К далеким берегам

На другой день морские офицеры с утра надели парадные суконные мундиры и черные треугольные форменные шляпы, ожидая приезда обер-баниесов. Но прошло полдня, и, кроме сторожевых лодок, стоящих вокруг корабля, не показывалось ни одно японское судно. День был солнечный, и в суконных мундирах, плотно облегавших тело, морякам скоро стало очень жарко.

От жары и долгого ожидания время шло с томительной медленностью. Русские моряки начали говорить о японцах с досадой.

Наконец к кораблю подошла большая лодка. Она привезла мешок риса, овощи, свежую рыбу, кур и уток.

— Вы говорили, что вам нужны свежие припасы для команды. Дан приказ доставлять их каждый день, — сказал капитану переводчик, сопровождавший лодку.

А когда Крузенштерн заговорил о плате, переводчик уклонился от ответа, заявив, что об этом не знает ничего.

Потом показалось вчерашнее крытое японское судно, расцвеченное флагами, в сопровождении множества лодок. Один из приезжавших вчера обер-баниосов поднялся на палубу вместе с новым важным посетителем, оказавшимся «оттоною», или городским головою Нагасаки.

Когда Крузенштерн обратился к ним с приветствием, переводчик слегка коснулся его спины, давая понять, что надо склониться к полу, говоря с обер-баниосом.

Капитан взглянул на переводчика через плечо так, что тот сразу молча отступил на несколько шагов.

Обер-баниос заявил, что губернатор согласен оставить шпаги офицерам и временно позволяет не отбирать ружья у восьми солдат из почетной стражи посланника. А все остальное оружие надо переписать и теперь же свезти на берег, чтобы «Надежда» сегодня могла итти к Нагасаки.

Несколько японских чиновников стали с величайшей тщательностью пересчитывать и записывать оружие, а их подчиненные бережно запаковывали в ящики снаряды, ружья, сабли, чтобы свезти на берег.

Высокопоставленные гости не принимали участия в этой работе. Они снова прошли в каюту посланника и опять начали задавать вопрос за вопросом.

А голландские капитаны, которым разрешили в последний раз посетить русский корабль, рассказывали Крузенштерну об опасностях, пережитых ими во время долгого плавания к Японии.

Резанов достал небольшой глобус и показал на нем японцам, как много места занимает Россия. Старенький обер-баниос долго

вертел в руках глобус, стараясь что-то на нем отыскать, и наконец спросил через переводчика:

— А где же Япония?

Резанов показал очертания земли, такой маленькой, что пришлось дать обер-баниосу очки, без которых он не мог рассмотреть изображение.

«Он очень обрадовался, увидав свою Японию, и, улыбаясь, указывал на нее пальцем, повторяя «Япон, Япон», писал потом Шемелин, присутствовавший при этом разговоре.

Но когда посланник предложил взять очки в подарок, обер-баниос решительно отказался. Ни он, ни его спутники никаких подношений не желали брать, решительно заявив, что это запрещено законом.

Через три часа сдача оружия была закончена. Попутного ветра не было, но оказалось, что можно и не поднимать паруса. Шестьдесят японских лодок, выстроившись в несколько рядов, прикрепились к кораблю длинными тонкими канатами.

Потом на всех лодках раздался один и тот же напев, с короткими странными выкриками через равные промежутки. Все весла разом погрузились в воду, а затем стали подниматься и опускаться в такт пению.

«Они гребли с удивительным умением. Ни одна лодка не нарушала прямую линию ряда», писал потом Крузенштерн.

Через час корабль подвели к маленькому каменному, высоко поднимавшемуся над морем островку, который японцы называли Танобоко, а голландцы — Папенберг. Он находился недалеко от берега, у входа в Нагасакскую гавань. Лодки вдруг остановились.

— Вам придется стать на якорь здесь, — объявил один из переводчиков Крузенштерну.

— Ведь нам же заявили, что, сдав оружие, мы войдем в гавань, — сказал капитан.

— Скоро в Нагасаки приедет новый губернатор. Если он даст позволение, вас впустят в гавань. А остров Папенберг высок, и ваш корабль, став за ним, будет защищен от ветров, как стеною, — ответил переводчик.

Пятьдесят лодок стали кольцом вокруг «Надежды».

— Японцы попросту нас обманули. Они весьма учтивы, но доверять им, видимо, нельзя. Мы отдали оружие, чтобы войти в гавань, а они стерегут нас, как пленных, у какого-то островка! — с возмущением говорил Резанов.

Посланник выразил недовольство переводчикам. Они попреж-нему только очень вежливо кланялись в ответ и любезно говорили, что губернатор рассмотрит все пожелания.

Потом медленно потянулись долгие дни ожидания.

По утрам к кораблю подплывала большая лодка. Из нее выгружали свежую рыбу, овощи, рис и иногда добавляли фрукты, морских раков, уток или кур. Днем или перед вечером со стороны Нагасаки часто появлялись лодки, проплывавшие недалеко от «Надежды». Нетрудно было догадаться, что японцы устраивают прогулки, желая увидеть русское судно. Раз мимо «Надежды» проплыла большая лодка, в которой было очень много мальчиков от десяти до четырнадцати лет.

— Должно быть, привезли целую школу посмотреть на нас, — говорили моряки.

В другой раз невдалеке проплыла большая лодка е весело болтавшими женщинами и девушками, которые, судя по нарядным шелковым одеждам, принадлежали к богатым семьям. Они с нескрываемым любопытством старались разглядеть русских моряков. Многие женщины были миловидны, но когда они улыбались, нередко вдруг открывались два ряда совершенно черных зубов.

— Это значит, что они замужем. Выходя замуж, японки покрывают свои белые зубы несмываемой черной краской, — сказал Крузенштерн, читавший об этом обычае в книгах Тунберга и Кемпфера.

А однажды мимо корабля прошло великолепно украшенное разноцветными шелковыми тканями большое гребное судно, с которого доносилась громкая музыка.

— Это судно принадлежит принцу Физен, родственнику самого императора, — объяснили на другой день переводчики, приехавшие из Нагасаки.

Переводчики под разными предлогами посещали русских довольно часто. Они попрежнему были в высшей степени учтивы и любознательны: спрашивали русские названия разных предметов, задавали вопросы из области медицины и географии. Точно невзначай, они старались получить сведения о России, ее величине, промышленности и торговле. А потом что-то записывали в маленьких книжечках.

Посланник Резанов и его спутники понимали, что переводчики часто спрашивают их о русской земле неспроста, но охотно отвечали на эти вопросы, давая понять японцам, как сильна и обширна Россия.

Резанов не раз говорил при этом, что очень удивлен и недоволен тем положением, в которое попало русское посольство. Он не раз высказывал неудовольствие переводчикам.

— Нас держат здесь, как в плену. Вместо того чтобы препроводить посольство в столицу с надлежащим почетом, не решаются даже впустить наш корабль в гавань Нагасаки, — говорил посланник.

— Сторожевые суда, стоящие вокруг российского корабля, — не что иное, как почетный караул, поставленный в знак уважения. А если бы ваш корабль вошел в гавань, ему пришлось бы стоять вместе с простыми торговыми судами. Это было бы унизительно для флага Российской империи, — с изысканной вежливостью отвечали переводчики.

— Почему же нам, точно пленным, не позволяют далее сойти на берег? — спрашивал Резанов.

— Губернатор очень огорчен, что не может самовольно отступить от закона, запрещающего впускать в Японию иностранцев. Он послал курьера в Иедо, чтобы получить указания, как должен поступить, — говорили переводчики, приятно улыбаясь.

Прошло две недели с тех пор, как «Надежде» пришлось стать на якорь у острова Папенберг.

Резанов решительно заявил, что длительное непрерывное пребывание на корабле начинает вредно отражаться на его здоровье. Губернатор ответил через переводчика, что из уважения к российскому посланнику решается отвести на берегу место для его прогулок.

На другой день с корабля увидали, как на берегу расчищают небольшую площадку и огораживают ее высоким забором из бамбука. Потом несколько десятков плотников н столяров начали строить и отделывать на ней какой-то маленький домик. К немалому удивлению русских моряков, он был совершенно закончен в два-три дня.