К далеким берегам

С гравюры из атласа Крузенштерна.

случай не изменил положение заключенных японцев. Каждый день приезжал японский врач и осматривал рану; приезжали баниосы, подолгу допрашивавшие больного, но он попрежнему оставался под караулом. Японцам, попавшим на родину после стольких испытаний, пришлось убедиться, что они останутся в подозрении на всю жизнь и, может быть, никогда не смогут увидеться с родными.

Наконец в конце марта губернатор передал через переводчиков, что в ближайшие дни приедет в Нагасаки один из важнейших японских вельмож, имеющий сан даймио — государственного советника. Даймио должен был объявить от имени императора решение относительно русского посольства.

«Мы поняли, что император, послав важного государственного советника объявить свою волю, решил не принимать российского посланника. Известить о позволений приехать в Иедо можно было и .через курьера. К тому же японцы начали осведомляться, все ли исправления на корабле закончены и может ли он выйти в плавание. Мы стали готовиться к отплытию», рассказывал потом капитан Крузенштерн.

Обер-баниоеы посетили Резанова и заявили, что при беседе е даймио и губернатором он должен проявить подобающую почтительность.

— Когда будет говорить с вами даймио, вы должны пасть ниц и слушать, склонив голову к полу, — заявили японцы.

— На это я не соглашусь ни в каком случае, — ответил Резанов.

— Но ведь даймио будет говорить от имени императора, и вы должны оказать ему соответствующее почтение.

— Но ведь и я тоже представитель своего императора и не могу допустить, чтобы он унижался в моем лице, — возражал посланник.

Японцы е недоумением качали головами, толковали о чем-то между собой и решались пойти на некоторые уступки.

— Вы, по крайней мере, станьте на колени и низко поклонитесь, — предлагали обер-баниоеы.

■— И этого не сделаю. Поклонюсь так, как полагается по требованиям вежливости, принятым во всех европейских государствах, — говорил Резанов.

— Да поклониться подобающим образом совсем нетрудно, — уговаривали японцы.

Переводчики склонялись до земли, доказывая, что такие поклоны можно делать без всяких усилий.

— Я прибыл в Японию не поклонам вашим учиться, а говорить о делах государственной важности, — сказал посланник, потеряв наконец терпение.

После долгих споров выработали церемониал встречи. Посланник согласился оставить шпагу в передней и войти в зал, по японскому обычаю, без обуви. Поклонившись по-европейски, он должен был затем сесть на цыиовки, постланные на полу.

В день встречи посланнику опять было предоставлено великолепно украшенное судно для поездки -в Нагасаки. Небольшая

Во дворе доив, отведенного русскому посланнику в Мегасакн.

О гравюры из книги Лангсдорфа.

крепость у входа в гавань была украшена флагами, а на пристани выстроен почетный караул. Здания на улице, которая вела к дому губернатора, тоже были украшены флагами, но все окна оказались завешанными. Не было видно ни одного прохожего: полиция строго запретила жителям появляться на пути, по которому проследует российское посольство.

Даймио и губернатор приняли посланника холодно.

Они заявили, что император Японии удивлен, почему российский император обратился к нему е грамотой, хотя известно нежелание Японии входить в сношения с другими государствами. В Японии уже два столетия сохраняется правило, запрещающее впускать в страну кого-либо, кроме голландцев и китайцев, с которыми ведется торговля в ограниченных размерах. Япония сама производит все, что ей нужно, а то небольшое количество европейских товаров, которое требуется, она уже получает от голландцев.

— Подарок император Японии принять отказывается. Иначе он должен был бы, в свою очередь, послать дары со своим посольством в Россию, а это невозможно, потому что японцам строго запрещено законом выезжать из отечества, — говорил даймио.

Б заключение он сказал, что японский император приказал выдать бесплатно провизию команде русского судна для обратного плавания и жалует в подарок членам посольства и морским офицерам две тысячи шелковых ковриков.

Резанов ответил, что российский император, послав грамоту и подарки в знак дружбы, не нуждается в том, чтобы его отдаривали. Россия — могущественное государство, дружба с которым может быть только лестна, поэтому странно, что приезд российского посольства рассматривается в Японии как какой-то проступок.

Старший переводчик, вежливо улыбаясь, сказал, что если узел дружбы затягивают с разных сторон два человека, большой и маленький, то большой всегда перетянет маленького. Поэтому маленькой Японии лучше не затягивать узла дружбы с большой Россией.

Посланник заявил, что не желает принимать бесплатно провизию от японцев, которые заставили российское посольство полгода провести бесплодно, живя, как в заключении. Он отказался и от подарков, пожалованных японским императором. Но губернатор ответил, что такой отказ оскорбителен для японского императора и придется послать в Иедо запрос, как следует поступить в таком случае, и российский корабль вынужден будет остаться до получения ответа. Это значило, что придется прождать еще не менее двух месяцев.

Посланник предпочел взять провиант бесплатно и принять императорский подарок, несмотря на обидный отказ японцев вести переговоры. В середине апреля капитан Крузенштерн, передав японским властям четырех привезенных японцев и получив назад все оружие, свезенное с корабля, вышел в обратное плавание.

— Переговоры с японцами не удались, но наше плавание, однако, окажется все же удачным, ежели послужит на пользу географической науке, — сказал Крузенштерн.

Он решил поэтому плыть к Камчатке не торопясь, чтобы не только нанести на карту часть побережья Японии, но и обследовать берег Сахалина, о котором знали еще очень мало.

Крузенштерн внимательно читал описание плавания Лаперу-за, положившего начало исследованию этих мест, и видел, как недостаточны сообщения французского мореплавателя, несмотря на всю их важность.

В то время, когда Лаперуз плыл мимо северо-западной Японии, стояла очень пасмурная погода,

«Мы часто вынуждены были итти в густом тумане, как будто наощупь. Мне кажется, что по туманности это море не может сравниться ни с каким другим», писал Лаперуз.

Когда туман рассеивался, Лаперуз видел серые скалы, зеленый берег, а за ним горные цепи со снежными вершинами.

Он спешил нанести на карту линию берега, как она была видна с корабля, но земля обычно скоро опять скрывалась в тумане.

«Я желал к открытиям Лалеруза присоединить и наши изыскания», писал впоследствии Крузенштерн.

«Надежда» отошла от Нагасаки в дождливый день, когда нависшие над морем облака закрывали горизонт. Потом погода еще ухудшилась, несколько раз начинался шторм, и приходилось держаться вдали он берегов.

Но когда «Надеясда» поровнялась с северо-западной частью Ниппона, погода значительно улучшилась. С палубы хорошо был виден высокий извилистый берег. Убавив паруса, чтобы корабль шел медленнее, Крузенштерн старался возможно более точно определять географическую широту и долготу заливов, гор и полуостровов. Убеждаясь, что они еще не обозначены на картах, Крузенштерн давал им русские названия.

Когда в начале мая подошли к острову Иезо, оказалось, что весна здесь едва началась и листья на деревьях еще не вполне

распустились. Крузенштерн дошел до северного берега острова и ввел корабль в залив, который назвал именем графа Румянцева. Коренные жители острова, айны, подплыли к кораблю на лодке, согласились взойти на палубу и охотно стали менять свежую рыбу на разные мелочи.

Крузенштерн и его спутники побывали на берегу, куда знаками приглашали их айны. Русские моряки встретили здесь нескольких японских купцов, торговавших с айнами, и японского офицера, который пришел в замешательство, увидев русских людей. Оказалось, что он жил на острове Иезо еще в то время, когда туда прибыл поручик Лаксман. Японец даже выучился у него немного говорить по-русски.