В океане "Тигрис"

Воздух налетел сухой, душный, сильно пахло керосином — заявляла о себе иракская нефть.

От аэропорта до столицы — километров двадцать, я все спрашивала, когда же проедем пригороды. Юра засмеялся: «Мы давно в городе». Такая здесь система застройки: улицы повернуты лицом во внутренние дворы. Там коттеджи, фонтаны, зелень, а наружу глинобитная стена, чтобы не хвастаться благополучием. Вообще тут хвалить ничего нельзя, дурная примета. Как-то в Курне я сказала одному арабу: «Какой у вас красивый мальчик!» — а назавтра мальчик захворал, и меня остерегали: не попадайся отцу на глаза.

Полтора дня в Багдаде — ив Курну, и как менялся пейзаж! Повеяло пустыней. Два цвета в природе — серо-желтый и тускло-коричневый. Дорога рядом с рекой, Тигр то спрячется, то появится. Иногда на откосе вырастет всадник, одинокий, на фоне неба, — напомнит, что ты в стране бедуинов. А машин, встречных и попутных, полно. Причем интересно: здесь к мотору отношение как к верблюду или скакуну — сбросит, значит, такова воля аллаха. Крайне беззаботно ездят.

Добрались к вечеру, как раз попали на ужин. Юра крикнул с порога: «Тур, Тур, погляди, кого я привез!» Смотрю, во главе стола Тур, рядом с ним Норман — я его узнала по фотографиям — и еще кто-то.

Мне в том зале, кроме Юры и Тура, был знаком только Карло Маури. Но тут же мы все перезнакомились, повели меня, конечно, смотреть лодку. Затем все дружно отправились смотреть наше жилье. У ребят из Би-би-си оказалась маленькая палатка, которую они предложили Юре, и он разбил ее в саду, на стрелке, где сливаются Тигр и Евфрат.

СОГЛАСНО СУДОВОЙ РОЛИ

Прочел Ксюшину страничку и понял, что пора перечислять участников экспедиции. Намеревался их представлять | поодиночке и к слову, но уже не первые страницы идут, а кто есть кто — Heпонятно.

Приступим. Номер первый. Тур Хейердал, инициатор и руководитель похода, шестидесятитрехлетний норвежец, знаменитый этнограф, географ, путешественник.

Нелепо о нем говорить в таком тоне. Он — энциклопедия, он — явление, он — из тех, кто на высшем межгалактическом конгрессе мог бы по праву представлять земное человечество.

Подробный рассказ о нем — впереди.

А дальше, как на совете в кают-компании, «по младшенству».

МОЛОДЕЖЬ

Рашад Низар Салим, 20 лет, уроженец Ирака, студент-скульптор, знаток древней арабской культуры и рьяный ее, пропагандист. В экипаже — на должности матроса-переводчика. Нам без него и веревки не купить, и депеши не отправить. Он наш снабженец, консультант, полпред и несет свои бесчисленные обязанности с блеском. Жаль, что он — единственный среди нас, чья кандидатура еще не утверждена формально. Власти медлят неизвестно почему. Надеемся на благополучный исход. Асбьерн Дамхус, 21 год, датчанин. (Студент-физик (и математик). Кроме того, у него за плечами авторитетное учебное заведение «Атлантик-колледж». Имеет определенный опыт плаваний и уже этим для экспедиции находка. Но главное, за что его ценим, характер, необычайно жизнерадостный, деятельный, озорной. Его прозвали «Аспирин» — так проще. С Асбьерном опять-таки, считаю, нам повезло.

Ганс Питер Бём, 22 года, норвежец, тоже выпускник «Атлантик-колледжа».

Тот самый Эйч-Пи, который трудился здесь с лета, мастерил стапель, уехал на две недели домой отдохнуть и вернулся уже окончательно.

Аспирин и Эйч-Пи — полная противоположность друг другу. Там — анекдоты, розыгрыши, «ла-ла-ла», здесь — молчаливость, застенчивость и упорство. Признаться, это мне больше импонирует, чем каскады Асбьерновых шуток.

Хочет стать врачом, предполагается, что на судне будет моим помощником. Что касается прозвища — Эйч-Пи для Ганса Питера то же, что для Ганса Христиана Эйч-Си, а для Джона Фитцжеральда Ди-Эф: по названиям букв английского алфавита.

Детлеф Зойтцек, 26 лет, ФРГ. В пятнадцать — юнга, в двадцать три — капитан, самый молодой у себя в стране. Ходил по Балтике, бывал и у нас в Клайпеде. Сейчас отвечает за техническое оснащение стапельных работ и держится близ Нормана — специалиста по навигации.

По складу характера тяготеет к лидерству. В возможных колебаниях психологического климата на борту сыграет активную роль. Тем более что по возрасту являет собой как бы связующее звено между «молодыми» и «стариками».

СТАРИКИ

Норрис Брок, 38 лет, США. Кинооператор Питсбургского телевидения. Положение его отличается от нашего тем, что он «придан». Мы — на контракте, он — в командировке. Мы — на жалованье, он — финансово независим. Приватный представитель наших международных «благодетелей» — о них напишу поздней.

Человек он вполне экспедиционный. Канат тянет за милую душу. Успел поболеть (тот же кишечный грипп), но не разлеживался, презрел мои настояния и функционирует, хоть на вид тень тенью.

Тору Сузуки, Япония, 43 года. Оператор, весьма одаренный, и по совместительству владелец ресторана. Добросовестен, самоотвержен, трудолюбив, как муравей, — и заперт на сто замков. Улыбка на устах — как табличка: «Вход запрещен». Жаль, но боюсь, что и к концу плавания моя инстинктивная симпатия к нему такой и останется — смутной и инстинктивной.

Карло Маури. Дружище Карло… Фрателло Маури…

47 лет, итальянец, фотограф. После «Ра» успел штурмовать Эверест (!), участвовать в парусной кругосветной регате, пройти маршрутом Марко Поло.

Никто, кроме меня, Тура и Нормана, не подозревает, каких усилий стоит ему работа здесь. У Карло нехорошо с ногой (покалечил в горах). Другого в его состоянии я бы на версту не подпустил к лодке. Но он — Карло, у него собственные физические и моральные критерии, и разве если уж совсем худо, он разрешает мне вмешаться и принимает обезболивающее лекарство.

Внутри него бушуют постоянные бури. Столько вокруг несправедливости: того обидели, этих забыли, икс тщеславен, игрек бестактен, а надо сдерживаться, прощать и молчать.

Увы, Карло многим недоволен в нашем едва начавшемся предприятии. Недоволен, что суетимся, что неумелы, что неосмотрительны в тратах, что на площадке вечно толкутся хроникеры и киносъемщики.

Чуть ли не лучший член экипажа… И с ним, вероятно, придется труднее всего.

Посмотрим.

Сорокалетний американец Норман Бейкер. Инженер-строитель по профессии, на борту — штурман и радист. Те же должности были у него и в обоих плаваниях на «Ра». Сейчас — на суше — занимается рулями и мачтой, как всегда, с превеликим тщанием, обстоятельностью и почтением к науке. Норман — натура противоречивая. Но, мне кажется, я научился с ним ладить. Я рад, что Норман с нами.

И наконец, Герман Карраско Франко. 53 года, Мексика. Наш собственный миллионер.

Он действительно крупный предприниматель. А наряду с тем блестящий кинооператор и фотограф, археолог-любитель, владелец музея, где собрана богатейшая в Мексике частная коллекция экспонатов эпохи майя и инков.

Когда Тур — давний его друг — пригласил Карраско в экспедицию, Герман не мог поверить: «Тур, но мои годы, но мои бицепсы — какой из меня матрос?» — «Я беру тебя не в матросы, а для подводных съемок». — «Неужели ты не шутишь, Тур?»

И вот он явился, обвешанный оптикой, экзальтированный, неловкий, чем-то похожий на Тартарена — достославного охотника на львов.

Над ним, понятно, стали трунить. Он не обижался. Первый потешался над собой. Вписывался в компанию понемножку, добродушием и старательностью заставлял себя уважать.

Все. Судовая роль исчерпана. Одиннадцать — вместе со мной — мореплавателей, семеро новичков и четверо ветеранов.

Четверо из былых девяти.

РЯДЫ РЕДЕЮТ

Незаживающая рана — Джордж Сориал. Весельчака Джорджа нет на свете — два года назад, работая под водой, он попал в беду и погиб в Средиземном море.

Разошлись пути Хейердала и Сантьяго Хеновеса. Мексиканский профессор сам сейчас выходит в океан. О его плавании на понтонном плоту «Акали», вероятно, будет повод рассказать.