My December (СИ)

Однако девушке в руки упал маленький свиток, написанный быстрым и корявым почерком.

Ее сердце ушло в пятки — неужели мама, наконец, написала ответное послание? Она дрожащими руками держала маленький листик, не решаясь открыть его.

А если с отцом что-то случилось? Ему стало хуже? Или, быть может, он умер?..

Гермиона мгновенно разорвала конверт и стала читать письмо, чувствуя, как кровь приливает в голове. Пальцы тряслись, покачивая лист из стороны в сторону, не давая глазам сфокусировать на тексте.

С пару минут она читала его, перечитывала и тонула в написанных словах. Смотрела на друзей так радостно, преданно, что даже самое черствое сердце дрогнуло бы от такой искренной улыбки.

— Что там? — спросил Гарри, который только отошел от смеха. Улыбка все еще не сошла с его лица — уголки губ были подняты вверх. Его явно забавляло наблюдать за неудачными попытками Рона преуспеть в своих “начинаниях”.

Девушка хихикнула, прижимая лист к груди. А затем, посмотрев на Рона, налетела на него, прижимая к себе — как же счастлива она была. И всякие мелочи не имели никакого значения. Было так приятно — просто обнимать друга, не думая от трудностях.

Ведь она была так счастлива!

Так безумно-одурманенно-прекрасно!

Позади послышался свист Фреда и смешок Джорджа, но Гермиона даже не услышала этого — в ее голове голосом матери крутились те строчки, что она прочла.

Когда гриффиндорка отстранилась от парня, она увидела, что и в его руках есть письмо, и, поддавшись внезапной радости, староста перечитала свое еще раз.

“Здравствуй, доченька.

Прости, что долго не отвечала — очень много дел. Приходится ходить на работу, так как лекарства и лечение очень дорогие.

С папой все еще плохо, он — в реанимации. Но, если сравнивать с тем, что должно было быть, отец идет на улучшение. Рад, что ты позаботилась о нем.

К бабушке поехать не получится, извини. Береги себя, мы тебя любим.

Мама”.

Все предположения девушки оказались неверными: родители не обвиняли ее и не обижались, а, кажется, наоборот, хотели поддержать. Да и с папой ситуация улучшилась, мама, вроде как, пришла в себя. Оставалось надеяться на то, что в скором времени все вернется в свое русло, пусть и вместо ног у отца будут стоять искусственные. Это не имело никакого значения, главное, что он жив, а Гермиона будет любить его любым.

Выражение лица Драко стало еще более озлобленным. С каких это пор Грейнджер лезет у всех на виду к этому нищеброду? Или это у них такие признаки дружбы появились? Внезапно проснулись?

Он глянул на Страцкого — тот выглядел раздосадовано. Сидел, понурив голову, смотря куда-то себе под ноги. Мысль о том, что этот уродец теряет Гермиону с каждым днем, заставила Малфоя озариться улыбкой, но моментально скрыть ее — как только он увидел взгляд Пэнси, направленный на него.

— Ты чего? — спросила она, окончательно сбитая с толку.

— Ничего, — ответил он, придавая голосу холод.

Почти все ученики собрались в зале, занимая места. Многие уже поели и теперь читали свои письма, делясь посланиями родителей с друзьями.

Было время, когда мать почти каждый день писала ему. И в добавок присылала сладости, подарки, одежду, если нужно было. Сейчас же, за месяц, он не получил ни одного слова, написанного ей — даже намека. Ладно бы не оповещала она о своем состоянии, так отец молчал, зная, что сын волнуется. Кажется, его это совсем не интересовало — у него были дела поважнее. Ну конечно, он же такой занятой. Написать хотя бы пару строк — отнимает бесконечное количество времени. И как Драко не подумал об этом?

Вдруг раздался крик с другого стола, и парень моментально пришел в себя. Даже подскочил на месте, поняв, что голос принадлежал грязнокровке. Но, как оказалось, ничего страшного не произошло.

Он матернулся про себя, занимая прошлое положение. Изобразив гримасу безразличия, он осмотрел Гриффиндор.

Она все так же сидела за столом, только теперь изумленными глазами смотрела на Гойла — тот горой возвышался над ней и Уизли. В его руках находилось небольших размеров письмо, и тупой взор был устремлен на бумагу.

— Прочти нам, что там мамочка пишет своему сыночку! — закричал кто-то из Слизерина.

Драко повернул голову в том направления, но так и не смог понять, кому принадлежал этот голос — он вслушивался в текст.

— Дорогой Рон, — начал Гойл театральным голосом, изображая тембр женщины. В зале повисла тишина — только слова парня отражались от стен. — Вчера Джинни оповестила меня о таком важном,.. — он помедлил, приближая лист к глазам. Наверное, не мог прочесть неизвестное слово.

Уизли, чье письмо и пытались озвучить, сидел понуро, с отсутствующим видом. Слишком обреченно, словно давняя тайна станет известна на весь Хогвартс. Гермиона же, наоборот, была вся красной, будто пыталась побороть в себе желание залепить пощечину слизеринцу.

С чего вдруг этому имбицилу понадобилось читать письмо, адресованное Рону? Никогда не трогали, а тут вдруг на те вам — заинтересовались.

Так же она не понимала, почему Уизли ничего не делал с этим —лишь изучал свои ботинки.

— Важном событии, на которое ты долго не мог решиться, — продолжил громила, отступая назад — Рон, наконец, проснулся и поднялся на ноги. — Ты стал настоящим мужчиной! — он хотел закончить, но охи и ахи со столов факультетов перекрыли его последнюю фразу. А затем произошло то, чего случится за этим завтраком не должно было — драка.

Уизли, решивший, наверное, что никому не следует знать, о чем все-таки говорила его мать, набросился с кулаками на чтеца, хорошо зарядив ему в лицо. Вначале Гойл опешил, выронив на пол письмо, а затем, будто очнувшись, повалил рыжеволосого на пол и стал так лупасить, что волна страха прошлась по рядам, отзываясь приглушенными вскриками.

Гермиона, которая до этого перебывала в состоянии ступора, с визгами накинулась на громилу, пытаясь оттащить его от своего друга. Ее одной оказалось мало, поэтому гриффиндорцы пришли на помощь — теперь все дружно оттягивали достаточно крупного паренька от красного Рона.

Когда им удалось это сделать, кто-то из Слизерина подбежал к вражескому столу и увел Гойла, который продолжал махать руками. Уизли же пришлось поднимать с пола — сам он этого сделать не мог. Пришлось так же дать стакан воды и поинтересоваться, не нужно ли идти к мадам Помфри?

В зале продолжалась странная суматоха — все кружили вокруг учеников Гриффиндора, кто зачем. Одни помогали Рону, спрашивали что-то, но большая часть была в поисках того самого письма, словно написанное было крайней важности для них. И самой успешной оказалась Мария — она победоносно держала бумагу в руках с ликованием на лице.

— Эй! — задорно крикнула она, позабыв о боле в плече. Все взгляды устремились сначала на нее, а потом на руку, в которой и было письмо. — Хотите узнать конец?

Началась неразбериха, все кричали что-то свое. Понадобилась бы помощь учителей, чтобы утихомирить студентов, однако те находились на каком-то срочном собрании у Амбридж, и дети были сами на огромном этаже.

— Сядьте! — закричала она, пытаясь перекричать всех. — Сядьте на места!

Толкучка пришла в действие: они спешили вернуться за свой стол, чтобы услышать концовку. Хотя было непонятно, почему она так заинтересовала их. Одними, кто оставались равнодушными, были пуффендуйцы — кажется, те вообще не могли сообразить, в чем было дело.

— Или я не прочту! — продолжала возмущаться девушка. Она пробралась сквозь толпу к Ленни и залезла на лавочку с ногами — теперь когтевранка возвышалась над всеми, размахивая рукой. — Займите же места!

Страцкий лишь тяжело вздыхал, наблюдая за азартом сестры — такое поведение было свойственно ей. Не потому, что письмо парня, которого она и недели не знает, заинтересовало ее, а потому что так она оказывалась в центре внимания вновь.

Рон выглядел плохо: на лице красовалось кровавое пятно, которое каплями струилось из носа. Его лицо стало красным, а глаза ненавистно смотрели в сторону Гойла, который отвечал парню тем же. Он держал руки в кулаках, пыхтя про себя что-то.