К далеким берегам

Когда, пройдя мимо высоких скал, на которых гнездилоеь множество чаек, как будто приветствовавших корабль громким криком, вошли в Петропавловскую гавань, увидели совсем близко березовый лес, высокую зеленую траву, бревенчатые дома на берегу. И даже самые спокойные люди оживленно и радостно переговаривались друг с другом, точно вернувшись домой после долгих странствий.

«Надежда» стала на якорь совсем близко от берега, Капитан мог не опасаться здесь никаких ветров. Бухта была так хорошо защищена со всех сторон, что даже в бурю корабль мог стоять там столь же спокойно, как если бы находился не в морском заливе, а на пруду.

— Гавань сия — одна из лучших в свете, — сказал Крузенштерн.

На берегу было всего три десятка домов, по большей части походивших на простые деревенские избы. Здесь жили камчатские казаки, несколько служащих Российско-Американской компании и находилась, рота солдат. У моря стояла небольшая артиллерийская батарея, а в единственном большом деревянном доме жил майор, комендант Петропавловска.

Он встретил прибывших очень любезно, освободил часть своего дома для посланника Резанова и пригласил к себе обедать моряков. Комендант извинялся за простоту обеда, угощая жирной ухой из горбуши, которая шла в это время метать икру в камчатские реки, и вареной рыбой камбалой. А гостям, которые уже несколько недель питались на корабле солониной, начавшей припахивать, и сухарями, казалось, что они еще никогда не ели такой вкусной рыбы и черного хлеба, испеченного так хорошо.

Посланник Резанов отправил гонца с известием о приходе «Надежды» к губернатору Камчатки, жившему в Нижне-Камчат-ске, в семистах верстах от Петропавловска. Губернатор согласился приехать в Петропавловск, чтобы дать распоряжение о доставке свежей провизии для дальнейшего плавания и решить некоторые другие дела.

Тем временем началась незаметная, будничная работа. Корабль расснастили и тщательно осмотрели. Выгрузили все грузы, кроме шести тысяч пудов железа, оставленного как балласт для устойчивости корабля.

С особенной осторожностью свезли на берег тяжелые ящики с дарами для японского императора. Резанов решил выяснить, не повреждены ли подарки в пути.

Вынули позолоченного бронзового слона, украшенного изум-

Вид Петропавловской гавани в 1804 году.

С гравюры из книги Лангсдорфа.

рудами. На спине его была бриллиантовая пирамида е колесом из рубинов, а на боку — часы. Когда завели ключом механизм, скрытый внутри, слон начал поводить во все стороны хоботом, махая ушами и хвостом, часы пошли в ход, а рубиновое колесо на бриллиантовой пирамиде завертелось, искрясь, как маленький фейерверк. Все удивлялись искусству, с которым сделан слон.

Потом осмотрели электрическую машину и большие зеркала с художественно сделанными рамами, меха чернобурых лисиц, ковры, вазы из мамонтовой кости, дорогие сервизы, сделанные на императорском фарфоровом заводе. Все подарки были в полной сохранности.

Сделать большой запас свежей провизии для долгого плавания оказалось нелегко.

— В Камчатской земле ныне есть свой хлеб, хотя и в малом количестве, и свои овощи. Но они успешно вызревают лишь около Верхне-Камчатска, за четыреста верст отсюда. Там же водится и рогатый скот. А мы коров не держим. Трава здесь прекрасная, да постоянные летние дожди не дают заготовить сено. И пасти скот трудно — в лесах поблизости медведей множество, — рассказывали жители Петропавловска.

Губернатор, прибыв в Петропавловск, немедленно послал казаков в Верхне-Камчатск, чтобы пригнать оттуда быков и привезти овощи. Часть солдат отправили ловить рыбу и охотиться. Настреляли много оленей, диких баранов — аргалов и гусей. Их пришлось посолить, чтобы мясо не испортилось во время плавания. А вместо лимонов, которые покупали по пути на Камчатку, теперь запасли три бочки дикого чеснока — черемши, считавшегося испытанным средством против цынги.

В конце августа сборы были кончены, но пришлось выжидать, пока настанет благоприятная погода. Наконец 6 сентября «Надежда» снялась с якоря при небольшом попутном ветре.

Прозвучал прощальный салют — тринадцать выстрелов береговой батареи. На него ответили пушки корабля. Потом «Надежда» медленно пошла к выходу в открытое море. Началось плавание, опасное по многим причинам.

— Бурное Японское море и подводные камни у крутых берегов грозят гибелью кораблям. Сама природа как будто помогает здесь японцам, не желающим пускать к себе чужеземцев, — говорили моряки.

Япония действительно оставалась страной, закрытой для иностранцев. Только голландцы и китайцы пользовались правом посылать туда небольшое число торговых кораблей, да и то лишь в один порт — Нагасаки.

За весь XVIII век только два ученых-путешественника, Кемпфер и Тунберг, служившие у голландцев врачами, сумели побывать в глубине Японии. Они написали правдивые книги об этой стране. А голландские капитаны сделали очень мало, для того чтобы описать моря, омывающие Японские острова, И хотя

один из спутников Кука, английский капитан Гор, де-Лаперуз и некоторые другие мореплаватели побывали вблизи Курильских островов и Японии, однако карты этих мест были еще очень неточны.

Капитан Крузенштерн знал, что им нельзя вполне доверят], и придется итти вперед с большой осторожностью. К тому же вблизи Японской земли бывали страшные ураганы — тайфуны, часто выбрасывавшие корабли на берег.

Много неожиданного могло случиться с русскими моряками и в самой Японии.

Прошло больше десяти лет с тех пор, как русские в последний раз попытались познакомиться с Японской землей.

Посланник Резанов, Крузенштерн и другие участники экспедиции были осведомлены об этой попытке.

В 1786 году большое судно, принадлежавшее японцу Кодая, нагруженное рисом, было захвачено на море жесточайшим тайфуном. Буря сломала мачты, сорвала корабельные шлюпки, повредила руль и унесла судно далеко от Японии. Когда ветер утих, выяснилось, что не осталось никакой возможности управлять кораблем: он должен был плыть по воле ветров, как обломок дерева. Судно носилось по морю около шести месяцев. Потом волны выбросили его на один из Алеутских островов. К этому времени из семидесяти японцев, бывших на корабле, оставалось в живых всего несколько человек, и среди них Кодая.

На острове японцы встретили русских промышленников, тоже потерпевших кораблекрушение. Русские и японцы сделали из обломков своих кораблей небольшое судно и двинулись на нем до Камчатки. Оттуда японцев отправили в Иркутск, где они прожили больше пяти лет.

Потом возник проект отправить их на родину на русском судне и воспользоваться этим случаем, чтобы завязать торговые отношения с Японией. Японец Кодая, научившийся в Иркутске говорить по-русски, мог помочь при переговорах в качестве переводчика.

Императрица Екатерина II одобрила этот проект. Она повелела сибирскому генерал-губернатору снарядить судно и написать соответствующее письмо японским властям.

Осенью 1792 года небольшое русское судно под начальством поручика Лаксмана привезло Кодая и его спутников на остров Иезо, или Хоккайдо, принадлежавший японцам. Здесь Лаксма-ну пришлось перезимовать. Он заявил японским властям, что намерен весной плыть дальше, к главному японскому острову Ниппону, и затем направиться в столицу японского государства Иедо, как назывался тогда город Токио, с письмом сибирского генерал-губернатора.

Японские чиновники встретили Лаксмана вежливо и снабдили провизией, но решительно заявили, что ни один иностранец не имеет права посещать Японию без особого разрешения. О прибытии русского корабля они послали донесение в столицу, и Лаксман несколько месяцев ждал ответа. А когда прибыли наконец чиновники из Иедо, выяснилось, что японцы опасаются сношений с другими землями еще больше, чем думали русские моряки. Даже невольно попавшие за границу японские подданные оказались под подозрением. На них начинали смотреть почти как на чужеземцев.