молча открыла и закрыла рот. Ее щеки залил жар.

- Что… Что он сказал?..

Синухет, казалось, понял, каково ей. Он улыбнулся наложнице и коснулся ее руки, точно разделял ее негодование.

- Я о тебе так не думаю, ты это знаешь.

Белла молча кивнула, отвернувшись от него. Она, конечно, знала, что она содержанка Синухета; но знала, вместе с тем, что в Та-Кемет это совсем не так постыдно, как в Англии ее времени. И вот впервые ее оценили как…

- Можно нам уйти? - спросила Белла шепотом.

- Да, - ответил Синухет с явным облегчением.

Они встали вдвоем и осторожно пробрались к дверям, ступая между раздавленных цветов и обходя опьяневших гостей. Стража свободно выпустила их; однако за дверями к царским гостям опять присоединился меджай.

Воин проводил их до дверей комнаты.

Там гостя и его женщину ждал Реннефер, а еще - молоденькая дворцовая служанка. Она поклонилась Белле, избегая глядеть ей в лицо.

- Я пришла позаботиться о госпоже.

Белла села на кожаный тюфяк, застеленный белой простыней, на котором им предстояло спать.

- Могу я увидеть сына?

- Это мне неизвестно, - ответила девушка ровным тоном и снова поклонилась. Потом выразительно взглянула на Реннефера, молча приказывая удалиться.

Служанка приготовила кувшин с водой и умывальный таз. Реннефер поспешно вышел, а Синухет отвернулся, чтобы не смущать Беллу, - он был погружен в свои невеселые думы.

Когда Белла умылась, переоделась ко сну и служанка готовилась унести использованную воду, Синухет попросил и ему принести умыться. Девушка едва кивнула. Было видно, что к ним здесь относятся не очень уважительно.

А, собственно, с чего бы к ним относиться иначе? Синухет для фараона - пока еще никто… И хорошо уже то, что не навлек на себя царскую немилость.

Когда они легли спать, так ничего и не узнав о сыне, Синухет привлек к себе Беллу, точно просил у нее утешения. Приник разгоряченным лицом к ее шее и прошептал:

- Фараон сказал, что мы можем уехать завтра… Сказал, что видит, как мне не терпится уехать в свою деревню, - египтянин усмехнулся.

Белла лихорадочно размышляла, что может ответить униженному любовнику.

- Я тоже хочу уехать! Здесь все враждебно нам… А фараон не доверяет тем, кто живет сам по себе, кого его око не видит.

- Он никому не доверяет, - сказал Синухет. Горько рассмеялся:

- И правильно.

Оба уже значительно успокоились.

Белла спрашивала себя, не захочет ли ее Синухет сейчас. Но в царском дворце, в этом враждебном месте, он был, по-видимому, совсем не расположен к любви. Египтянин заснул, обняв ее.

Наутро Реннефер, который спал у двери, - может быть, неосознанно или сознательно охраняя хозяев, - привел из гарема няньку с мальчиком. Увидев его рыжую голову, Белла осознала, насколько боялась, что у нее заберут сына.

Она бросилась к Сетеп-эн-Сетху и прижала к груди.

- Идем отсюда, - попросила она Синухета.

Им разрешили свободно выйти. Белла так торопилась, что даже не вспомнила, что голодна и что ребенок голоден. Только когда тот заплакал и потянул ее за юбку, Белла остановилась. Они стояли под внешней стеной, которую охраняли равнодушные стражники.

- Где носильщики? - спросила Белла.

- Они ждут Тамин, - ответил Синухет без улыбки. - Пойдем пешком.

Они отошли совсем недалеко по главной аллее, под обжигающими лучами, когда услышали окрик. Вздрогнув, гости фараона остановились и повернулись: их нагоняла певица Амона в своих носилках.

Вторые носилки несли рядом порожними. Тамин улыбалась.

- Довольны приемом его величества?

Белла смотрела на жрицу снизу вверх и не могла отделаться от чувства, что Тамин каким-то образом подстроила случившееся. Хотя Тамин не могла знать, как поведет себя Сети, - но наловчилась в придворной игре. И, уж конечно, она все знала о решении фараона.

- Садитесь, - Тамин приказала опустить носилки напротив Беллы, и та, ощущая сильную неловкость, забралась в них вместе с сыном. Синухет сел в другие.

Они поехали назад к Тамин, как будто это само собой разумелось. Впрочем, им уже недолго обременять ее. Белла не сомневалась, что теперь земля Уасета обжигает Синухету ноги.

- Мой отец вместе с другими остался о дворце. А приказ фараона сегодня скрепят печатью и доставят ко мне домой, - вдруг произнесла жрица. - Сети знает, что мы родственники.

Белла промолчала, не зная, что думать об этой благодетельнице. Сын опять заплакал, запросил пить, и Белла забыла обо всем остальном, уговаривая его.

Дома, когда о мальчике позаботились, взрослые после омовения сели завтракать. Тамин задержалась - ей, как жрице, нужно было побрить все тело.

Выйдя к остальным, она ела с наслаждением, поглядывая на Синухета и Беллу. А когда закончила и прополоскала в чаше с водой жирные пальцы, то сказала:

- Пока мужа нет, я распорядительница его дел в Уасете и ваших дел. Я могу показать вам ваш дом в Хамунаптре.

Синухет улыбнулся такому сомнительному благодеянию. Он был совсем не расположен смотреть на свою гробницу; однако сказал:

- Ты очень добра, госпожа певица Амона.

А Белла пришла в ужас и замотала головой, поняв, что ей предлагают. Когда англичанка услышала, что ее изображения сделаны на побеленной стене камеры, ей это представилось слишком живо. Ей показалось, будто кто-то уже похоронил здесь часть ее.

- Я не хочу!

Белла расплакалась, для нее это было слишком много. Тамин смотрела на чужеземку сочувственно и слегка насмешливо.

- Как желаешь. Мы ведь оставим ее здесь? - Тамин повернулась к Синухету.

- Конечно, - сумрачно ответил он.

Египтяне уехали днем, и отсутствовали до самого вечера. Приказ фараона доставили без них: Белла испугалась, когда Реннефер позвал ее принять царского посланника, но справилась с собой. Царский вестник оказался высокомерен, но немногословен, и ушел сразу же, как вручил папирус.

Белла долго с недоверием рассматривала документ, который закабалил ее сына. Прочитала, сколько хватило понятия, - она разобрала большую часть.

Теперь от этого не отделаешься. Тяжело вздохнув, англичанка примирилась с неизбежным.

Вернувшись на закате, Синухет был полон впечатлениями. Белла обрадовалась, что египтянин воздержался от рассказов. Он действительно был хорошим и чутким человеком.

Она показала ему приказ фараона - и на Синухета, в отличие от нее, это подействовало успокаивающе. Египтяне с великим почтением относились к письменным соглашениям.

На следующий день, переночевав у Тамин, они вернулись в храм Мут.

Синухет навестил сына в школе Амона - и забрал его с собой на каникулы. Белле показалось, что теперь Синухет боится и за участь своего старшего.

Вернувшись домой, они прожили больше полугода без всяких потрясений, пока госпоже Мути не настало время родить. Она страстно мечтала произвести на свет второго сына, и ей повезло. И она сама, и Синухет были счастливы.

Но совсем недолго. На девятый день мальчик, нареченный Мернептахом, заболел - а на двенадцатый, мечась в жару, умер. Ни искусство лекаря, ни хлопоты женщин дома не смогли ему помочь.

Впервые Белла увидела, как сокрушается древняя женщина. Жена Синухета рыдала и вопила, проклиная свою судьбу. А еще она призывала проклятия на голову чужеземки, обольстившей ее мужа… Мути была убеждена, что Белла сглазила ее дитя!

Синухет, сам в большом горе, едва смог образумить жену. Он не стал хуже относиться к Белле, но она понимала, что теперь ее положение в доме очень пошатнулось.

Теперь она стала порою с надеждой думать о Тамин. Вероятно, у жрицы Амона были какие-то планы на своих родственников, - должно быть, потому, что ее тревожило положение жрецов Амона в глазах царя.