К далеким берегам

— Правительство Японии благодарит за возвращение японских подданных. Оно не отказывается их принять, но заявляет, что русские, если хотят, могут взять их обратно, так как этих людей можно считать принадлежащими тому государству, куда занесла их судьба, — объявили чиновники Лакеману.

Поручику было сказано, что всякий иностранец, прибывший самовольно в Японию, подлежит, по японскому закону, вечному заключению. На этот раз закон не будет применен только потому, что русские о нем не знали. Для торговых сношений отведена в Японии лишь одна гавань Нагасаки, и если русское судно когда-нибудь придет в другой японский порт, вся команда будет осуждена на вечное заточение. Японское правительство соглашается, однако, разрешить одному русскому торговому кораблю притти в Нагасаки, куда будут посланы чиновники из Иедо для торговых переговоров.

Поручик Лаксман оставил привезенных японцев и вернулся на родину, чтобы сделать донесение о результатах плавания.

Но разным случайным причинам российское правительство не воспользовалось в то время возможностью послать судно в

Нагасаки для торговых переговоров. Но когда стали обсуждать проект кругосветного плавания Крузенштерна, в министерстве торговли вспомнили, что японцы соглашались допустить русское судно в Нагасаки. К тому же и теперь в Сибири жило несколько японцев, судно которых давно разбилось у берегов Камчатки. Можно было отвезти их на родину, как это сделал в свое время поручик Лаксман.

В Петербурге почти не сомневалпсь в том, что еслп для переговоров будет отправлен не простой поручик, а посланник с дарами от императора России для японского императора, то посольству будет otkpi.it доступ не только в Нагасаки, но и в столицу японского государства. Камергер Резанов готовился объяснить японским сановникам, что торговый договор выгоден для обеих стран: в Японии был избыток риса и шелка, а в [юссий-ских землях на Тихом океане добывалось очень много дорогих мехов.

Капитан Крузенштерн полагал, что каков бы ни был исход переговоров, плавание к Японии должно оказаться полезным, так как можно будет проверить и дополнить карты прилшаю-щего к Японии моря. Он готовился точно определять местоположение островов, мимо которых придется итти, и наносить на карту очертания Японской земли там, где удастся подойти близко к берегу.

Однако в первые дни плавания нельзя было делать какие-либо наблюдения. Мелкий дождик, шедший почти каждый день, пока «Надежда» стояла в Петропавловской гавани, как будто решил сопровождать корабль до Японии.

Густой туман закрывал горизонт и заставлял держаться подальше от берегов. Выло холодно и так сыро, что офицерам и матросам, стоявшим на вахте, казалось, будто сырость пробирается до самых костей.

Через неделю вдруг сразу потеплело, а еще через несколько дней стало жарко, как летом. Но_ частые сильные ветры мешали Крузенштерну приближаться к Курильским островам, протянувшимся вереницей между Камчаткой и Японией.

Через три недели увидели гористый берег самого большого из Японских островов — Ниппона, или Хондо. Но нужно было

итти дальше, к находящемуся южнее Ниппона острову Кю-Сю, где расположена гавань Нагасаки. (

Крузенштерну хотелось вести корабль на таком расстоянии от Японии, чтобы можно было видеть очертания берегов. Но на следующий день небо вдруг покрылось тучами, барометр стал опускаться, а ветер крепнуть. Капитан поспешил удалиться в открытое море, чтобы встретить там бурю.

Шел проливной дождь, и сильно качало. Однако настоящий ураган разбушевался только через день.

Темные облака совсем закрыли бледное солнце. Порывы ветра достигали такой страшной силы, что рвали в клочья снасти. Матросы с удивительным бесстрашием пытались закрепить небольшие новые и крепкие штормовые паруса, но ветер изорвал их, как бумагу.

— Сколько я ни слыхивал о тайфунах, случающихся у китайских и японских берегов, но подобного сему не мог себе представить, — сказал Крузенштерн.

Корабль то ложился почти на бок, то приподнимался, точно взбираясь на высокий крутой холм, и вслед за тем стремительно летел книзу. Мачты гнулись с зловещим скрипом. Каждую минуту надо было ожидать, что они сломаются. Матросы держали наготове топоры, чтобы при падении мачты возможно скорее отрубить ванты и немедленно выбросить ее за борт.

Вода то и дело перекатывалась через палубу. Огромная волна ударила в корабль с такой силой, что разбила ограду палубы, сбила с ног трех матросов, крепко державших руль, и причинила им тяжелые ушибы.

Каюты были залиты водой. Многие вещи, сорванные со своих мест, разбились вдребезги.

Крузенштерн со страхом увидел, что ветер погнал судно по направлению к земле.

«Я полагал, что ежели сие приключится до полуночи, то гибель наша неизбежна. Первый удар о камень раздробил бы корабль на части, причем жестокость бури не позволяла иметь никакой надежды к спасению», писал потом Крузенштерн, вспоминая эти минуты.

К счастью, ветер внезапно переменился и понес корабль от

земли с такой же силой, с какой гнал его к берегу. А перед утром буря почти совсем утихла.

Настал теплый и ясный день. II только по осунувшимся, вдруг похудевшим и потемневшим лидам людей да по разбросанным в разных местах обломкам вещей можно было судить о пе-режитом.

Ветры как будто истощили силы, а дожди исчерпали свои воды во время тайфуна. Установилась прекрасная погода. Море синело под голубым небом. Пользуясь небольшим ветерком, корабль подошел довольно близко к земле и пошел вдоль берега к югу.

Крузенштерн проверял имевшуюся у него карту и убеждался, что Япония обозначена на ней лишь в самых общих чертах. Уточняя карту, он наносил заливы и мысы. Один из них Крузенштерн назвал именем капитана Чирикова: память о смелом и скромном спутнике Беринга продолжала жить среди русских моряков.

С палубы была хорошо видна земля. Она казалась очень красивой.

— Роскошная природа украсила великолепно сию страну, но трудолюбие японцев превзошло, кажется, и самую природу, — говорил Крузенштерн.

Часто были видны темносерые скалы. На них росли сосны, совсем не похожие на российские: с тонким, причудливо искривленным стволом и немногими синевато-зелеными ветвями, распростершимися около верхушки.

Высокие холмы, горы и долины чередовались друг с другом. Каждый кусочек земли не только в долинах, но и на горах до самой их вершины был тщательно обработан. Местами виднелись рощи каштановых деревьев и небольшие каштановые леса. А однажды увидели аллею из высоких деревьев, которая шла от берега через горы и долины, пока хватал глаз. Виднелись беседки, устроенные для отдыха пешеходов.

Около крестьянских домиков были разбиты маленькие сады с фруктовыми деревьями. У берега стояло много лодок. Можно было сразу сказать, что в этой стране больше всего земледельцев и рыбаков.

По вечерам часто видели, как на берегу вдруг загорался яркий огонь. Вслед за тем на довольно большом расстоянии вспыхивал другой такой лее сильный свет. Потом такие же огни загорались далеко впереди.

— Не подают ли японцы световые сигналы, оповещая о движении нашего корабля?—говорили офицеры на палубе «Надежды».

Днем японекпе лодки иногда проплывали недалеко от корабля. Но ни одна из них не приблизилась, хотя офицеры и матросы всячески старались подозвать их к судну.

Четыре японца, возвращавшиеся из Сибири после долгой невольной отлучки, подходили к борту каждый раз, когда невдалеке проходила рыбачья лодка, и что-то кричали рыбакам на своем языке, приглашая подойти ближе. Но рыбаки плыли дальше, не отвечая ни слова. Японцы садились на палубе в кружок, поджав ноги, и говорили о чем-то между собою озабоченно и огорченно.

В начале апреля «Надежда» подошла к острову Кю-Сю. По вычислениям капитана, корабль находился уже недалеко от Нагасаки, когда однажды утром поблизости увидели лодку с несколькими рыбаками. Японцы стали громко звать их, уговаривая не бояться. После долгих колебаний рыбаки приблизились.

Японцы, бывшие на корабле, объяснили, что русское судно идет в Нагасаки на основании разрешения, которое было дано в свое время. Они сказали, что возвращаются домой, после того как попали в Россию, потерпев кораблекрушение. В конце концов пятеро рыбаков согласились подняться на палубу.