Путешествие по Средней Азии

благословений и освободившись от объятий, покинули Хиву через Ургенчские

ворота. Многие чересчур ретивые жители бежали за нами целых полчаса.

Благочестивые чувства вызывали слезы у них на глазах, и они восклицали в

совершенном отчаянии: "Кто знает, когда еще удостоится Хива высокого счастья

прини-мать в своих стенах стольких святых людей!" Моих коллег, сидящих

высоко на верблюдах, это совсем не беспокоило, но мне, на моем осле, такие

излияния дружбы очень досаждали, и даже осел мой потерял терпение и галопом

понес меня прочь, к моей великой радости. Лишь намного опередив всех, я

придержал осла, но мне пришлось долго дергать за поводья, прежде чем мой

длинноухий гиппогриф перевел галоп на быструю рысь. Когда же я и в этом

хотел ему воспрепятствовать, он разозлился и в пер-вый раз подал

оглушительный голос, о богатстве, гибкости и полноте которого я, впрочем,

предпочел бы судить на расстоянии.

Мы ночевали в двух милях от Хивы, в Ходже, где, несмотря на

незначительность этого селения, есть калантархона (приют для дервишей),

подобная тем, что встречаются в самых малень-ких общинах Хивы и Коканда.

Отсюда до Ханки мы ехали по обработанным землям. На всем пути встречались

превосходные тутовые деревья, и так как мой осел, все еще в добром

расположении духа, спешил впереди каравана, у меня было время подкрепиться

ягодами величиной с большой палец. В Ханку, где как раз был базарный день, я

въехал также раньше каравана и спешился у калантархона, которая находилась

на самом краю маленького городка на берегу ручья и, как обычно,

располага-лась в тени тополей и вязов. Здесь я заметил двух полуголых

дервишей, которые только что собрались проглотить свою обе-денную дозу

опиума; они и мне предложили изрядную порцию и были очень удивлены, когда я

отказался. Вместо этого они приготовили мне чай, а сами, пока я пил, приняли

свой маковый яд. Через полчаса оба были в царстве блаженства. В то время как

на лице у одного из спящих отражался глубокий сладостный сон, у другого я

видел судорожные движения, свидетельствующие о смертельном страхе.

Я бы охотно подождал, пока они проснутся, и послушал описания

прекрасных грез, но наш караван как раз проходил *[123] *через город, и я

вынужден был к нему присоединиться. Отсюда через час нам предстояло достичь

берега Оксуса и, если хватит времени, еще сегодня начать переправу. К

сожалению, этот небольшой отрезок пути был очень плохой, нам непрерывно

приходилось обходить грязь и болота, так что только к вечеру мы достигли

берега реки, где решили провести ночь.

Оксус, который показался мне чрезвычайно широким, вероят-но благодаря

обильным весенним дождям, со своими желтыми волнами и довольно быстрым

течением представлял интересное зрелище. Берег на этой стороне, насколько

хватал глаз, был окаймлен деревьями и разбросанными тут и там ховли. На той

стороне также можно было разглядеть вдали от берега следы цивилизации, а на

севере виднелись горы Овейс Карайне, похо-жие на свисающее отвесно вниз

облако. Вода в Оксусе не так хороша для питья, как в каналах и арыках, где

благодаря медленному течению песок уже несколько осел. Здесь же вода

скрипела на зубах, словно ты ешь пирог из песка, и ее можно было пить лишь

после того, как она некоторое время постоит. Что касается вкуса воды, то

жители Туркестана утверждают, что ни одна река на земле, даже Нил Мубарек

(благословенный), не может сравниться в этом отношении с Оксусом. Вначале я

думал, что приятный вкус вызывается только радостью, которую испы-тываешь на

берегу реки после безводной пустыни. Однако я дол-жен признать, что, как

показывает мой опыт, ни в Азии, ни в Европе я никогда не встречал ни реки,

ни источника, в которых была бы такая вкусная вода, как в Оксусе.

Рано утром на следующий день началась подготовка к пере-праве. Здесь,

так же как у Гёрлена, Хезареспа и в других местах, переправы являются

собственностью государства. Государство сдает их в аренду частным лицам,

которые могут перевозить на другой берег только тех чужеземцев и

путешественников, кото-рые имеют от хана петек, (Пропуск, буквально

"письмо".) выдаваемый за небольшую плату. У хаджи был общий пропуск, но я

приобрел себе отдельный, который гласил следующее: "Пограничной охране и

сборщикам податей указывается, что Хаджи Молла Абд ур-Решид-эфенди дано

разрешение. Никто не должен чинить ему препятствий".

Со стороны полиции не было никаких возражений, дело было только в том,

что мы как хаджи не хотели ничего платить за переправу на лодке, которая

принадлежит хану. Перевозчик вначале не хотел с этим примириться. Наконец он

согласился оказать нам благодеяние и перевезти нас, наш багаж и наших ослов

на другой берег. Переправа началась в 10 часов утра, и лишь к заходу солнца

мы достигли высокого берега, который тянется справа от Шураханского канала.

Саму реку мы преодо-лели за полчаса, но нас далеко унесло, и пока мы, плывя

то вверх, то вниз по течению, достигли желаемой точки на другом рукаве,

прошел день в такой жгучей жаре, какую мне редко приходилось *[124]

*испытывать. В главном русле все шло довольно хорошо, но в боковых рукавах

мы через каждые десять шагов увязали в песке. Тогда людям и ослам

приходилось выбираться из лодки, и ждать, пока она не окажется на плаву.

Когда фарватер достигал нужной глубины, мы снова влезали, перевозка ослов

была адской работой, особенно нескольких чрезвычайно упрямых, которых нужно

было, как беспомощных детей, сажать в лодку. Мне и сейчас становится смешно

при воспоминании, как длинноногий Хаджи Якуб водружал своего ослика себе на

плечи и держал за передние ноги, в то время как бедное дрожащее животное

пыталось спрятать свою голову за его спиной.

Нам пришлось ждать на берегу у Шурахана целый день, пока перевезут

верблюдов. 29 июня мы отправились дальше. Мы шли по населенной узбеками

местности Ябкенари ("Берег канала"), которая была повсюду пересечена

арыками. Ябкенари - это оазис длиной восемь миль, шириной пять-шесть миль,

он довольно хорошо обработан. За ним начинается пустыня, по краю кото-рой,

называемому Аккамыш, тянутся хорошие пастбища, где живут киргизы^72 . Дойдя

до Аккамыша, караван медленно про-должал свой путь, а керванбаши, я и двое

моих спутников, которые могли рассчитывать на быстроту своих ослов, сделали

крюк и свернули к Шурахану, лежащему в стороне от нашей дороги, чтобы там на

базаре пополнить запасы провианта или, вернее говоря, немного развлечься.

В Шурахане, окруженном надежным земляным валом, мало жилых домов, он

состоит в основном из 320 лавок, которые открываются два раза в неделю и

посещаются кочевниками и оседлым населением из окрестных мест Это

собственность амир аль-умара, старшего брата хана, у которого здесь

прекрас-ный сад. Я предоставил моим спутникам делать покупки, а сам

отправился в калантархона, расположенную перед городскими воротами. Там я

увидел нескольких дервишей, которые лежали в своих мрачных кельях на сыром

полу, страшно обезображенные и похожие на живые скелеты вследствие

злоупотребления опиу-мом бенг (изготовляемым из конопли)^73 и джерс. Когда я

им представился, они меня очень радушно приветствовали и велели принести

хлеба и фруктов. Я хотел дать им денег, но они засмеялись, мне сказали, что