Связанные (СИ)

Заминка случилась, когда уже собирались уходить, и Хицугая попросил счёт.

– Отдельно, – вставила свое слово Куросаки. Оба мужчины – и официант, и Тоширо – недоуменно уставились на девушку. – Раздельный счёт. По-дружески, – пояснила она и наивно захлопала ресничками, по-детски сложив руки на коленки аки пай-девочка.

Хицугая сделал глубокий вдох, закатил глаза и едва кивнул официанту, подтверждая слова спутницы. Куросаки довольно улыбнулась.

– Чего ты так вцепился в яойные духи?!

Хицугая покраснел и поставил флакон с голубой жидкостью на место.

– И вовсе не аойные*, – буркнул он, – они морские.

– Под цвет глаз, что ли? – фыркнула брюнетка. – Так расслабься, флакон никто не увидит. Посмотри на мир шире!

Она развела руки в стороны. Хицугая устало оглядел батарею флаконов-пробников.

– Тёплыми я уже пользовался, а теперь у меня новый имидж, белые волосы. И имя, между прочим, тоже начинается с "зимы".

– А фамилия начинается с "солнца"! – упорствовала Куросаки.

– И что? По-твоему, зимой солнца не бывает?

– Бывает. Но это не повод вонять, как взрыв на фабрике по производству зубной пасты и жевательной резинки!

Хицугая поперхнулся заготовленной фразой и уставился на неё глазами по полплошки.

– Ладно, – сдался он, – что предлагаешь?

– М? – Карин протянула другу крышечку с запахам.

– Нм, – возразил тот и подал ей другую: – М?

Очень содержательный разговор.

Наконец, остановились на двух вариантах: L'Eau d'Issey от Иссей Мияки и Mat Le Vert от Масаки Мацушима, одни – древесные, другие – фужерные, но оба тяготеющие к морским, как хотел Хицугая. Карин больше нравился Иссей пряностью кориандра, Тоширо не устраивало, что этот аромат менялся каждый год, если не сезон. Даже сейчас в магазине стоял с десяток фланкеров*, а достать классический было уже проблемой.

– Ну и что, – философски заметила Куросаки, – ты меняешься тоже каждый год – чем не повод.

Сам Тоширо склонялся ко второму варианту: лайм и арбуз давали свежесть, а зелёный чай – терпкость, но тут начинала возмущаться Карин, заявляя, что этот аромат слишком мягкий и вообще унисекс. Продавец-консультант прокомментировал выбор, заявив, что Мацушима был учеником и протеже Мияки, и предложил взять оба маленькими пробниками, чтобы посмотреть, как ароматы раскрываются. А уже потом, определившись, купить большой флакон.

Машину Хицугая оставил около парка по двум причинам: во-первых, чтобы не искать место у торгового центра, а во-вторых, можно сразу тащить девушку в парк, пройтись по тихим аллеям, провести с ней ещё немного времени, хотя день уже медленно подбирался к вечеру. Куросаки не сопротивлялась, хотя любопытство разыгралось не на шутку.

– Пойдём, покажу тебе одно место… – мягко произнёс мужчина, беря её за руку, и улыбнулся, увидев ещё робкую улыбку на лице Карин.

Они довольно быстро продвигались вглубь парка. Тоширо шёл на шаг впереди, ведя девушку следом и периодически оглядываясь. Карин отставала не потому, что за ним не поспевала, а потому, что вид отсюда ей нравился больше. Наконец, молодые люди вышли на небольшую огороженную площадку, находившуюся, казалось, на холме, с которого отрывался необыкновенный вид. Куросаки ахнула.

В долине, похожей на котловину, раскинулась деревенька, напоминающая поселения эпохи Эдо. Или первые районы Руконгая, который Куросаки тоже видела одним глазом, побывав на экскурсии в Обществе Душ, когда только стала синигами. Маленькие улочки, деревянные домики с деревянными настилами тротуаров, высокие пагоды и белые особняки знати, утопающие в цветущих деревьях, ухоженные сады с прудом и беседками и лес, обрамлявший деревеньку. И небо, голубое и бесконечное. И солнце, успевшее скрыться за деревьями, вызолотило редкие облака.

Карин ещё раз вдохнула полной грудью и повернулась к спутнику. Восторг в её глазах бальзамом пролился на сердце парня.

– Это… необыкновенно! – выдохнула она, вновь обернувшись к посёлку. – Я думала, этнические поселения есть только в Киото. Хотя… тут довольно пустынно? – Карин озадаченно взглянула на Хицугаю. Тот хрипло рассмеялся.

– Смотри внимательнее, – он повернул девушку к долине, вставая сзади и обнимая за талию, – видишь?

Куросаки мотнула головой, дыхание мужчины щекотало ухо.

– Это – миниатюра.

Глаза девушки поражённо расширились, и она подалась вперёд, силясь рассмотреть пейзаж. Несмотря на то, что площадку опоясывали невысокие перила, руки на её талии сжались сильнее, не позволяя кувыркнуться вниз. Действительно, текстура листвы деревьев и деревянных предметов была намного крупнее, чем если бы это был вид издали, но точность деталей впечатляли.

– А небо… – восхищённо прошептала Карин. – Где посреди города можно найти такой вид?

– Хм, небо здесь действительно потрясающее, – Хицугая потёрся щекой о черноволосую макушку. Детский и чистый восторг Куросаки рождал в нём неиспытываемое доселе чувство безграничной нежности. В памяти всплыло собственное детство, когда они с семьёй часто выезжали в домик в горах недалеко от Ацуги, где они жили в то время. Вид сверху на городок, кажущийся таким крошечным, и бескрайнее небо, которое так потрясало маленького Тоширо раз за разом. – Навевает воспоминания. Хотя, здесь небо – это голографическая проекция с камер, установленных вон там…

– Что ты сказал? – Карин резко повернулась, а поскольку Тоширо был выше и стоял впритык, ей пришлось задрать голову, чтобы увидеть его глаза. Но смотреть так всё равно было неудобно, и её взгляд, то и дело соскальзывал на губы. "Хотелось бы попробовать", – мелькнула в голове брюнетки неуместная мысль.

– Голограмма, говорю. Изображение передаётся в компьютер, слегка обрабатывается, а потом выводится на несколько голографических проекторов под площадкой, – блондин демонстративно потопал ногой, показывая, где те расположены.

– Ага, – упавшим голосом протянула девушка. – Но я не об этом. Хицугая, а ты мне ничего сказать не хочешь? – резко потребовала она.

Тоширо замер с широко раскрытыми глазами. Нет, сказать не хотел. Точнее, хотел, но не сейчас, поскольку считал это несколько преждевременным. А, впрочем, какая разница, если она уже догадалась. Вон, смотрит на него с какой-то обидой и отчаянной решимостью. Да и на его памяти она впервые назвала его по фамилии, что вряд ли есть хорошо. Ладно, сама напросилась.

– Карин, я… – он сделал глубокий вдох, – люблю тебя.

Обида перешла в апофигей и сопроводилась отвалившейся челюстью. Поскольку девушка впала в прострацию, Тоширо наклонился и поцеловал её, вкладывая в это действие всю нежность и жажду, которые испытывал. Сначала он легко коснулся губ девушки, позволяя ей отстраниться в случае чего. Потом его правая ладонь легла на шею брюнетки, при этом указательный палец находился под мочкой уха, а большой чуть поглаживал щёчку, поцелуй стал более тягучим, жарким.

"Попробовала?" – возникла ехидная мысль на задворках сознания, и Куросаки подалась вперёд.

Мужчина внутренне расслабился, когда почувствовал, что Карин начала отвечать. Осмелев, Тоширо притянул её ближе за талию и голову, углубив поцелуй, та, в свою очередь, прильнула к беловолосому, едва касаясь пальцами его лица.

Пропуская его язык вглубь рта, Карин инстинктивно напряглась. Предыдущий опыт французских поцелуев приятным назвать было нельзя, но расстраивать Тоширо она не хотела. Однако, к её удивлению, оказалось не так страшно. Все действия мужчины были приятны до дрожи, а его язык во рту брюнетки вызвал чувство наполненного удовлетворения и правильности происходящего.

"Хочу", – билось пульсом в висках девушки. Как ни странно, именно эта мысль вернула Куросаки с небес на землю. Она с внезапной ясностью поняла, что "хочу" и "люблю" – это принципиально разные понятия, а так играть с чувствами друга она просто не имеет права. Поэтому стоит засунуть свои гормонально-эгоистичные желания куда подальше, пока это не принесло большей боли, чем может сейчас.