Свободная вакансия (СИ)

Помните Тобиаса Баджа? Я вот помню. Вы пришли в его магазин, чтобы купить струны для клавикорда, но вы понятия не имели, что в этот момент я сидел у него в подвале, истекая кровью, и вы буквально спасли мне жизнь своим появлением.

Кажется, у жизни чувство юмора прямо как у вас. Жестокое и для своих.

Я не боюсь быть раскрытым, насколько я знаю Джека, он никогда к вам не придет. Вы будете только мучить его и отправите обратно ни с чем. Он это знает. Вы это знаете. И даже если вы раскроете мое имя, вам это ничем не поможет. Уже. Я покончил с прошлой жизнью, можете меня поздравить.

Вы знаете, почему я все же написал. О, вы отлично знаете, и, могу поклясться, первое время вас это бесило не меньше, чем меня. Что это за всеобъемлющий голод, который можно утешить лишь одним добрым словом? Вы воззвали ко мне не менее отчаянно, чем я взывал к вам.

И я все еще понятия не имею, что с этим делать. Можем подумать вместе.

С уважением,

ваш друг.

П.С. Ответ можете отправить в университет Северной Дакоты на имя Абигейл Хоббс. Но только на этот раз.

29 сентября 1981 год

— Зачем ты это делаешь?

Уилл откусил яблоко и поднял голову от газеты. Он сидел на пластиковом стуле возле камеры Питера, ожидая, пока тот побреется. В блоке для особо опасных бритье позволялось заключенным два раза в неделю, душ — один раз.

— О чем ты?

Питер по-птичьи моргнул, в глазах отразилось любопытство напополам со страхом. Пена на подбородке белыми линиями стекала на шею, он махнул рукой вокруг.

— Это.

— Тебе придется быть конкретнее, — Уилл улыбнулся, прекрасно зная, о чем тот говорил, но не собираясь помогать. Он и сам когда-то был на его месте, ступая по зыбкой дорожке социализации, и жалость всегда бесила его больше всего.

— Почему ты со мной добр?

— Потому что ты того заслуживаешь.

— Я убийца.

— Да? Ты уверен?

Питер открыл и закрыл рот, явно запутавшись.

— А ты нет?

— Я думаю, — Уилл откусил яблоко и прожевал, подбирая слова, — что тебе очень не повезло с друзьями.

— Я… я не понимаю, о чем ты. — Питер отвернулся, отложив бритву на ободок раковины, и обнял себя двумя руками.

— Понимаешь.

Уилл пересел вместе со стулом чуть правее, спрятавшись за стеной, чтобы дать Питеру иллюзию уединения. Удерживая яблоко в руке, он откинул голову назад и закрыл глаза.

— Он был единственным, кто не смеялся над тобой. Кто принимал тебя таким, какой ты есть, и не просил ради него измениться. Он был опасен, но не по отношению к тебе. Никогда. Но и закрывать глаза на то, что он творит ужасные, жестокие вещи, ты не смог. Ты пытался предупредить, но никто тебе не поверил.

Ответом ему было молчание, лишь противно звенела лампа на потолке, закрытая решеткой. Лектера в своей камере не было, Чилтон вызвал его в общую допросную, так что у него был шанс поговорить с Питером по душам, не боясь себя раскрыть.

— Как его зовут?

— Кого? — испуганно проблеял Питер, по звуку уронив бритву в раковину.

— Твоего нового друга. Животные намного честнее людей, не находишь? Всегда предпочитал их компанию.

— Кевин, — ответил тот после небольшой паузы.

— Здесь запрещено иметь животных. Если кто-нибудь узнает, то они заберут его у тебя.

— Ты ведь не скажешь?

Уловив новую волну страха, Уилл открыл глаза и улыбнулся пустой камере напротив.

— Нет. Ведь я тоже твой друг. Друзья так не поступают.

— С-спасибо.

— Друзья не предают, не вешают друг на друга собственные убийства, не оставляют гнить в тюрьме. Кларк Ингрэм не твой друг, Питер. Ты ведь это понимаешь?

Голос из камеры можно было принять за шепот умирающего:

— Д-да.

— Ты ненавидишь его?

Раздался тихий вздох.

— Да.

— Куда он отправился?

— Я не…

— Друзья не врут друг другу, Питер. Я не врал тебе, а ты? Ты можешь сказать мне. Он приходил, не так ли? Перед тем как уехать. Не мог не прийти. Он любит риск, но риск строго рассчитанный.

— Он сказал, что поедет в Ричмонд под именем Джорджа Стокфилда.

— Спасибо, Питер. — Уилл снова откусил яблоко.

Когда Лектера вернули в камеру, Уилл уже сидел за монитором с чашкой кофе. Тележка, к которой тот был привязан, проехала мимо поста, он проводил ее взглядом и, стоило Барни скрыться дальше по коридору, нашел на мониторе изображение с его камеры.

Барни был осторожен. Судя по движению губ, они обменялись несколькими фразами, после чего огромный санитар завез доктора внутрь стеклянной камеры и отстегнул широкие ремни. Лектер с удивительной грацией спустился со ступеньки, несмотря на связанные за спиной руки и маску-намордник. Плененный, но не сломленный.

Уилл позволил себе слабую улыбку.

Как великан Тифон о драконьи сто головах и огненных глазах. Отец чудовищ, угрожавших человечеству. Низвергнутый в Тартар, но и поныне, стоит ему пошевелиться, как происходят землетрясения и дуют знойные ветры.

Барни вышел из камеры, забрав смирительную рубашку. Наручники он снял с Лектера через отверстия в стекле, после чего доктор оставил маску в ящике для передач и вернулся за стол, как будто все эти предосторожности были его обычной рутиной.

На столе его ждали несколько писем. Каждое из них было вскрыто, проверено, прочитано до адресата на поиск острых предметов или неподходящего содержания. И одно дело — догадываться, и совершенно другое — видеть. Уилл сжал ручку кружки, чувствуя себя липким и грязным.

Кто-то читал его признания. Не кто-то, а Чилтон — исправил себя он. Уилла спасла масса других фанатских признаний, повторяющих одно и то же. Как он был им благодарен сейчас, наблюдая за тем, как Лектер сортирует конверты в разные стопки. Те редкие, что удостаивались прочтения, еще несколько минут оставались в его руке. Лектер покачивал ими возле лица, вдыхая запах, а затем убирал обратно в конверты. Медленно и методично. Не сгибая ни одного уголка, относясь к бумаге осторожно, деликатно и с заботой.

Уилл всматривался в его спокойное, умиротворенное лицо, и только потому уловил — всего на несколько секунд доктор снова оглядел письма перед собой, поджал губы и прикрыл глаза в едва заметном недовольстве. Может, ему показалось, но Уилл почему-то ощутил тянущую тоску.

Обычное проявление эмоций для любого человека не означало ничего, но для Лектера, обладающего феноменальным самоконтролем, даже эта трещина в фасаде его безразличия была невероятным событием. Насколько этот фасад останется незыблемым, если Уилл скажет ему… если признается…

— Хорошо, что нашел с ним общий язык. — Барни вернулся на пост и тоже налил себе кофе.

— Он что-то сказал про меня?

— О докторе Чилтоне. Что даже санитары больше понимают в психологии, чем он. Они не очень друг друга любят.

— Я заметил, — Уилл спрятал улыбку за кружкой. — И давно они на ножах?

— С самого начала. Я не знал доктора Лектера до его заточения, но доктор Чилтон — да. Я слышал, он ему во всем подражал.

— Хорошо, что он не стал подражать вкусам доктора в еде.

Барни хохотнул и сел рядом.

— Да уж, хорошо.

— Что-то его зачастили вызывать.

— ФБР хотят встречи с Лектером, но мимо доктора Чилтона им не пройти. Он как Цербер у врат.

— Ему, наверное, это нравится. Что они его упрашивают. — Барни пожал плечами. — А что доктор Лектер?

— Даже если объявился новый маньяк, даже если умирают люди, ему все равно. Он будет издеваться над ФБР столько, сколько захочет, и в конце может оставить их ни с чем. Доктор Лектер уже так делал, с Зубной Феей, когда натравил его на Мириам Ласс. Она часто сюда приходила, мне даже казалось, что она ему нравится.

— Она его чем-то обидела?

— Она его поймала.

— Ты имеешь в виду, он злопамятный?

Барни снова пожал плечами.

— Мне так не кажется. Думаю, ему просто хотелось посмотреть, что произойдет.

— Но Зубная Фея исчез, я читал об этом. Ни тела, ни улик, ни новых убийств.

— А ты слышал про прокурора по делу Лектера, которого убили в собственном доме? А следом за ним судья, найденный в здании суда с вытащенными наружу мозгами. Я думаю, — Барни понизил голос, — что у доктора есть поклонник. Не удивлюсь, что он сдал ему Зубную Фею, как только ему наскучило.